Женщина-насекомое

- Нельзя ссориться с клиентами. Все мужчины любят спокойных, нежных покладистых девушек

Долгая, академически безупречная, выверенная история на непростую тему. Имамура не просто рассказывает историю о проститутке. Стройность рассказа, его структурная раздробленность на временные периоды несколько возвышают повествование. В некоторые моменты даже сомнений не остается, что Имамура рассказывает нам историю своей страны. Да, да. Ну какие там психологические подробности? Он куда более увлечен изображением социума, нежели анализом травм этой несчастной женщины. Именно поэтому так важно было изобразить насилие отца в детском возрасте.

Пожалуй, лишь в такой трактовке этот фильм был бы интересен. В противном случае, все «размазалось бы по поверхности» почти документального описания быта нелегкой жизни женщин. В этом нет ни осуждения, ни даже жалости. Имамура старается запечатлеть все, как оно есть. Особое внимание он уделяет быту, пряча все возможные пикантные моменты. Смотреть фильм нелегко — будто и вовсе «ни о чем» он снят. Просто фиксация моментов жизни, только без годаровской изящности. Наоборот. А с другой стороны, есть в этом описании правдивый надрывный стон.

На мой вкус это была конечно же проба пера, милый эксперимент, не более. Потому и отношение мое к этому фильму сугубо нейтральное.

5 из 10

Медленно бредет по каменистой горной тропе немолодая японка, уставшие ноги ее неуклюже подгибаются, ломаются каблуки не приспособленных для горных восхождений неудобных деревянных туфель, немеет спина под тяжестью сумки с пожитками, но она продолжает карабкаться вверх. Так реализовал создатель финал картины, начавшейся с наблюдения за жуком, который, по сути, делал тоже самое — двигался вперед, преодолевая препятствия, что встречались на пути, пробирался все дальше и дальше, неустанно переставляя тоненькие лапки, карабкался на земляные холмы, бывшие для него персональной Фудзиямой. Ни та, ни другая особь не задумывалась о том, зачем это делает, ни та, ни другая не пыталась увидеть странности в собственных поступках, каждая, действуя рефлекторно, просто хотела выжить, адаптируясь к реалиям, в которых оказалась.

Женщина ведет жизнь насекомого, согласно мировоззрению режиссера и одновременно сценариста, и в этом ее слабость. Затрачена большая часть экранного времени на демонстрацию незначительности героини, отсутствия у нее способности дальновидно мыслить. Намеренно подчеркнуты приземленность, зависимость от мужчин и обстоятельств, утилитарность предназначения. Рожденная случайно, будучи используемой в детстве, Томэ продолжает быть объектом, взрослея и старея, пока ее страна переживает переломные для истории десятилетия. Даже в лучшие свои годы вместо того, чтобы стать хозяйкой собственной судьбы, она довольствуется лишь ролью хозяйки публичного дома, путая одно с другим. Жалкое существование примитивного создания, вечное копошение в навозной куче. Однако, находясь среди всех мыслимых гадостей мира, она способна их не замечать и в этом ее сила. Живучесть, устойчивость, гибкость, мгновенное реагирование на изменение внешних условий, удивительная приспособляемость, умение инстинктивно извлечь максимум из подвернувшейся благоприятной возможности — недостаток стратегического мышления компенсируется тактикой, позволяют необразованной крестьянке неосознанно рассчитывать на успешное преодоление тягот и сохранение душевного здоровья. И самое главное, она может быстро эволюционировать, подобно козявкам, закрепляя помогающие побеждать в конкурентной борьбе признаки в следующих поколениях. Да, пора ее расцвета коротка, но потомство на подходе. Вот уже дочь использует того, кто когда-то использовал мать, к безусловной пользе для себя, превращая гендерную незащищенность в неуязвимость. Кто теперь осмелится назвать женщину ничтожной?

Энтомологический подход Сёхэя Имамуры к исследованию женского бытия и сознания не очень удивляет. Его первой обратившей на себя внимание работой были «Свиньи и броненосцы», где произошло фактурное слияние человеческого и звериного, а свойствами животных были наделены не лучшие представители людской расы. Много позже был снят «Угорь» — один из двух фильмов, добившихся мировой славы и наград, в котором рыба становится альтер-эго однажды опустившегося на дно мужчины, помогая тому разобраться в себе, а зрителям в нем. Между двумя знаковыми картинами увидело свет скромное кино «Женщина-насекомое», использующее тот же прием — теперь его можно смело называть авторским — для того, чтобы предметнее поговорить о приземленном, и выхватить взаимосвязи между «нижней частью тела и низшим слоем общества», которые всегда были в зоне пристального внимания у одного из известнейших представителей новой волны Японии. Намеренно дистанцируясь от попавшей в объектив камеры человеческой букашки, снимая все происходящее с ней издали, не давая никаких моральных оценок, режиссер бесстрастно запротоколировав нелицеприятную действительность, предлагая нам самостоятельно определяться с характеристиками, справляться с возникшими эмоциями и решать, что первично в формировании женщины, как личности, — среда, в которой та находится, или априори имеющиеся у нее склонности.

