Ты, живущий

После «Песен» Рой Андерссон, казалось, нашёл свою стезю. «Ты, живущий» является полным продолжением той ленты, равнозначным способом используя повествование по раздельным сценам, иногда, с периодичностью, имеющими своё продолжение, равно как и продвигая идею апокалипсиса для низких и безвозвратных слоёв общества.

Тут тебе и электрический стул за сервиз, и подсчёт финансов под занятие любовью, и дом-путешественник, и занимательная продажа ковров, и такса, которую тащат из одной стороны кадра в другую.

По сравнению с «Песнями», швед намного меньше и, при этом, значительно неудачно, использует попытки насмешливого абсурдизма, иногда выдавая эпизоды, не имеющие в своём основании комической подоплёки и поворотного момента, в данной ленте не создаются причины для улыбок, хотя именно этим — своим сюрреализмом, испещрённым визуальным юмором, — и прославилась его самая значимая работа. Гротеск тут показателен — щедринские аллюзии вызывают здесь размеренное восхищение, но никак не эмоции.

«Ты, живущий» также не имеет и боевого, раскрашенного пустынным низом, презрения к обществу и издевательствам над ним. Нынешние герои оказываются более скучной и серой консистенцией, происходящее с ними показывает очередную безысходность выбранного им пути, пути ожидания, пути угнетённого бездельничества. Скандинавская медлительность, скованная дождевиком, изрядно промокшим под этими «тучами», которые и являются основной палитрой творчества Роя Андерсона, закрывает любой свет в конце тоннеля, когда-либо открывшийся им, и предрекает скорейший исход, исход внутренний, как разрушение собственного мира. Режиссёр, хоть и жидко посмеиваясь над ними, проявляет к ним в этот раз несказанное сочувствие, позволяет им повторять свои ритуалы и уходить с лица экрана, оставляя место другим, точно таким же.

Единственным, что выигрывает в выбранной сфере сравнения, является задний план, который режиссёр использует намного удачнее, чем прежде, и ещё больше оживляет мини-историю движением не камеры, перед героем, а движением персонажей и обстановки позади них. Особенно идеальна в этом плане сцена медового месяца — путешествие играющего жениха и его невесты по железной дороге в собственном доме, что первоначально видно лишь через маленькое окно с левой стороны, а затем раскрывается полноценно, сначала пассажирами вокзала, заглядывающими в окно, после чего приоткрывает остальные этажи видом со стороны вокзала.

Обидно только в одно — в этой ленте нечего выделять. Один раз рассуждая про сюрреализм и абсурдизм «песен», повторение «живущего», добавляет лишь количество сцен в общую галерею, больше неудачных, не имеющих в себе ни очертания сюжета, ни многомерность пространства, ни взгляд, препарирующий взгляды традиционные, однако всё столь же принимающими на свою душу приближающийся конец света.

Этот фильм вряд ли понравится тем, кто привык к шаблону голливудского кино, последовательно развивающему сюжет от завязки к развязке через обязательную кульминацию. У Андерссона ничего этого нет; он снимает вообще без сценария и графика съемок, все эпизоды — сплошная импровизация, всякий раз снятая длинным планом одной камерой и с одного ракурса: монтаж режиссер по большей части отвергает. Однако фильм совсем не оставляет ощущение хаоса, композиция выверена до миллиметра и сильно отдает театральностью — как своей статичностью, так и расстановкой элементов. У Андерссона свой взгляд на то, каким должен быть идеальный кадр, он самостоятельно создает мизансцены и оттачивает эпизоды до совершенства, переснимая и отшлифовывая их многократно, пока не получит удовлетворяющий его результат.

«Ты, живущий» — вторая картина из трилогии о человеческом существовании, в некотором роде подборка привычной для Андерссона социальной рекламы, объединенная общим настроением и цветовой гаммой, или, если хотите — сборник не всегда смешных анекдотов про обывателей, череда маленьких зарисовок о маленьких людях. Пятьдесят сценок, которые сам режиссер назвал «живыми картинками», пятьдесят иллюстраций безрадостной жизни, мелочных желаний и покорной безвыходности. Безликие интерьеры, безликие люди, ни ярких красок, ни ярких чувств, приглушенные, близкие к серому цвета и неприяные, изломанные непроходящей тоской лица, размазывающиеся в полуторачасовой монолог режиссера о живущих здесь и сейчас. «Завтра будет новый день», — каждый вечер произносит бармен в дрянном баре, призывая сделать последний — на сегодня — заказ, но этот новый день так и не наступает, и ничего не меняется ни в людях, ни вокруг них. Все так же доводят оркестранты своих жен и соседей до белого каления бесконечными репетициями, и толстая тетка, запивая алкоголем несбыточную мечту о мотоцикле, жалуется на то, что ее никто не понимает, и девчонка в нелепых лиловых сапожках упражняется в объяснениях в любви гитаристу рок-группы, грезя о свадьбе и совместной жизни в тесном пространстве мещанского быта.

