Потоп

Этот обзор будет очень кратким, поскольку всё, что было показано в фильме, почти полностью повторяет всё, что было описано в книге. Причём, актёров подобрали настолько удачно, а декорации подвели настолько точно, что в происходящее веришь. Непонятно только, зачем было упоминать Россию в начальных титрах. Мы, конечно, объявили войну шведам, причём, об этом говорится в середине оригинального текста, но напрямую говорить об этом в самом начале — как минимум, слишком помпезно. Основные тяготы войны на себе всё равно вынесла Речь Посполитая.

Собственно, хотя рецензия и вынесена в положительные, обзор, по всей видимости, и будет посвящён отличиям от книги и историческим неточностям в принципе. К счастью, их тут — очень не много:

1) Во-первых, следует упомянуть поединок Кмицица и Володыёвского. Многие критики мира, в особенности, те из них, что не понаслышке знакомы с такой вещью, как историческое фехтование, отметили его достоверность и техничность. Почему он упоминается тогда в минусах? Да потому что это — единственная фехтовальная сцена, где актёры действительно показывают класс. Дальше начинается невесть, что: массовка нелепо машет саблями, будто бейсбольными битами, Володыёвскому вырезали целую серию его личных подвигов, где он демонстрирует своё мастерство вплоть до поединка с одним из шведских рыцарей-асов, когда за него не на шутку были встревожены все бойцы, шедшие за ним, Кмициц учится правильному владению клинком… двумя саблями разом, а финальная дуэль с Богуславом Радзивиллом выглядит вялым вилянием скрещивающимися клинками, озвученное полноценными ударами стали о сталь где-то отдельно. Неужели Ольбрыхский и Ломницкий разом забыли всё, чему так старательно тренировались до всех этих сцен?

2) Мушкеты на рогатинах к тому времени стали анахронизмом. Мало того, что фитильный замок, как раз, в это время уже был вытеснен кремнёвым, сами мушкеты стали куда легче, благодаря военным реформам Густава Адольфа. Я вынужден подчеркнуть это имя, потому что, как бы смешно это ни звучало, но именно шведская армия в фильме — показана массово несущими эти самые мушкеты с рогатинами, точно разом позабыв все заветы «Снежного Льва». Притом, что в остальном тактика линейной пехоты — полностью шведского изобретения — как ни странно, передана, по большей части, правильно.

3) Раз уж заговорили о непонятных вставках и изменениях, пройдёмся по персонажам и сюжетным линиям. Во-первых, не очень понятно, зачем было менять некоторых персонажей. Допустим, тот факт, что панну Александру Биллевич сделали куда добрее и мягче, чем в оригинале, ещё можно понять. Но почему, скажем, ополоневшего шотландца Кетлинга сделали немцем Брауном, да ещё и настолько убийственно серьёзно изменили его сюжетную линию (это — притом, что «Пана Володыёвского», где он появляется, сняли до «Потопа» (sic!)), автору этих строк — не понять. Во-вторых, абсолютно неясно, почему из повествования вычеркнули главный сюжетный козырь книги, придававший также дополнительного колориту действию: разноязыкость персонажей. Из-за того, что шведы не говорят по-немецки (без шуток, у Сенкевича они говорили именно по-немецки), а татарин — по-русски (можно было в переводе сделать какой-нибудь диалект или акцент, чтобы подчеркнуть момент), а, скажем, Богуслав Радзивилл открыто отказывается говорить по-польски с Кмицицем, заявляя, что это — «варварское наречие» и предпочитая немецкий, до зрителя многое просто не доходит.

Впрочем, это всё бросается в глаза только тем, кто: а) прочёл все книги Сенкевича; б) имеет более, чем поверхностное представление об эпохе чёрного пороха, а она, увы, для многих остаётся довольно «мёртвой», по сравнению, скажем, со Средневековьем или двадцатым веком. Все вышеперечисленные недостатки являются исключительно предметом, возможно, излишне дотошного разбора, в особенности, если принять во внимание тот факт, что мало того, что картина в целом компенсирует все эти недочёты, главным образом, исключительной игрой актёров и великолепно переданным масштабом описываемых событий, прекрасными декорациями и эпохой, сквозящей из каждого кадра, но даже подача таких провальных моментов сама по себе не оставляет каких-то сюжетных разрывов и не обнажает сварочных швов в общей событийной канве.

Как отдельный фильм в отрыве от книги, «Потоп» является добротной исторической приключенческой батальной драмой.

9 из 10

Достаточно унылое и определенное затянутое зрелище. Мне «Потоп» показался прежде всего характеризующим время его постановки, нежели актуальным и интересным. Как и первоисточник, фильм подробен, многословен, со всякого рода перемещениями и мытарствами Ольбрыхского, к которому претензий меньше всего. Фактурная внешность, всякого рода хмурение бровей и блистание очами. Собственно, сама история прекрасно илллюстрирует известный посыл насчет того, что патриотизм — последнее прибежище негодяя. Бедовый любитель порубать-погулять свой буйный нрав обращает в легитимное русло войны за Польшу и в награду ему Малгожата Браунек. За вычетом центрального персонажа все остальные — весьма одномерные. Что пан Володыевский, что Радзивилл — одномерные персонажи.

