Последняя битва

История, показанная в фильме, могла произойти когда угодно и где угодно. Когда люди ютились в пещерах и кутались в шкуры, когда сооружали пирамиды, когда открывали Америку, когда осваивали целину.

Для сюжета картины временной контекст роли не играет. Потому что главное в сюжете — отношения мужчин, суть которых неизменно проходит сквозь века и поколения.

Что объединяет мужчин? Общие враги, общие интересы, общие увлечения.

Что разъединяет мужчин? Деньги, власть, женщина.

Наш мир — мир мужчин. Это мир в котором вновь и вновь происходит попытка обставить соперника в отчаянной надежде сорвать большой куш. Тут проигравший плачет, а победитель устанавливает правила и пишет историю под себя. Этот мир — арена. Здесь асфальт плавится от конкуренции, а воздух до того пропитался мускусом, что его можно резать ножом. А женщина — это приз.

Почему герои не разговаривают? А в этом нет необходимости. Они ведь и так понимают друг друга — по жестам, мимике, движениям. Ну и кроме того: если люди, сумевшие построить развитую технологическую цивилизацию, так и не сумели договориться и катаклизм, мимоходом показанный в картине, стал горьким итогом упорного нежелания понять и принять оппонента, вполне возможно что теперь, как когда-то пел Макаревич, наступило самое время «делать просто тишину» в тщетной попытке излечиться от самовлюбленного эгоизма.

Почему мир фильма черно-бел? Потому что в нем нет красок. В нашем мире женщина органично сочетает в себе две ипостаси: источник вдохновения и объект вожделения. Ее скульптуру возводят на пьедестал, ей поклоняются как символу красоты, ей посвящают стихи, ее улыбка живет сквозь века на полотнах живописцев, в ее честь называют планеты и звезды. Но мир картины серый и пустой, потому что женщины словно золотые слитки заточены в укромные темные тайники.

Хорошо, скажет неугомонный зритель, но тогда почему же здесь так мало женщин? Вот что настолько фантастического произошло в этом мире, что их количество столь ничтожно? А это неважно. Просто фильм не нужно воспринимать как однозначную фантастику. Для фантастики тут слишком мало условностей и ограничений. Повальная немота при полном понимании героями технологических процессов в данном случае используется лишь как художественный прием, демонстрирующий универсальность целеполагания человеческих отношений для любых эпох. А едва заметного намека на постапокалипсис крайне мало для серьезной социальной фантастики, особенно принимая во внимание тот факт, что здесь нет ни общества, ни принципов его построения, ни рефлексии главных героев. Тут нет ничего из того, что характерно для любой антиутопии.

В какой-то момент может даже показаться, что это своеобразный боевик. Ну а почему нет, если основные схематичные этапы соблюдены. Герой исследует, герой путешествует, герой сражается, герой зализывает раны и учится, герой получает возможность поквитаться, герой торжествует. Но проблема в том, что в любом боевике у героя есть четкая цель: либо победить конкретного врага, либо спасти конкретную женщину. У местного же героя цель определенная — он ищет женщину, но в то же время предельно абстрактная — ему подойдет любая женщина. Ему все равно какая она будет. У него нет ее образа в голове. Она не снится ему по ночам. Он не рисует ее на стене. Он будет рад любой. Именно поэтому он исследует, путешествует, сражается и так нелогично возвращается. Его бесконечный поиск продиктован тем обстоятельством, что инстинкт размножения для него стал главенствующим и затмил собой все прочие. Он просто не сможет дальше жить в этом черно-белом мире. Существовать сможет, жить — нет. Ему нужна та, ради которой он раскрасит окружающее затхлое уныние. Поэтому не случайно именно в финале картины главный герой даже чисто внешне в первый раз за весь фильм выглядит как нормальный, обычный для нашей эпохи человек. Он не только в кои то веки улыбается, больше того, на лице персонажа Пьера Жоливе воцарилось умиротворение, поскольку его поиск, наконец, завершен.

Таким образом фильм представляет собой реминисценцию на тему вечного зова, следствием чего выступают бесконечное соперничество и противоборство, а налет фантастики здесь одновременно и как удобная аранжировка, и как один из наиболее неприглядных итогов противостояния в котором никто не захотел уступать.