Андерссон скрупулезно вырисовывает черты окружающего мира, многократно, до гротеска, усиливая их, — но не обличая, а беззлобно, хотя и грустно, высмеивая. Как запутавшуюся в поводке таксу, которую, не замечая, тащит по земле впавший в маразм хозяин в одной из первых сцен фильма, — так и все герои, раздавленные существованием, сдавшиеся и вряд ли представляющие иную жизнь, покорно позволяют судьбе волочить себя изо одного дня в следующий. Их сны — лишь продолжение серого настоящего и мало от него отличимы, и абсурдная реальность плавно переходит в абсурдные видения, наполненные все теми же невеликими обывательскими страстями. Все эти люди — мастерски нарисованный Андерссоном собирательный портрет современника. Таков ты, живущий.

В одной из сцен типичный, затюканный, ународненный и обледненный адерссоновский персонаж — психиатр рассказывает, что от работы собственной подустал и злобных эгоистичных страдающих людей делать счастливее не собирается (похожий типаж один из немногих кто периодически появляется несколько раз на протяжении фильма), а просто будет выписывать рецепты, и чем жестче препарат, тем лучше. Такое впечатление, что похожими мотивами руководствовался и режиссер, особенно если сравнивать его картину с предыдущей — больше абсурда, чем характернее, тем лучше, к черту целостное кино.

Действительно, обнаружить связующее звено во всем этом безумии — крайне трудно. Нет, стиль узнаваем, многим приглянувшийся, отчасти безупречный, сцены умиляют даже в статике, но если в «Песнях со второго этажа» зрителю давался шанс хоть как-то связать абсурдное действо в единую цепочку повествования, более того, символы были читаемы и зависимы друг от друга, то есть и осмыслить получалось худо-бедно; «Ты, живущий» же этой возможности бессердечным образом лишает.

Нет, конечно, можно назвать это визуальным отображением каких угодно идей — одиночества ли, обескровленности повседневщины, нарушений связи между людьми, всеядной апатия и так далее, но, боже ж ты мой, получается такое обаятельное и стильное кино хорошего постановщика становится тяжеловесной философской пошлятиной. А другие решения лежат в области отдаленно навеянного, как мое сравнение Андерссона с психиатром, что как-то основательно подтвердить мало возможно.

Коллаж, конечно, занимательный, но надеяться, что безупречный стиль сможет послужить достаточной и единственной связующей линией в фильме — несколько проигрышно, особенно для зрителя с большим удовольствием принявшего не менее стильный, но целостный сюр «песней».

Возможно, беда большого количество авторских фильмов — попытка за уши расширить масштаб поднимаемых проблем (не исключено, что здесь этой задачи вообще не стояло, а все эти смыслы — домыслы зрителей, кому одного стиля на полтора часа маловато), так, рассуждая о свойствах жизни, можно уйти дальше — к бытию. И голубям.

Ты, живущий! Редкость, что в названии кроется весь смысл показанного нам. Ты, живущий — обращение к смотрящему, дерзкий толчок в спину двумя указательными пальцами. Одним только названием нас заставили поднять веки.

Что скрывать, зачастую приходится отматывать некоторые сцены в фильмы, потому что они ничего за собой не несут, но тут же всё наоборот. Каждую сцену хочется пересмотреть ещё раз, хочется смаковать её. Это не тот случай, когда появляется желание поскорее закончить просмотр и вынести свой вердикт — нет. Но присутствует желание пометить фильм галочкой, дабы запомнить его и не потерять ощущений после просмотра оного.

Сюрреалистичная драма Роя Андерсона — стоящая трагикомедия, которую однозначно стоит смотреть. Кратко, нестрого, понятно. Идеальная продолжительность фильма тут кстати — 90 минут — оптимальный выбор для данного жанра.

8 из 10