Дива

Дебютный фильм Жан-Жака Бенекса вряд ли мог претендовать на что-то серьёзное в момент своей задумки, да и первоначально не получал одобрения специалистов и ожидал провала, но далее обрёл целых четыре премии «Сезар», в том числе и за лучший дебют, а подобное направление французского кино в течение следующего десятка лет было законодателем европейской моды.

Киноведы определяют Бенекса в троицу с Караксом и Бессоном, называя их «французским необарокко». Неон, нью-вэйв, молодёжь, сменившая ночь на день, первые портативные технологии и люди, которые видят за этим не средство потребления, а средство визуализации нового мира. Традиционная «приставка» пост в жанре «новых волн». Этим «Дива» в первую очередь и забирает — ощущением свободы, бесконечного движения под покровом темноты, борьбой за свои чувства, завёрнутые в новомодные кассеты, мопеды и рекламные вывески. Вхождение индустриальности в обыденность произошло с помпезностью рождения новой красоты.

В центре фильма молодой почтальон Жюль, возможная аллегория на самого Бенекса, который беспрестанно увлечён оперной певицей, она же — Дива, принципиально не выпускающей новых альбомов и всячески препятствующей пиратским записям своих концертов, поэтому услышать её можно только вживую на её выступлениях. Однако Жюль — парень талантливый и проворный, и у него получается сделать кассету, практически с лучшим звуком из третьего ряда. Однако воля случая пересекает эту запись с другой кассетой, подкинутой в его сумку, на которой уличён ещё один нелегальный факт, теперь уже похлеще нарушения авторского права.

С той поры и начинается одна бешеная погоня, справленная музыкой и разговорами, тьмой и зажигающимися огнями. Превосходная сцена в метро, длящаяся бесконечно долго, но утопающая в стихии внутреннего удовольствия. Теперь переживания не касаются безопасности и развёртки сюжета, теперь переживания приковываются взглядом к внешнему виду погони и её атмосфере, треволнения лежат на границе скользящего по рельсам вагона и игровой зоны с автоматами и боулингом. Теперь разговор в телефонной будке обладает не голливудской романтичностью и не внутренними переживаниями, а стилевой направленностью, и смотря сквозь стекло, ты видишь не героя, а образ всего внешнего антуража. Нуара, вышедшего из пленительной дымки, и ворвавшегося в мир электронного мерцания.

6.3.2019

Всё время ему приходится убегать. Просачиваться в чужие дома, вторгаться в лабиринты парижской подземки, где люминесцентные лампы саркастично подмигивают, подстёгивая постоянно увеличивать скорость. Бег зайца через поля по смутному, едва угадываемому маршруту.

Симфония сюжета строится на совпадениях, случайностях, которые звонкой монетой падают из кармана непоседливого фата. Сонористика в «Диве» Бенекса изящно скрещена с алеаторикой: пока на экране разыгрывают очередную партию штосса, где-то поблизости маячит лукавый валет, который и заправляет представлением. Именно он заставляет юного почтальона Жюля, прихватив чужую кассету, прыгать быстроногим кузнечиком в мире, где добиться истины сложнее, чем достучаться до небес. Здесь большой дефицит белых и пушистых, поэтому перспективнее прятаться от всех: и от товарищей, презентующих полицейские корочки, и от месье с импортным разрезом глаз.

Персонажи словно выпали из ниоткуда, их память не занята никчемными файлами. И убегающий Жюль, и его преследователи, и его знакомые — девушка, которая невинное выражение лица рифмует с воровством пластинок, и загадочный парень, мечтающий притормозить волны, — лишены внятного прошлого. Нет никаких якорей, которые держали бы их в порту надоедливой обыденности. Пропорции сдвинуты, шлюзы открыты и в них просачивается театральная иллюзорность. Всё не то, чем кажется, и даже сочинить бутерброд — это почти магическое действие, ритуал, шаманство. Высокое уживается с низким, и пассы на кухне совершенно естественно приравнены к особому жанру искусства, где главное — движение руки, которое тиражируется вновь и вновь. Или сюрреалистическая приманка — жилища героев, они пустынны и огромны, что дарит возможность превратить их в эстетичное кладбище разбитых авто, либо наматывать круги на роликах вокруг надменной ванной.