Для немого кино критически важна игра актеров и можно смело сказать, что Жан Буиз с Жаном Рено не подкачали. Пьеру Жоливе на мой взгляд роль удалась несколько меньше. Он неизменно теряется в одном кадре с именитыми партнерами, а его герою недостает упрямой непреклонности. Атмосфера запустения и разрухи в фильме передана достоверно, а вот музыка как мне показалось не всегда уместно подобрана; ее откровенная авангардность часто вторит постапокалиптичной картинке, нежели соответствует содержанию, небрежно скрытому под толщей мусора, песка и тлена.

Что касается финала, то он лишь выглядит благостным. Режиссер ставит не точку, а многоточие и в этот момент становится немного грустно, поскольку понимаешь — настоящая история только начинается, а значит как и прежде «все закрутится заново, но, наверно, без нас.»

Безмолвная ода женщине, которая местами звучит сильнее иных панегириков.

7 из 10

Теорию Дарвина можно считать выхлопом не в меру разыгравшейся ученой фантазии, но сложно спорить с тем, что, оказавшись в первобытных условиях, люди стремительно дичают. Объясняется это обезьяньим происхождением или нет, но деградируют они охотнее, чем движутся к прогрессу. Сомневаться не приходиться — разразись какой-нибудь глобальный катаклизм, и с досады по-волчьи завоют многие. По счастью, или в наказание от природы, человек приучен бороться за жизнь, даже если он по шею закопан в бархан, бултыхается в сточной канаве, или забаррикадирован от ломящихся в его убежище дикарей. Сопротивляться и сражаться логично — но ради чего? В своем полноценном (короткометражка «Предпоследний» таки не в счет) кино-дебюте Люк Бессон выдает сразу два ответа на этот вопрос. И каждый из них удачно соотносится с созидательным и разрушительным началом «человека разумного». Принимая конкретные обличия Пьера Жоливе и Жана Рено, они указывают на очевидную склонность к уничтожению собратьев для утверждения единственного ориентира. Добро против зла, хаос против порядка — эти поединки длятся вечно, и окончатся не раньше, чем солнце навсегда скроется за горизонтом.

Размявшись десятиминутным постапокалиптическим наброском, Бессон сотворил цельную картину краха продвинутого общества, отшвырнувшего своих незадачливых строителей к пещерным образцам Каменного века. Город-предтеча Припяти, гигантский безмолвный могильник, а вокруг него акулами снуют чудом спасшиеся варвары, на которых Безумного Макса не хватает. В этом неуютном пристанище не живет, но болтается пальцем в дырявом кармане интеллигентной наружности мужчина, который, по-видимому, рожден с синдромом белой вороны. И внешностью, и культурными повадками он смотрится настолько неординарно на пепелище, что, кажется, ему было бы проще утопиться в канализации, чем украшать уродливую композицию, воздвигнутую Бессоном. Вместо этого скиталец тянется к немногим островкам былого богатства, что способны помочь отличить человека от скота. Спартанская обстановка вынуждает ценить каждую крошку, при этом умение достойно оформить досуг никуда не исчезает. Склад непочатых бутылок со спиртным — и вот оно счастье! Простое, неиспоганенное и на века нерушимое. А есть и еще одно — главное, о котором ехидный хитрован Бессон будет говорить лишь намеками, открыв тайну последним кадром.

В «Последней битве» нет слов, она спокойна и глубокомысленна, сосредоточенна и проникновенна. Режиссер не утопает в деталях, а мастерски использует их, всячески подчеркивая, что жизнь и после смерти не лишена смысла. Сохранив то немногое, что когда-то можно было отнести к элементам счастливого быта, человек приучается защищать это, и не с пеной у рта, а с каменной стойкостью во взгляде. Метафизическое олицетворение порядка, исполненное Пьером Жоливе, по-детски искренне радуется дождю из рыб, но, оказавшись прижатым в угол, не стесняется направлять оружие прямиком во вражье сердце. Такое поведение — не подтверждение мудрости «добро должно быть с кулаками», а наглядная иллюстрация стойкости духа. При этом Бессон и в анархическом антураже умудряется демонстрировать главенство стиля над содержанием. Его герой тянется к прекрасному, раскрыв рот, впитывает полузабытые уроки этикета от пожилого аптекаря и охотно принимает правила загадочной игры, участвовать в которой необходимо с черной повязкой на глазах. Запечалившаяся в пленке разруха вызывает значительно больше интереса, чем уныния — свою оптимистическую сущность молодой режиссер и не думает скрывать. Как и тягу к экспериментам. Отсюда и необычные дожди, и странные костюмы, и общая гиперболизированность обстановки. Одним из главных «челленджей» Бессона уже тогда была захватывающая атмосферность происходящего, напрямую от жанра не зависящая. Будущий мастер прекрасно обошелся набором лоскутов вместо четко связанных эпизодов, и по-арахновски искусно сплел из них кинематографическую паутину.