Так же, как и Кэндзи Мидзогути, Сёхэя Имамуру на протяжении всего творческого пути интересовала тема жизни, или, вернее сказать, выживания так называемого социального дна. Однако, в отличие от «певца нелёгкой доли гейш», Имамура более хладнокровен и беспристрастен. Он, подобно любопытному энтомологу, рассматривает сквозь увеличительное стекло своих униженных и оскорблённых, не забывая при этом всегда хранить дистанцию.

В одной из ключевых лент раннего творчества Имамуры повествуется о полной лишений и невзгод судьбе Томе, вынужденной, в силу обстоятельств, практически всю жизнь торговать своим телом. Закономерно, что, научившись со временем извлекать выгоду из своего положения, она начинает свой путь наверх, превращаясь, в итоге, из угнетённой в угнетателя. И хоть её очерствение вполне естественно, да к тому же ещё оправдано желанием оградить дочь от подобной жизни, оно не приносит желанных плодов и даже, по иронии судьбы, толкает дочь на стезю, схожую с материнской.

Хоть Имамура и не принял творческую манеру Ясудзиро Одзу, у которого он одно время проработал в качестве ассистента, всё же чувствуется именно в «Женщине-насекомом» влияние японского мастера, в частности в токийских эпизодах Томе с дочерью просматриваются переклички с «Токийской повестью», пускай даже в «Женщине-насекомом» и отсутствует та невероятная нежность, которой был преисполнен фильм Одзу. Вместо нежности здесь, как это ни странно, присутствует некая схоластичность, свойственная Одзу. Но если в картинах традиционалиста Одзу она всегда смотрелась очень органично, то в кинополотне бунтаря Имамуры смотрится неким чужеродным элементом, свидетельствующим об определённой творческой не то чтобы незрелости, а, скорее недозрелости. Но это лишь нюансы, которые никоим образом не отменяют достоинств «Женщины-насекомого»: её ровной структуры, крепкой истории, заставляющей сопереживать и общей социально-ироничной направленности ленты. Последняя составляющая является важнейшей не только для конкретного фильма, но и для всего творчества режиссёра в целом. Для человека взращённого в японской культурной традиции вполне естественно воспринимать конец, как начало чего-то нового. День неразрывно связан с ночью, зима с летом, а жизнь со смертью. Извечный круговорот бытия. Инь-янь как он есть. Потому вполне объяснимо японское ироничное, буддистское отношение к жизни, какой бы тяжёлой она ни была и к смерти, какой бы ужасной она ни была. Именно это выделяет Японию на фоне других кинематографий. Именно это в полной мере свойственно картине «Женщина-насекомое». В этом контексте очень символично смотрится сцена, в которой Томе кормит грудью своего умирающего отца. Молоко словно бы закольцовывает жизнь старика, сводя рождение и смерть к единому знаменателю.

Любопытно, что центральная лента из фильмографии Имамуры — социально-философский фильм ужасов (в нетрадиционном понимании слова) «Легенда о Нараяме» — фильм с, пожалуй, одной из наиболее шокирующих и, в то же время пронзительных финальных сцен в мировом кино, многое позаимствовала именно из «Женщины-насекомого». Это и сцена непосредственно с насекомыми, очень своеобразно обыгранная в «Легенде о Нараяме» двадцать лет спустя, и общее трагично-ироничное настроение обоих фильмов, и финальный путь Томе, отдалённо напоминающий трагическое восхождение сына и матери в обитель Нараямы.

7 из 10

Натуралистичное кино о нелегкой жизни японской крестьянки. Томе родилась в нищете сельской Японии конца 1910-х годов. Отец ее обожал, мать была равнодушна. В 20 лет Томе вынуждают отправиться работать на мельнице более зажиточного соседа с тем, чтобы она стала его женой. Но служанка мельника уже имеет от хозяина ребенка, поэтому Томе не видит для себя перспективы семейной жизни в этом доме. Будучи изнасилованной мельником, она вернулась домой и родила дочь Нобуко. Чтобы найти достаток, Томе, оставив дочь на своего отца, отправилась на заработки в Токио.

Там с нею тоже ничего хорошего не происходит. Жизнь жестока, мужчины пользуются Томе и бросают ее без сожаления. Многого приходится добиваться через постель. Воспользовавшись случаем, она организует свой публичный дом и получает так желаемые ранее достаток и комфорт. Томе становится расчетливой, жесткой и циничной, все, что ей пришлось пережить ранее, она выливает на других. При этом для своей дочери такой звериной жизни она не хочет. Но Нобуко быстро понимает житейскую мудрость — чтобы чего-то добиться, надо забыть о чувстве собственного достоинства и раздвинуть ноги.

Человек в фильме представляется неким копошащимся в вековой грязи существом, более близким к животным или даже насекомым, чем к «венцу эволюции». Это довольно жесткое социальное кино. Рекомендую к просмотру любителям жанра «про жизнь» и тем, кому нравятся фильмы о Японии и японцах. Операторская работа и постановка отличные, смотрится непринужденно.