В фильме, где властно утверждается новое, принцип всеобщего отрицания, однако, элегантно отправлен в мусорную корзину: только отморозки с обвислой губой не любят здесь всё и вся, выстраивая в один ассоциативный ряд Бетховена, грязные лифты и старые тачки. И всё же мир осыпается продрогшими осенними листьями, превращается в паззлы, которые тасует на полу своей студии приезжий философ в небрежно накинутом пиджаке. Дефрагментация сильна, и потому порой мы видим не реальность, а её расколотое отражение в ловушке оконных стёкол, зеркальце авто или линзах очков. Эти ловко отформатированные миниатюры на удивление хороши: в них дыхание жизни, её свобода и простор. Даже вырванная из контекста, цитируемая, красота упрямо остаётся красотой: стремительно приготовленный завтрак срисован с полотен Караваджо — кувшин, чуть тронутый сеточкой кракелюр, фактурные яблоки, серебряный нож, забытый на подносе. И песня валийки, звучащая в кадре, не случайно выводит формулу некой утешительной обители, где солнце золотится подсолнухом, небо классически синее, а снег белый. При этом «Дива» явно показывает, как беспомощны, ненадёжны и хрупки традиционные средства коммуникации, бездна сколько угодно может взывать к бездне, и не дождаться ответа. Проводник смысла — музыка, она заменяет и дополняет речь, ей внимают, закрыв глаза и держа кого-то за руку. Идеалом же назначена та, кто может модуляциями голоса заменить бесконечные монологи, — оперная дива, дочь чёрного континента Синтия Хоукинс. Музыка становится текстом, который настойчиво требует дешифровки, звуки рассыпаются, дробятся, лопаются пузырьками шампанского, и из наушника, упавшего рядом с тем, кому предстоит бродить по совсем другим дорогам, продолжает литься бравурная мелодия…

Фильм, мерцательной аритмией набирающий обороты, порой делает резкий крен в медитативную созерцательность. И пока герои бродят под высоким небом Парижа, укрываясь под зонтиком от незлого дождя, наблюдая, как скульптуры и арки тонут в фиолетовом мареве сумерек, а ветви деревьев, движимые воздухом, рисуют фантастические узоры, проступает единственная истина: есть только удачно пойманное сегодня, вчера, пожалуй, и не существовало, а завтра ещё надо заслужить.

Жан Саппорта — дивизионный комиссар уголовной полиции. Прожжённый негодяй и убийца. Он меняет девушек-проституток на наркотики. Связан с антильской преступной группировкой

Почтальон Жюль, развозит по Парижу корреспонденцию на мопеде. Но, волею судьбы, оказался не в то время и не в том месте. Нежелательный свидетель. И для комиссара — представляет смертельную опасность. Тогда Саппорта отряжает двух киллеров из антильской банды, чтобы те заставили свидетеля замолчать навсегда. Но сказать, что только в этом и заключается сюжет картины — означает не сказать ничего. Здесь всё намного сложнее, запутаннее и многограннее.

Однажды мечтательный Жюль знакомится в магазине грампластинок с вьетнамской девушкой по имени Альба. В тот самый момент, когда она очень хитроумным способом воровала виниловый диск.

Альба тоже мечтатель. И не без странностей, конечно. По квартире, состоящей из одного огромного зала с ванной посередине, она перемещается исключительно на роликах. И убеждена, что в огне, пожирающим деревянные чушки в камине, живут колдуны.

Её друг-философ, некий месье Городиш, мечтает о том, чтобы остановить волны. А чёрную икру из большой железной банки (те, что раньше продавали в Париже по 1500 франков за штуку) он намазывает на французский багет длинным-предлинным тесаком. И предаётся этому эксклюзивному кулинарному занятию не абы как, а в маске с трубкой для подводного плавания.

Жюль проводит свой досуг в экзотическом жилище-гараже, наполненном изуродованными автомобилями.

- Эх, — вздыхает главный герой, показывая Альбе побывавший в аварии «Роллс-Ройс», — всё это остатки прежней роскоши. Он разбился в Монако у казино. Въехал в пальму…

Жюль — простой, ничем не примечательный парнишка, но у него есть своё видение и вкус к жизни. На его мопеде красуется «дух экстаза», снятый с преждевременно умершего в игорной зоне «роллса». В его комнате — навалом всякой дорогущей аудиоаппаратуры — стерео, квадро. Музыка — его страсть.

В «Диве» обращает на себя внимание не только патологическое внимание авторов картины к стилю, но и к жанрам. Эдакий микс из рекламных образов и расхожих штампов молодёжных субкультур. Именно благодаря этому фильм пришёлся по вкусу многим не только в Европе, но и в Америке.

«Дива» — не боевик. И не традиционный триллер. Скорее, триллер романтический. Ведь мотокурьер помимо того, что постоянно убегает от преследователей, ещё и обожает оперу. А в оперную диву Синтию Хоукинс — безумно влюблён. Ходит на её концерты. Оклеивает свою спальню постерами с изображением чернокожей примадонны. И даже умудряется стянуть из её гримёрки белое платье.

