Вам звонит Градива

Он любил её связывать. Верёвки впивались в нежную кожу её рук, оставляя на запястьях и кистях свои кровавые поцелуи, змеями обвивали её ноги, сжимая докрасна её бёдра, проникали в сочащуюся соком похоти промежность. Ему нравилось это ощущение собственного превосходства, власти; опасная игра, которая не могла завершиться как-то слишком просто. Он прилетел сюда, в чертовски жаркое Марокко, чтобы разгадать искусствоведческую загадку, но само его пребывание здесь, среди чудаков, чужаков и странных личностей, обернулось зловещим танцем, морфинистическими видениями, сном наяву и явью во сне. Он любил её связывать, не предполагая даже, что она сама любит быть связанной.

Постмодернизм подразумевает под собой исключительно контекстный тип мышления, когда автор, претендующий на обретение значимости, с той или иной степенью собственной творческой удачливости конструирует вселенные на фундаменте прошлого, перерабатывая или вовсе снося его, оставляя при этом подспудные интертексты, гипертексты и кинотексты. Постмодернистское европейское искусство, сформировавшееся окончательно к концу пятидесятых, отвергало всякий реализм в угоду сюрреализму, абстракционизму и акционизму, заново переписывая азбуку классического кинематографа, опираясь преимущественно на новую мораль, на новые принципы и правила сосуществования, на новое бытие.

Французский постмодернист Ален Роб-Грийе, создатель «нового романа» и один из главных апологетов чистого кинематографа эпохи Новой волны, всегда под обманчивой обложкой собственных жанровых произведений — а Роб-Грийе за длительный период своей литературной и кинематографической карьеры обращался к эстетике мелодрам, драм и эротических триллеров — подразумевал комплексную онорическую философию, ведь что есть кино, как не проекция сновидений на плёнку, подернутых дымкой фрейдизма, юнгианства etc? Таковыми киноснами были и «В прошлом году в Мариенбаде», и «Медленное скольжение в удовольствие», и «Бессмертная» — в основе ложных жанровых фабул этих фильмов лежало истончающее ощущение реальности, погружение в ирреальность без последующей возможности избыть из себя макабрическую кошмарность бытия, что разделяется лишь на смерть и сон.

Оттого последний фильм Роб-Грийе, «Вам звонит Градива» 2006 года, лишь искусно притворяется искусствоведческим и конспирологическим детективом, эдакой вариацией на темы «Фламандской доски» Реверте, поскольку псевдодетективная интрига кинокартины, перенесённая на аскетичный, но образный кинослог, лишь разъясняет нарратив, делая его не бессюжетной рефлексией, но не лишённой непредсказуемости фантазией на тему садомазохизма. Но при этом режиссёр не слишком увлекается эстетикой БДСМ, не доходя до чистой эксплуатации. Сцены, решенные в подобном русле, лишь служат в качестве дополнительной окраски кинопространства, позволяя героям саморазоблачиться, ведь их уединение остаётся лишь их и ничьим другим, и они вправе делать с собой все что заблагорассудится. Внешнее пространство, сиречь все Марокко как микрокосм большого мира, в котором свобода кажется фикцией, заменяется пространством внутренним, скромного обиталища профессора, где царствует неограниченная свобода воли.

Явления двух женщин в жизнь героя — служанки из настоящего и рабыни из прошлого — не кажутся случайными, между тем, в то время как в повествование будет вклиниваться гиперреализм; первая является для героя Джеймса Уилби его игрушкой, тогда как вторая — фантом — сама играет им, вовлекая в свой потаенный потусторонний мир. И очевиден становится неизбежный выбор для этого персонажа, пытающегося разгадать сущность искусства, альтер эго самого режиссёра, который на протяжении всей своей осознанной кинокарьеры постигал женское, феминное начало, часто трансформирующее либидо в деструдо, выбор между гадкой реальностью, которая не отпускает, и фривольными снами, что столь скоротечны, покуда ты жив. Эротическая эстетика фильма лишь ещё сильнее подчёркивает фрейдистский характер самосознания самого Роб-Грийе, который в «Градиве» не столько плетёт клубок сюжетных интриг, сколь плутает в лабиринте страсти, а она, как известно, иррациональна. И пробудиться от страсти можно, само собой, но порой лучше предпочесть такой томительный сон утомительной и тягостной реальности.

Все же основное видение, которое преследует зрителя сквозь все картины Алена Роб-Грийе — это порезанная женщина, воспоминания о которой преследуют героев. Нередко, главный персонаж попадает в мир грез и беседует с призраками умерших девушек. Это все должно происходить либо на пустынном пляже, либо в урбанистических интерьерах Северной Африки. На сей раз — в Марокко. Тут будет BDSM, намеки на реальное насилие и секс. Будут обнаженные тела и печаль. Но не будет страсти.

Таков уж формат предлагаемых Аленом кинематографических действий. Замысловатая игра образов скрывает некую тайну, которая может быть раскрыта лишь деятельным умом зрителя позволяющим самые смелые толкования. Тут срабатывает формула Бодрийяра — «Разоблачать образы опасно, ведь они скрывают, что за ними ничего нет». Выразительная Ариэль Домбалль и так ладно скроенная. сексуальная Дани Вериссимо были так хороши, что сами провоцировали зрителя проецировать смысл. В этом ведь и преимущество новой волны, что смысл оказывается в самом зрителе.

