Человек, который лжет

«И с той поры исчез»
Из дома вышел человек
С дубинкой и мешком
И в дальний путь,
И в дальний путь
Отправился пешком.

На мой взгляд, это один из лучших фильмов о невидимых постороннему глазу моральных травмах, которые оставляет война. Когда попытка выжить любой ценой оказывается слишком дорогой, а фраза «война всё спишет» превращается в смертельную ловушку.

В отличие от стихотворения Даниила Хармса, в сюрреалистической истории Алена Роб-Грийе человек выходит из леса. А, возможно, своих воспоминаний. По одной из версий, его зовут Борис. Мужчина останавливается в небольшом городке, где местные жители его знают, но стараются не замечать. Или ему всё это кажется? Городок хранит память о своем герое времен Сопротивления – Жане. И вот, Борис начинает рассказывать разные версии последний дней всеобщего любимца в разных вариациях. То он спасал Жана, то Жан пожертвовал собой, то Жан вдруг оказывается предателем, то Борис… А, может, Борис и есть Жан?

Он шел все прямо и вперед
И все вперед глядел.
Не спал, не пил,
Не пил, не спал,
Не спал, не пил, не ел.

Ален Роб-Грийе признавался в своих интервью, что его интересуют такие повествовательные структуры, где главную роль играют пробелы. Вот и история «человека из леса» потрясают прежде всего своей «дырявостью», когда смысл все время ускользает сквозь пробелы воспоминаний, утекает, слово вода из худой посуды. И когда начинает казаться, что последовательность фактов, вроде бы, складывается в общую картину, возникают новые противоречия.

Жан-Луи Трентиньян играет поразительно. Он мало говорит, но в каждом его движении, в каждой позе прячется целая большая история с прошлым, настоящим и будущим. Столь же сильное впечатление производят интерьеры и пейзажи, словно они – тоже актеры, главные действующие персонажи в этой постановке.

Но кто же он – этот странный герой Трентитьяна, который ведет только ему понятное расследование. Ясно одно: это разочарованный человек, чья душа искалечена войной. За короткий жизненный срок он побывал в таком количестве образов, что потерялся в них навсегда. И уже ничего нельзя изменить.

И вот однажды на заре
Вошел он в темный лес.
И с той поры,
И с той поры,
И с той поры исчез.

9 из 10

Ален Роб-Грийе — Война окончена?
Война закончилась. Победители получили заслуженные награды, проигравшие понесли наказание. Мертвые с мертвыми, живые с живыми. А вот как быть с теми, кто так толком и не отметился в этой все суете? Как быть с теми, кто вроде был рядом, но оказался не при делах? Что делать с комплексом неполноценности? Таких было много, просто позабылось. К счастью.

А ведь, для многих французов и итальянцев вопрос сотрудничества, пособничества или конформизма являлся тогда болезненным. Братья, деды, отцы, племянники, в больших семьях не без странного типажа оказывалось. Не все поступали в рамках идеалов Веркора с его 'Молчанием моря'. А тут и Ален Роб-Грийе подоспел. Вместо того, чтобы обличать и разоблачать, 'жечь глаголом' и фактами - он уходит в добрый сюр. Мечущийся по лесу и оправдывающийся Тринтиньян представляет собой кафкианскую перверсию. Он одновременно и Йозеф К., и землемер К., и Грегор Замза. Стремление оправдаться перед собственным чувством вины заставляет его раз за разом модицифировать тонкие струны личной памяти возводя все более новые истории про свое военное прошлое. Постоянное превращение, где привратником служит личное Супер-Эго. Скромно, но со вкусом - ведь так, автор ухватывает нечто очень важное в жизни жителей нескольких стран.

Кстати, в тот же год вышел более понятный сюр на схожую тематику по роману Фаулза 'Волхв' с одухотворенной игрой Энтони Куинна, а концовка 'Человека, который лжет' так четко перекликается с 'Конформистом' Бертолуччи визуально, что эти фильмы вполне можно рассматривать как начало и продолжение. Благо, размытые контуры предложенные Роб-Грийе позволяют и такое толкование

7 из 10

Проживая жизнь чужую
Теперь я расскажу вам свою подлинную историю …,
по крайней мере, собираюсь попробовать.