Однако же в пропаганде долготерпения «Последняя битва» не замечена. Оставаясь на «вы» с динамикой, картина побуждает фантазировать на тему истребления. В конце концов, страх остаться босоногим орангутангом естественен для человека, и лишь единицы по доброй воле способны отказаться от благ цивилизации. Удивительно, как эта боязнь не мешает в любых условиях стремиться скорее к тирании, чем к общности, но, видимо, к тому подталкивает периодически вспыхивающая кровь. Бессон оставляет в стороне вопросы первопричины катастрофы и концентрируется на разрешении конфликта — черта адепта развлекательного кино дает о себе знать. С другой стороны, а что плохого в сведении драматических аспектов к общему «боевому» знаменателю? Да, война это зло, и все разговоры на тему праведности — от лукавого. Но природа недаром обучила людей защищать то, что им дорого, иногда и не разбирая средств. В каждом общественно-политическом строе находились свои источники для конфликтов, и, планомерно уничтожая себе подобных, человек не забывал о развитии. В это емкое слово можно вложить многое, а Бессон останавливается на том, что жизнь без ощущения удовольствия — немыслима. И для сохранения его, родимого, не грех и копьем помахать — и награда сама найдет своего героя.

Атмосфера кино как такового или сам факт явления этого искусства в биографии великого французского режиссера Люка Бессона складывается довольно специфичной и достаточно самобытной заявкой на оригинальность. С его именем связан не только огромный подъем и успех какого-либо отдельного жанра или стиля в киноиндустрии, но и бесценный прогресс для самого этого творца и создателя множества ярчайших и красочных картин в мире. Ум и философия данного человека сочатся из любого его шедевра и их очень сложно не заметить зрителю, так как у него к этому не взывает ни один его фильм. Да, старина Люк не работает в жанре драмы и большее время уделяет фантастике или боевику, что способствует развитию технологий в будущем и прогрессу внимания людей к ним в настоящем. Однако все его заслуги и замыслы на шаг вперед всецело зависят от того, что ему удалось создать или воплотить в прошлом, а именно поэтому его персона навсегда будет зависеть от таких масштабных и серьезных лент как «Леон» или «Пятый элемент».

Хотя на этих легендах его путь далеко не начинается и только продолжается в истории кино, потому что сам старт дан для режиссера еще в далеких восьмидесятых годах того еще века. Уже перед тем, как заявить о себе в индустрии и взойти на постамент одним из самых талантливых авторов в мире, молодой Бессон у себя на родине снимает два самых странных и два самых интересных проекта в плане подачи материала и его повествования. Первым у него по праву считается фантастическая лента «Последняя битва», которая в наши дни затрагивает души лишь самых отчаянных фанатов мэтра и затронутого выше стиля. И по правде говоря, столь насыщенная и глубокая история сейчас может быть кем-то забыта и не нужна, однако заложенная в ней искра смысла имеет шанс на свое развитие и отголоски себя в судьбах каждого поколения. Апокалипсис как он есть может уродиться и таким, каким он задуман в дебюте француза и страшен своим немым и печальным безмолвием, что уже будет являться для человека началом его конца.

Мир без какого-либо слова или даже буквы из уст людских — это ли не самое ужасное на нашем с вами веку? Когда вокруг будут кружиться песчаные барханы и слой цивильной жизни начнет постепенно вымываться и рушиться в памяти народов. Поток из людских тел и рыбьих туш продлиться еще бог знает сколько времени и будет не важным то ощущение, откуда явилась напасть, и почему весь прежний земной шар канул в лету. Люку Бессону на его старте удается обыграть на экране такое незавидное положение оставшихся в живых после коллапса или эпидемии, проблемы кризиса здесь не станут главными и все взгляды автора направляют зрителей к персонажам и к самим себе. На самом деле, чего только не показывает нам молодой человек с камерой со стороны, давая народу понять и ощутить всю горечь и проблему непонимания и черствости к своему окружению. Разруха и пустота будут играть как фон для зрителей и лишь угнетать их с самого начала просмотра столь тяжелого и трудного в понимании фильма.

