Истории обыкновенного безумия

Искусство должно стремиться к прекрасному (жизнеутверждающему), но не собирать в кучу всю мерзость человеческой натуры. Искусство должно исцелять болезни, но не утверждать их. Искусство должно ставить вопросы и давать на них ответы. Ничего этого здесь нет.

Здесь — простое отражение гадостей в кубе, «завернутые» в оболочку будто бы душевных излияний мудрой натуры «поэта» на тему бессмысленности бытия и тленности всего сущего. Об этом в России можно услышать почти от каждого алкоголика.

А что с этими гадостями делать? Уж точно никак их принять невозможно, т. к. за принятием подобного — погибель. Но эта картина их принимает.

Жизнь героев показана так, будто в человеке и нет иных движущих мотивов и стимулов к жизни, кроме животного побуждения к сексу и желания быть под одурманивающим кайфом алкоголя или наркотических веществ!

«История обыкновенного безумия», снятая Марко Феррери в 1981 году на основе произведений Чарльза Буковского представляет собой монотонно развивающуюся драму жизни современного американского писателя -алкоголика. Действие фильма протекает в Лос-Анжелесе и Нью-Йорке. Эта картина знаменует новый период творчества итальянского мастера. Отойдя от сугубо итальянской проблематики, Феррери попытался выйти в своем творчестве на новый виток, однако, на мой взгляд, потерпел неудачу. О чем свидетельствует его возвращение к своим истокам в последующих картинах «История Пьеры» и «Будущее — это женщина». В картине «История обыкновенного безумия» присутствуют все основные фетиши Феррери, такие как присутствие в кадре женщин, океана и животных. Драма писателя, задыхающегося в монотонности жизни современного американского общества. В фильме есть замечательная сцена, когда главного героя приглашает в Нью-Йорк крупное издательство, создавая для героя все условия для продуктивной работы: современный офис и т. д. Герой бросает все это и уезжает в свой грешный Лос-Анджелес. Для того чтобы творить, истинному художнику необходима свобода и видение той настоящей жизни, которая и рождает в его душе вдохновение. Не случайно, в конце фильма, герой читает, только что написанные стихи, глядя на обнаженное тело молоденькой девушки на берегу океана. Стихи, кстати пророческие, обо всем человечестве. Орнелла Мути играет в картине роль проститутки Кесс, возлюбленной главного героя, женщины странной с суицидальными наклонностями, болезненным мазохизмом. В целом картина снята очень профессионально. И это не случайно, поскольку оператором выступил знаменитый Тонино делли Колли, работавший с Пьером Паоло Пазолини. Картинка безупречна. Несогласованность замысла и формы подачи материала, которая выразилась в замедленном ритме, привели к не очень выразительному эмоциональному фону картины. Работа, на мой взгляд, для Феррери не самая удачная, но, несомненно, заслуживающая быть увиденной. Блестящие актерские работы Бена Газзары и Орнеллы Мути.

7 из 10

Это было в ночь празднования Алых Парусов. Я, по знакомому уже сценарию, опоздал на метро и теперь мне предстояла ещё одна бессонная ночь в городе. В кошельке не было ни гроша — последние деньги потратил на чизбургер с пивом. Не было ни телефона, ни часов, только небольшая фигурка Ариэль из Киндер-Сюрприза. А вокруг хаотично передвигались, создавая помехи друг другу, скопления старшеклассников и люди, нашедшие повод выпить со всеми. Маленькая шумная преисподняя разворачивалась в нескольких шагах от меня, и количество людей было прямо пропорционально моему чувству одиночества. На Невском не было никого. Были только я и маленькая игрушечная русалка. Обычное чувство, едва ли не банальнее, чем любовь. Готов поспорить, каждый кто в ту ночь орал матерные частушки и распивал n-ную бутылку водки мог похвастаться не меньшими достижениями в этой области. Но именно в тот момент, когда ужас моего положения превысил лимит, мне открылось, что моё одиночество вовсе не так ужасно, что в некотором роде это было одной из составляющих счастья. Я один и это прекрасно. Уже с большим воодушевлением я обошел Невский по несколько раз, стараясь держаться вблизи организованных групп и метафизически портить им настроение. Кончились сигареты, но у прохожих просить не хочется — даже пара фраз могла нарушить моё счастливое отчуждение. Я стал Чинаски.