Национальная эпопея Сенкевича была экранизирована Гофманом в одной, вероятно, соразмерной, стилистике. Получился эдакий национальный «пеплум» с романтическим пафосом и плохими оккупантами с предателями. Сложно судить, воспринимается ли сейчас в Польше такого рода кино чем-то иным кроме абстрактной «классики». Наши экранизации эпопей навроде «Войны и мира» или «Тихого Дона» основаны на качественно иной литературной основе.

6 из 10

Гоффман и Вайда — двуликий Янус, ну или Януш, польского кинематографа. Одно лицо, вайдовское, обращено вовне — на мир и фестивали, к рафинированным критикам и кинолюбителям. Гений его, безусловно признаваемый и в городе, и в мире, постоянно под пристальным надзором властей, на случай очередного, «невыдержанного идеологически», коленца. Его задача идти вровень с мировыми титанами и продвигать киноискусство все дальше, развивая новые сюжеты, стили и киноязык. Гоффман же устремлен внутрь, на простого польского зрителя, благоразумно спасаясь от идеологических рогаток за исторической фактурой своих работ. Он — любимое дитя государства, для него и многомиллионные бюджеты, и декорации в масштабах целых городов, и армейские полки, в любой момент готовые нарядиться в старинные мундиры и отправится в яростную атаку на бесчисленных врагов прошлого под прицелом кинокамер. Гоффман — это польская история — отчаянная, блестящая, неблагоразумная, спесивая, сама создающая себе противников и сама же героически их побеждающая. Его задача — пробуждать воспоминания о прошлом в сердцах народа, легко играя на струнах души и памяти, воплощать самые героические моменты, грозя врагам западным ну и, чуть лукаво, намекая восточному патрону, что поляки тоже не лыком шиты. Если вайдовские герои бесславно умирают на свалках или в недрах варшавской канализации, то гоффмановские персонажи возвращаются «веселые, непьяные» по домам, в объятья белокурых невест. У первого кавалерийская атака в «Летне» разбивается о броню немецких танков, у второго славное гусарство гонит тех же тевтонов вплоть до их песьих логовищ. Вайдовский персонаж обычно печален и потерян, гоффмановский лучится хрустальной ясностью — враг впереди, друг за спиной, славный меч под рукой, с нами Король и Матка боска ченстоховска.

«Потоп», этапный фильм в целой серии экранизаций трудов Генрика Сенкевича, которой Гоффман занимался всю свою жизнь, посвящен одному из самых сложных, но и блистательных, периодов польской истории. Эпохе, когда Речь Посполитая, подточенная недавним восстанием Хмельницкого, вела тяжелую войну на нескольких фронтах и в какой-то момент оказалась практически уничтоженной, поделенной между алчными шведами, суровыми московитами, дикими казаками и вольницей из числа властолюбивых местных магнатов. Король бежал, армии были разбиты, в городах стояли чужие войска, по опустевшим дорогам гуляла поземка, волки и голодные солдаты десятка армий. Восстанет и оживет ли некогда могучая держава или падет во прах, поделенная соседями, зависит от божественного провидения и силы ее блудных сыновей, одним из которых и является главный герой — Анджей Кмициц.

Кмициц, второй после пана Тадеуша по яркости и известности персонаж национальной литературы, вершина для любого уважающего себя польского актера. И если невыдержанного идеологически Тадеуша, который рубает москалей, пропустить на экраны в советское время было невозможно, то пан Анджей, борющийся с «правильными» западными врагами, идеальным образом укладывался в контекст эпохи. Ну после, конечно, небольшой правки редакторскими ножницами, удалившей из сюжета неловкие для восточных соседей моменты биографии героя — вроде его смоленского происхождения и неприятных эпизодов борьбы с русскими воеводами.

Глубоки литовские снега и по ним в начале фильма мчит главный герой с пышною свитой, молодой и гордый, на первую встречу с суженою ему шляхтянкой. По ним же предстоит и вернуться ему в конце, уже изломанному и преображенному многими борениями, терзаниями и битвами. Между этими двумя эпизодами несколько часов действия и несколько лет жизни. Успеет распасться и снова собраться страна, сам пан Анджей пройдет длинный и причудливый путь и через дворцы, в которых короли и магнаты делили лоскутное одеяло Польши и через монастыри, где собиралось и возрождалось государство.

Волк в человечьем обличье, лихой, азартный. Дикий, необузданный, вобравший в свою необъятную душу все пороки и все благородство, скрученный из стальной проволоки, способный со всем сердцем отдаться как на разбой, так и на благое дело. Страшный и вызывающий восхищение сын своей суровой эпохи. Кмициц, суть сама Польша, погрязшая в бахвальстве, спеси, удали, переходящей в безумство, собравшая на себе чуть не все смертные грехи и получившая за это справедливое наказание. Оба совершили грехопадение — страна, отрекшись в припадке безумия от своего короля и отдавшись на волю иноземцев, человек — предав клятвы и присяги, склонившись перед посулами коварного литовского воеводы и возглавив восстание против законной власти. Но Бог всеблаг, несмотря на ошибки прошлого спасение и государства, и героя все-таки возможно — через долгое, упорное и суровое физическое и, конечно, духовное подвижничество. Именно поэтому эпизоды, происходящие в Ясногорском монастыре являются центральными для повествования. Здесь, соединившись наконец воедино, и пан Анджей и сама Польша преображаются после долгой череды бед и безумств, получив свой последний шанс на счастливое избавление и второе рождение.