В структурном компоненте этот фильм, пожалуй, один из самых гармоничных и сглаженных у автора. Тут многие детали проработаны, а актеры старательны. Даже исполнитель главной роли — уроженец Рангуна Джеймс Уилби, пусть не слишком подходит, но старателен и четок. А вот, пригласи режиссер сюда Жана Рено или Антонио Бандераса — как иначе смотрелся бы фильм. Дороже на несколько порядков, без ложной скромности. И ведь заслуживает он добрых и позитивных оценок.

8 из 10

Совершенно бестолковый фильм.

Во-первых, хотя фильм и претендует на интеллектуальность, уровень художественной экспрессии в нём остается на уровне фантазий семиклассника, написавшего эссе об идеальном городе наслаждений, в котором все женщины голы, распутны и доступны и находят тебя сами (это, собственно, синопсис сюжета). Соответственно, единственный эстетический прием, доступный режиссеру — голая женская грудь. Если по какой-то причине грудь не находится в центре кадра, она обязательно маячит на заднем плане. Абсолютно все сюжетные ходы связаны со сменой порнографического штампа: вот тут сексуальная служанка, вот тут сексуальная незнакомка, вот тут БДСН, и т. д. Сублимация режиссера шита белыми нитками — в отличие от того, почему главную роль (девушки в белом) дали играть сорокалетней продавщице духов. Всё происходящее (как образы, так и история в целом) так мало имеет общего с духовностью, атмосферностью и лиричностью, как канкан с «Лебединым озером». Если, конечно, не считать духовным душок пошлости, который не выветривается из комнаты ещё несколько часов после просмотра.

Во-вторых, потуги к философии, которые автор продемонстрировал в сюжете с молодящейся профурсеткой, пишущей мемуары о будущем, совершенно беспомощны. Мало того, что они не имеют никакого отношения к сюжету (кроме возможности для актрисы показать свою бездарную игру, вполне соответствующую мишурности всей обстановки). Они ещё и не имеют отношения к философии, поскольку фильм — скорее эксплуатация полисемантичности ради плещущего через край и уничтожающего любую утонченность самоутверждения плоти, чем эксплуатация эротики ради некоей «глубокой идеи». Мне жаль, что прелюдная поллюция Роб-Грийе заслужила напряжения в извилинах его зрителей больше, чем контент обычных фильмов для взрослых. Если в нём и было что-то глубже, то оно беспросветно испорчено манерностью и натужностью сцен и глупостью диалогов. Если пользоваться единственным образом, который, судя по всему, действительно занимал престарелого режиссера и ради которого он снял 110 минут киномакулатуры — этот фильм настолько же фальшив и неинтересен, как голая грудь актрис в нём.

Первая фраза, которая вырвалась — это фильм ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. Предупреждение для тех, кто заигрался. Эта формулировка осталась и после того, как улеглись эмоции. Творец создавал свое последнее произведение. И очевидно, что говорил ВАЖНОЕ людям в этом послании. Фильм о чувствах. Чувствах восточной девочки рабыни-служанки-наложницы к белому европейцу с золотыми волосами. Он недосягаем для нее, но она манипулирует им своими: «не знаю месье».

Постоянно идет противопоставление переплетающихся в причудливом узле реальностей, фантазий и снов, как бы намекая, что никто не знает: где — НАСТОЯЩЕЕ? Моментами кажется, что Градива и есть настоящее, а вовсе не призрак из снов. Что это она придумала и пишет эту историю о французе, его наложнице, страстях, рождающихся в воспаленном сознании.

Но если приглядеться, то Градива похожа на куклу — губы неестественно припухшие, волосы слишком длинные и выдают искуственно нарощенные пряди, взгляд- пустой, холодный. В ней нет жизни, нет вдохновения. Есть лишь ускользающая интрига, которая сводит с ума бедного француза.

Этакая женщина — загадка, которую во что бы то ни стало хотят разгадать, чего бы это не стоило, даже если на кону собственная жизнь. Эта интрига толкает его в омут страстей и убивает его душу. Мы видим, как его наложница предупреждает его — тебе дали яд (лекарство от зубной боли) который убивает душу. Слишком мудро звучит, для казалось бы еще не зрелой девочки-прислуги.

Она ходит в бесформенной грубой тряпке, ее социальный статус ниже чем у тех людей, которые взлетели ВЫСОКО и собираются в местах с ограниченным доступом, наслаждаясь театром для избранных.

Но под грубой тряпкой спрятано красивое молодое тело. Именно она — настоящая. Она любит своего Господина, она желает спасти его от надвигающейся опасности. Она дико ревнует, тоскует по нему.. С энтузиазмом принимает все его дикие, необузданные фантазии и готова идти с ним по лезвию ножа. Свои фантазии и сны он воплощает именно с ней, и не с кем другим.

Она пытается ВОЙТИ в его фантазии, это можно уловить наблюдая за актрисой театра в рыжем парике.

Но все тщетно, ее Господин попался в силки он заигрался, он уже сам не понимает, где реальность, а где игра…

Яд медленно но верно делает свое дело. А Мефистофель, лик которого меняется время от времени, довольно потирает ладошки, вкрадчиво вкладывая нож в руку марионетки, которую все легче дергать за веревочки.
Итог. Она, находит способ успокоить свою сердечную боль радикальным способом, потому что уже не с силах ничего изменить.
И кстати, с самого начала именно она участвовала в завязывании всего этого клубка. Так что кто из персонажей больше всех заигрался — еще вопрос…

Дверь с треугольником, белая лошадь, зрячий слепой, больные зубы… Фильм такой, что не возможно с первого раза уловить за хвост ВСЕ! Это как у Дали — наслаждение от увиденного раскрывается и нарастает по мере созерцания, когда замечаешь все новые и новые детали из которых соткано полотно в причудливом узоре иррационального.