Песни со второго этажа

Первый фильм шведского режиссёра Роя Андерсона из трилогии «о бытии человеческом».

Идея этой трилогии проявилась ещё в рекламных роликах Роя, где он препарируя быт современного ему человека, выявлял и высмеивал пороки общества, умудряясь при этом рекламировать:посуду, дезодоранты и т. д. То есть, один из пороков: «общество потребления». Эта амбивалентность сохраняется и в фильме. Где «безжизненные существа» говорят о жизни.

Фильм представляет череду сюрреалистичных сценок в городе охваченным экономическим кризисом длящихся не более 10 минут, соединённых общей идеей и несколькими перекликающимися сюжетными линиями, не очень заметными и даже не имеющие чёткого конца и начала. Камера абсолютно статична:не меняет ракурс и почти не движется (один раз за весь фильм переместившись). Герои бледны и без эмоциональны как и картинка снятая в серых цветах. Всё это создаёт абсолютно уникальную вселенную, где нет времени (в кадре может появится мальчик давно умерший в 40-х или самоубийца).

Сюжет можно трактовать как второе предшествие без Иисуса (ведь Иисус как, говорилось в фильме, это просто добрый человек) в капиталистическом мире погрязшем в «купи, продай» где хорошо пишущий стихи человек может только сойти с ума, а старые генералы при наступлении кризиса скинуть со скалы «цветущюю юность» в виде маленькой девочки, нет добра.«Мёртвые восстав увидят мёртвых». Фильм может сломать а может создать вас заново, кроме того он очень актуален сейчас в России где также экономический кризис.

Песни со второго этажа будут слышны тем кто любит и любим, остальным «любим будь сидящий».

Необычный, очень статичный, местами весьма забавный, но чаще изрядно подзатянутый фильм о стране победившего социализма. Я говорю о Швеции.

Напомнил почему-то «Скромное обаяние буржуазии» и, неожиданно, «Кин-дза-дза»!

Необычность видеоряда заключается в полной статичности (или как там это у операторов называется?) За весь полуторачасовой фильм я заметил только один кадр, где камера ооочень медленно отступает назад. Да и персонажи, поголовно упитанные, двигаются по неподвижному пространству как разбуженные зимой мухи. Хотя картинка выстроена безупречно.

В ту же тему замершей страны и её обмороженных жителей играет и абсолютная аскетичность интерьеров, городских ландшафтов, внутренних помещений. Стерильная чистота внутри квартиры кажется ещё более безжизненной, чем аналогичная стерильность внутри больницы, потому, что в последней она (чистота) обязана быть, тогда как в первом случае — мягко говоря, неестественна.

И даже если бы я пересказывал краткое содержание, то «Песни со второго этажа» как раз тот случай, когда пересказывать по факту.. нечего!

Так что смотрим и наслаждаемся!

П. С. В последней сцене, где многочисленные распятия летели в кучу мусора, мелькнула мысль: в стране победившего социализма вера ни к чему. Ведь, как выразился один из центральных персонажей, «что нужно человеку для счастья? Чтобы был хлеб на столе и все было хорошо…» Да уж… Я подумаю об этом завтра.

Человечеству не дано пройти лёгкими путями. Оно выбирает извилистые тропы со скалистыми обрывами, выстраивает ядовито-красочные замки из пустопорожних слов и бессмысленных поступков, живёт каждый день как в бесконечно делящейся геометрии фрактального мира: безликого и равнодушного. Человечество ищет, но — не там.

Как отсюда выбраться?

В одном городе живут люди с пустыми лицами, каждое из них словно рассохшаяся от времени дверь, за коей только пыль давнего отсутствия по углам — зеркало без отражения. Жители этого городка беснуются в его тесных границах, вместе с тем неспособные сделать шаг вовне за пределы. Они так боятся за свою единовременную сытость, что поклоняются стабильности своего бытия как золотому тельцу, принося в жертву искренность, молодость, талант, невозмутимо распиная доброту на распродаже в соответствии своим бизнес-планам.

Ничего не напоминает?

Кто может тебе помочь?

За кажущейся выспренностью героев, облечённых внутренних смыслом действий, за их сомнамбулическими передвижениями среди вставших в бесконечной пробке улиц, даже за выпяченной ритуализацией не скрывается никакого второго дна, не стоит ничего, кроме неприглядной правды, а сбитая в сторону максимума надстройка абсурдности лишь сильнее её подчёркивает. Эта подёрнутая дымкой повесть человеческого бытия, в которой только мёртвые, не отягощённые больше глухотой живых, могут стать услышанными и получить ответы на свои вопросы, приходит к точке пересечений. История подводит зрителя к границе, где сталкиваются вера и безверие, где каждый в кои-то веки может наконец-то выбрать собственный путь, куда бы он в конечном счёте ни приведёт.

Двери открываются вовнутрь.

10 из 10

Предупреждение: не смотрите этот фильм, если день не задался или (простигосподи) вы в депрессии или поиске смысла жизни. Иначе кто знает, не добьют ли вас эти песни со второго этажа окончательно.

Кадр за кадром, плюс еще в подчеркнуто серых тонах, мы видим как люди (такие же серые и невзрачные) одиноки, несчастны и никому-никому не нужны. Я бы сказала, даже не люди, а лишь тень тех, кого мы могли бы назвать людьми: обескровленные, лишенные даже капли жизни. Страшная и неестественная бледность лица, темные круги под глазами, пепельные или седые волосы, минимум движений, минимум слов и полная отрешенность.

В офисном здании человек тащится по полу, потому что не хочет лишаться работы — единственной вещи, которая хоть как-то придавала смысл его жизни в течение 30 лет. В сумасшедшем доме человека тащат, вероятно, в его палату. Тащится, тащат — от перестановки слагаемых сумма не меняется. Человек приходит в церковь, однако вместо «Божьего гласа и Божьей милости» он слышит от пастора о курсе акций, которые то вверх, то вниз. Девочку приносят в жертву — еще один член общества отрекся от своей цветущей юности и символически вступил в круг этих полуживых или полумертвых теней-призраков. Люди хотят покинуть этот ад, но багаж, накопленный за годы, — серьезная обуза, от которой никуда не деться.

Фильм напомнил мне пьесу «В ожидании Годо» Сэмюэля Беккета. Так же как в пьесе Владимир и Эстрагон, которые абсолютно не двигаются с места, но верят, что так и должно быть, ведь вот-вот придет Годо и внесет наконец-то смысл в их бессмысленное существование, персонажи фильма ни на минуту не представляют, что в состоянии изменить свою жизнь самостоятельно.

«Это не мы решаем, это все судьба — а кто может указать судьбе? Уж во всяком случае — не мы».

Вот так сидят на кровати, свесивши ноги, и думают, ну вот что за жизнь, как я, черт, до такого докатился… А потом приходят к выводу, что так суждено: «Я устал, я и так несу свой крест». Персонажи думают, что они должны жить именно так и не иначе — это их крест. И неустанно нужно всем повторять, что ты банкрот, ведь все сгорело, а твой сын в психушке, ведь он все писал и писал стихи. Ведь как еще оправдать свое существование?

Фильм-абсурд, в котором есть доля совсем не абсурдной правды.