Главным героем в «Последней битве» Бессона может стать любой желающий примерить тот или иной образ на своей шкуре. И пусть заглавных персонажей в ней не так уж и много, этого реально хватает для полного погружения в рассказ и в колею блужданий во сне и полетов наяву. Даже сидя на кресле или лежа на мягком диване, зритель при этом кино как-то подневольно подчиниться влиянию картины и начнет мысленно жить этаким собирательством и мелкими перебежками сквозь ряды арматуры или пыльные бури. Пытаться найти целую газовую горелку или насобирать тушек рыбы, чтобы еще хоть день протянуть на этом белом свете и желать выжить для следующих планов и мечтаний. Люк Бессон делает это специально, ибо потом вместе с главным героем зритель понимает одну из основных задач данного фильма — в самый трудный момент люди начинают переставать думать сообща и тогда из них вырождается полнота жизни. Подобно персонажам Пьера Жоливе и Жана Рено любой из них будет стараться убить, либо ограбить другого человека, так как жажда наживы и хороших деньков всегда сильнее остальных помыслов. Даже название у картины подходящее, ведь оно дает повод подумать и решить для себя лично, что же за такой вред представляет для общества эта последняя битва? Ответ дан в форме картины и зависит от восприятия зрителя, если он желает увидеть только ущерб от катастроф, то ему будет здесь этого мало, но если он придет сюда за другим запросом, то нарвется на почти доисторический строй поведения.

«Последняя битва» что есть сил вталкивает в нас долю переживаний за свое будущее и за свое «я» в этом шумном и деспотичном мире людей, где сильный вправе унизить слабого и заставить того лезть в клоаку ради личной выгоды. А может статься, что избежав этих злобных существ в человечьем обличье, дальше за горизонтом вы обнаружите то же самое и горестно вздохнете, осознав всю безысходность бытия и тщетность собственных усилий. Вероятно, что у нашего вида как говорит в этом фильме Бессон, есть только два исхода — плохой и хороший. Либо мы доведем свою планету до ручки и вобьем гвоздь в крышку её гроба, либо начнем браться за голову и не докатимся до подобного, что было изображено на широком экране. Бессон же своей картиной являет людям угрюмого и хмурого пророка-молчуна, которому суждено долго не открывать рот и в конце сказать последнее слово. Но каким оно будет, окажется ли он прав или нет, это уже будем знать лишь только мы сами.

7 из 10

Работая над созданием своего первого полнометражного фильма, известный французский кинематографист Люк Бессон вдохновлялся «Взлётной полосой» Криса Маркера, снятой в жанре постапокалиптики. В активе у создателя «Её звали Никита» и «Леона» к тому времени была короткометражная картина «Предпоследний», многие сюжетные ходы которой позже и лягут в основу «Последней битвы».

В результате апокалипсиса прежний мир рухнул и под его обломками, ежедневно убивая и сражаясь, пытаются найти приют уцелевшие люди. В силу вступил жестокий закон выживания, и нет места жалости, состраданию, любви. Главный герой на протяжении всего фильма ищет покой и возможность хоть на минуту забыться и не вспоминать о том, что его окружает. Некий реализм картине придаёт и отсутствие реплик, и чёрно-белый вариант и, безусловно, отличная игра актёров.

Наличие мощных и красочных сцен борьбы между героями заслуживает отдельных похвал, притом стоит учитывать крайне низкий бюджет фильма, что не могло не сказаться на самом замысле и его исполнении. И, тем не менее, хотя «Последняя битва» и снималась с чисто коммерческой точки зрения, она не лишена и философского подтекста. Существование людей, их взаимосвязь, общение в условиях разрухи и краха цивилизации, возможность оставаться человеком в любых ситуациях, помогать другим — вот о чём данная лента. Отстраненность и неадекватность происходящего подчёркивает, как ни странно, психиатрическая лечебница. Кто бы мог подумать, что заведение для умалишённых может когда-нибудь стать убежищем. В этом и весь Люк Бессон.

Сняв в потрясающем ключе постапокалиптическую драму, в лучших традициях «новой волны» этот режиссёр заложил основание своей восхитительной пирамиды в виде великолепно сделанных фильмов.

7 из 10