Наверное, люди, загипнотизированные простыми мещанскими понятиями могут позволить себе роскошь не понять Буковски. Его читатели — потерявшие что-то или сами потерявшиеся в океане незначительных событий, безумном до обыкновения. Буковски — это Достоевский, Хемингуэй и Лоуренс, поздней ночью беседующие обо всем в грязном вонючем баре, которым владеет Луи-Фердинанд Селин, но в то же время он — бережный энциклопедист никому не доступного одиночества, с которым все сталкивались по-своему. И только люди, которые живя в одиночку содержат в порядке кухню не могут и не хотят признать его значимость, оправдывая свое мнение грязью и алкоголем. «Просто жить, пока не умрешь, — уже тяжелая работа»,… но стоящая того в любом случае, что пусть и не явственно следует из работ великого маргинала.

«Истории обыкновенного безумия» — первая осознанная попытка перенести прозу Чарльза Буковски на экран, и надо сказать попытка весьма любопытная. Несмотря на то, что местами образы и события Буковски не просто кинематографичны но именно стильно кинематографичны, сама форма повествования изобилующая авторским мнением преграждает дорогу его рассказам и романам к экранизации. Один из лидеров европейского маргинального кинематографа Марко Феррери нашел оригинальный путь. Он не собирается совершать ошибку, которые много лет спустя совершат создатели «Пьяни» и «Фактотума». Те решат серьезно покопаться в душе Буковски, не замечая вокруг массивный щит из слов, правдивых и не очень. То что сделал Феррери — это скорее не экранизация, а трибьют. Фильм не по мотивам, а в честь. Итальянец отображает основную суть прозы и немножко поэзии Буковски. Главным компонентом картины становится стиль, обыкновенно прекрасный монолог, которым открывается фильм. Феррери, как никто другой в европейском кинематографе умевший раскрыть ужас обыденных вещей, представляет здесь свою версию Чинаски. Очевидно, сей классик за свою карьеру накопил достаточно мастерства и особенного стиля, чтобы его личная трактовка известного литературного героя была релеватна.

Кому-то эта трактовка может показаться незамысловатой и даже карикатурной: красавицы, подобные Орнелы Мути и сине-зеленая, по-альмадоварски яркая, ловушка Лос-Анжелеса. Да, Феррери беззастенчиво использует визуальные контрасты. Так же, как и в штиль повествования разыгрывает главные события где-то за декорациями, в пятом измерении. Суровая, наполненная подтекстом, простота заимствована из славных произведений. Чинаски от Феррери и Газзары, наверное все-таки, открывает внешнюю сторону вопроса книг Буковски, но при этом, отображает ее максимально полно. Одиночество Буковски как такового стало опорой для истории о более обширном одиночестве, с такой даже прелестной неопределенностью, которую выразил в своем мнении о фильме сам великий маргинал — он не мог решить, понравился ли ему фильм или нет. Как бы то ни было, одиночество и иные несчастья, изящно описанные Чарльзом Буковски, как снежинки, не могут быть одинаковыми. И истории обыкновенного безумия у всех свои. Но в наше время уже не страшно жить с ними. Наверное, стоит сказать спасибо невеликому, как он сам о себе отзывался, маэстро. И спасибо другим хорошим людям, которые рискнули и соединили такие прекрасные, но внешне несовместимые вещи, как проза Буковски и кино.

В фильме удалось передать пожалуй самый главный аспект творчества Буковски: убаюкивающее ощущение заглушаемой алкоголем и случайными сексуальными связями черной, истерической, шизоидной безысходности. Постепенно повышаемый уровень животного, грубого, глубоко мужского (в самом плохом смысле) заставляет (как и в книгах) вначале поморщиться, но как только вы «впитали» эту анестезию, вас начинает все меньше тошнить и хочется плакать. Творчество Буковски напоминает сильное похмелье длинною в жизнь: перед глазами тошнотворные картины секса со страшными размалеванными бабами, алкоголь, вымученный смех со слезами и жгучее чувство вины за себя такого уродливого, нескладного, сломанного.

8 из 10