Пускай сам Кмициц является и образом Польши, и символом шляхетства, и просто запутавшимся грешным человеком, но нельзя отказать в трактовке и двум другим центральным персонажам фильма. Пан Володыевский — суровый и печальный ангел, воин добра и света, рыцарь слишком уж иконописный для реальной жизни. И пан Заглоба, мелкий бес, но бес свой, польский, чем-то даже родной и привычный — спесивый, бранчливый, жадный, но не без добродетелей. Вот так и ведут войну против ненавистных врагов ангел, черт и простой человек.

Простой пересказ сюжета этой войны без мира не сможет дать понимания для читателя, слишком объемны и насыщены событиями и книга, и многочасовой фильм, слишком много мыслей, терзаний, борений и авторов, и героев, особенно помноженных на тоску и писателя, и режиссера, каждый из которых творил в условиях несвободы своей родины, сжатой в мягких, но крепких тисках восточного соседа. Отсюда и детальные описания краха страны, отчаяния, утраченных надежд и иллюзий, и последующий за этим, робкий, поначалу, лучик надежды. Чудесное, невозможное уже почти спасение, полки патриотов, встающих, как из-под земли, гонящие захватчиков и освобождающие родину.

Авторы воссоздают картины прошлого, подразумевая в уме современную им реальность. Сенкевич не дожил до воплощения своих фантазий на деле, а вот Гоффман пережил смутные годы советской власти и смог увидеть и свободную страну, и закончить недоснятую в старой Польше трилогию фильмом «Огнем и мечом». Впрочем, что писать дальше? Лучше посоветовать читателю самому окунуться в яркую, прекрасную, кровавую и романтичную историю прошлого, предстающую перед нами на страницах и в фильме. Ощутить неистовство скачки через заснеженный лес, отчаяние, надежду, терпкую ненависть, беззаветную и безнадежную любовь — все те чувства, пронесенные героями через века и переданные нам на экране.

Этим всё сказано. Трилогия Сенкевича охватывает непростой исторический период для Речи Посполитой — середина 17 века, с 1648 по 1672 годы, всего 24 года беспрерывных войн с Хмельницким, с Крымской Ордой, с турецким Султаном, с Московитами, с валахами и ещё Бог знает с кем, не считаая междоусобиц.

Действие фильма происходит в 1655/66 годах, во время шведского потопа. Краткая историческая справка, без этого нельзя смотреть фильм:

Короли. К тому времени династию Ягеллонов в Речи Посполитой сменила династия Вазов, которая имела шведские корни. Ягеллоны символизировали расцвет Речи Посполитой, Вазы символизировали её закат. Дело в том, что и Швецией, и Польшей правили Вазы, и оба родственных клана оспаривали друг у друга права на чужой престол — польский король Ян Казимир титуловал себя королём Швеции, а шведский король Карл Густав — королём Речи Посполитой. Из-за этого-то пустячного повода и разгорелась самая настоящая война между Швецией и Речью Посполитой, в которой учавстовала…

Шляхта, ярким образцом которой является хорунжий оршанский Кмитиц. Знатный шляхтич в результате войны с московитами лишился своих владений, и воевал на свой страх и риск, без и ведома и позволения короля. Вообще, шляхетские вольности превысили в Речи Посполитой всякий разумный предел, король правил только номинально, а если ты сумел собрать себе ватагу, то сам себе и король.

Точно так же действовал хорунжий Оршанский, когда приехал свататься к панне Александре Биллевич (Оленьке). Потомственная шляхтянка, у которой в родне сенаторы, не слишком любезно приняла грубоватые ухаживания одичавшего пограничного хорунжего, а когда он попытался взять её силой, её опекуны Бутрымы порубили его товарищей и его самого чуть не убили, если бы Оленька его не спасла. Несмотря ни на что, она его полюбила…

На этом-то историческом фоне и разворачивается удивительная драма, когда пан Кмитиц, оболганный и потерявший всякое достоинство в глазах своей бывшей невесты, равно как и в глазах большинства польской шляхты, под вымышленным именем Бабинич совершает удивительные подвиги. (Кстати, я сам родом из Орши, деревня Бабиничи там есть и сегодня). Никто не знает, что Кмитиц и Бабинич — одно и то же лицо, Кмитица проклинают, Бабинича прославляют.

Кульминация фильма, естественно, когда тайное становится явным, и Оленька восклицает:' Ендрусь! Я раны твои целовать недостойна!» В этом месте я всегда плачу, сколько бы раз не смотрел этот фильм.

10 из 10