Кинематографический дебют Алена Роб-Грийе состоялся в начале 60-х в качестве сценариста известного фильма Алена Рене. По мнению писателя, его роль в успехе картины «В прошлом году в Мариенбаде» была недооценена, поскольку в сценарии каждый кадр был детально расписан, оставалось лишь снять. Высочайшая степень визуализации текстов характерна для его литературных произведений, потому приход состоявшегося прозаика – основоположника течения «Новый роман» в кинематограф был предопределен. В его фильмах, как и в романах, да и в жизни, всё двойственно, эфемерно, противоречиво. Не стала исключением и третья авторская работа французского мастера, снятая в Чехословакии.

Безымянный герой с лицом Жана-Луи Трентиньяна, называющий себя то Жаном, то Борисом или просто украинцем, рассказывает раз за разом одну и ту же историю то о себе, а то вдруг о друге. Имена меняются с той же лёгкостью, что и противоречивые детали повествования. История та - о герое антифашистского сопротивления или предателе, рассказчик предлагает разные версии, в зависимости от слушателей и ситуации, причём сам рассказчик не имеет определённой точки зрения, она не обозначена, нет ни антагонистов ни протагонистов. Неизвестны место и время действия. Всё происходит здесь и сейчас, в период равный хронометражу ленты. То, что герои разговаривают по-французски, ничего не значит. Фильм начинается с преследования Жана отрядом нацистов, облачённых в соответствующую форму, в то время как костюмчик Жана из бутика 60-х. Автор оставляет зрителя наедине с изображением, намеренно лишая его опорных точек, побуждая к размышлению. Безусловно, это не реализм, чьи незыблемые основы подмыты французской новой волной в лице Годара, не без участия Бунюэля, Феллини, Антониони, … Это сюрреализм, в котором реальное неразрывно переплетено с воображаемым. Сны и воспоминания никак не отделены от якобы реальных событий, оттого герой, словно в навязчивом видении, раз за разом возвращается в одно и то же место, к одним и тем же персонажам. Он отстреливается, но не может выстрелить, картинно умирает, но раз за разом воскресает, и никаких зомби. Эфемерный психологизм героической, но не без пародийности, драмы сдобрен ироничным эротизмом, фрейдизмом, и садо-мазо, хотя и в меньшей степени, чем в последующих работах автора. Здесь он ещё довольно целомудрен. Три грации так и останутся по большей части застёгнутыми на все, почти все, пуговицы, но сцены с участием очаровательных: жены, кузины и служанки пропитаны эротизмом, поскольку любые сновидения эротичны.

Реальны, насколько это возможно в кино, или иллюзорны женские персонажи, решать зрителю, но волей автора герой-рассказчик, возможно, альтер эго Алена Роб-Грийе, пускается во все тяжкие, превращаясь в подобие классического дамского угодника-обольстителя. Ироничных ссылок на классику предостаточно – от античной мифологии до Льюиса Кэрролла, Фрейда, Кафки. Герой останавливается на постой в замке, бродя по коридорам, открывает различные двери, за одной из которых три девушки играют в жмурки. Здесь можно было бы разглядеть некий символизм. Девушка в белом могла бы олицетворять светлые воспоминания, в чёрном – тёмные, в сером – повседневность, а герой с повязкой на глазах – скитания по мрачным коридорам подсознания. Можно было бы, но автор категорически отрицал любой символизм в собственных фильмах, как и многие приёмы, присущие каноническому кино. В этой истории нет ни завязки, ни кульминации, ни катарсиса. Нет и самой истории, как таковой. Есть лишь интрига, события и их трактовки в сознании различных людей. Автор дал вдумчивому зрителю модель для сборки, игру для считывания, возможность родить собственные чувства из предложенного, приглашение к полноценному соавторству. Финал не даёт никаких ответов, открывая безграничный простор для ума, очерченный лишь пределами собственной фантазии.

Алан Роб-Грийе вовсе не намеревался развлекать зрителя, он ставил перед ним философские вопросы. Этот фильм – исследование особенностей человеческой памяти. Герой, фактически живущий чужой жизнью, вынужден постоянно помнить страницы чужой биографии. Но возможности памяти не безграничны, что-то, спустя годы, стирается, искажается и герой тут же сочиняет новые детали, неотличимые со временем от старых, в результате образ, запечатлённый в памяти, не имеет ничего общего с оригиналом, да и оригинал давно утерян, как у Бодрийяра. Это свойственно любому человеку, это присуще целым народам, чья история - суть симулякр, а потому на смену умершим богам приходят новые. Былые герои забываются. Новым героям слава! Ровно до той поры, пока не станет явным то, что скрыто.