Всё, происходящее на экране, больше похоже на сказку. О сладких грёзах и большой любви. О борьбе добра со злом. О всемогущих волшебниках и недобрых силах. И необыкновенном городе, где разворачиваются все эти таинственные события под завораживающую музыку Владимира Косма.

Впервые я посмотрел «Диву» в 1981 году на неделе французского кино тогда ещё в Ленинграде. И был в полном восторге. Ничего подобного раньше видеть не приходилось. Да, сюжет поначалу казался немного нереалистичным и закрученным. А персонажи, может, где-то даже и карикатурными. Но смотришь картину и тебя вовлекает в круговорот стремительно сменяющих друг друга событий. И всё расставляется по своим местам. Как пазлы, которые так старательно собирает на полу вьетнамская мадемуазель Альба.

Да, поп-культура начала 80-х. Она бежала от реальности в эклектику. Она спасалась в синтетической электронной музыке. А культовый статус получали фигуры максимально эксцентричные. Неудивительно, что «Дива» очень точно отразила дух того времени.

А как всё это снято! Браво оператору Филиппу Русло! Вечерний Париж, ночной Париж. Тюильри, Елисейские поля, плац де ля Конкорд… Это особенный Париж. Париж Филиппа Русло.

Режиссёрский дебют 35-летнего Жана-Жака Бене был замечен не только зрителями, но и критикой — фильм получил премию «Сезар» за режиссуру.

Повторно просмотрев картину, уже в 2015 году, с неким удивлением отмечаю, что она нисколько не устарела. Ощущения не притупились, восприятие всё на той же волне. Хотя треть столетия уже позади. Катушечные магнитофоны здесь — не архаизм. Это лишь веха времени. Белый «Траксьон Аван» — некий символ. А классическая музыка — она поистине великолепна. И вечна. Как и незаурядное творение режиссёра Бене.

10 из 10

Жан-Жака Бенекса традиционно включают в самое знаменитое режиссёрское трио французского кино 1980-х годов — «Б-К-Б» (Бенекс-Каракс-Бессон), оказавшее одно из самых заметных влияний на развитие европейского кино в десятилетие «идейной и стилистической стагнации». Хотя он сравнительно поздно, в 32 года, снял дебютную картину — «Собака господина Мишеля» (1978), хронологически Бенекс всё же пришёл в кино чуть раньше двух своих более молодых собратьев.

Уже вторая его работа, «Дива», во многом предопределила установки нового кино и обозначила ряд его принципиальных особенностей, которые к середине 80-х как раз и будут аккумулированы в картинах «Б-К-Б». Один за другим в течение одного года появятся — «Подземка» Бессона, «Дурная кровь» Каракса и «37,2 утром» Бенекса. Каждое название выглядит из теперешнего далёка не просто программным, но и почти что символичным. Молодые герои этих картин, в чьих венах бурлит дурная кровь, а повышенная температура является нормой, живут в особом мире, прообразом которого выступает среди прочего парижский сабвей.

Во взрывной импульсивной «Диве» есть продолжительная сцена погони, большая часть которой проходит в метро. Безупречный ритм и нарастающее от кадра к кадру напряжение сделали эту картину одним из эталонов нового европейского кино. Погони в бессоновской «Подземке» будут читаться уже как парафразы «Дивы», равно как и ситуация двойной охоты, на стержень которой будет нанизан сюжет «Дурной крови», а фабула «Никиты» (1990) Бессона тоже будет строиться на фабуле двойной игры. Главному герою «Дивы» — юному посыльному Жюлю — приходится постоянно находиться в криминогенной ситуации.

Юноша делает пиратские записи на выступлениях оперной примадонны Синтии, искренне преклоняясь при этом перед высоким искусством. Однако он не видит ничего предосудительного в посягательстве на её авторские права. В результате ему приходится спасаться сразу от трёх заинтересованных его нелегальным бизнесом структур — двух звукозаписывающих компаний и полиции. Оставаясь в душе романтиками, возникшими как бы из неоткуда и лишёнными родственных связей, средств к существованию, нормального жилья и гражданства, практически все герои фильмов Б-К-Б заняты не совсем легальным промыслом, а то и вовсе находятся вне закона.

Их постоянно кто-то преследует или они сами преследуют кого-то. Лучшими друзьями этих последних романтиков, предтеч поколений икс и некст, этих полунищих бродяг, экстравагантных панков, фрондирующих факиров-эксцентриков, сублимировавших традиционные устремления к благополучию, учёбе, карьере, семейной стабильности и сексу в неугомонной игре с жизнью или полной к ней апатии, являются — музыка, роликовые коньки, мотоцикл, и на самый крайний случай — пистолет.