Во имя чести

Ещё один качественный, на этот раз китайский военный драматический фильм — правдоподобный и очень жизненный.

Во время тяжелых боёв полностью гибнет 9-я рота одной из дивизий армии китайской народной республики, так и не дождавшись сигнала к отступлению. Рота погибает, с честью и до конца выполнив свой долг. В живых остаётся только их командир — капитан Гу Цзыди — контуженным он попадает в плен.

После освобождения и реабилитации он пытается восстановить честное имя своих солдат, которых объявили не героями, а просто пропавшими без вести. И дело не в том, что семьям погибших героев государство выдает 700 граммов риса, а пропавших без вести — лишь 200. Дело в справедливости, в восстановлении доброго имени павших за Родину.

Найти тела своих павших солдат и добиться от властей признания их заслуг — вот теперь единственное, зачем живет покалеченный ветеран войны Гу.

Первая половина фильма изобилует батальными сценами — сняты качественно и грамотно. Вторая половина всё больше перерастает в человеческую драму — бывший капитан терзает себя виной, что не позволил солдатам отступить с поля боя, хотя некоторые из них уверяли, что слышали сигнал к отступлению — звуки горна. Кстати, недаром и сам фильм в оригинале так и называется — «Сигнал к отступлению».

Многое придётся пройти отставному капитану, чтобы добиться своего, и заодно узнать, так звучал, или нет горн, был ли дан сигнал к отступлению?

Фильм получился очень хороший, сильный, причём без политики, без агитации, без пафоса и показного героизма. Настоящее кино.

Бондарчуку на заметку.

10 из 10

Я хотел вспомнить и иную цитату. «Этих дней не смолкнет слава, не померкнет никогда: партизанские отряды занимали города,» — так хотелось начать эту рецензию. Но, увы, тема забытых уж слишком актуальна, причём, во все времена, а уж в наш век, когда информация суть главное оружие, и подавно.

Наряду с «Брестской крепостью» и «Городом жизни и смерти» это — одна из самых правдоподобных, тяжёлых и трагичных картин, в которых в конце, всё же, торжествует справедливость, которые мне довелось посмотреть. Батальные сцены напряжены и реалистичны до предела, всё время неясно, в чью сторону, всё же, качнётся чаша весов в том или ином бою, хотя, порой, какое-то унылое предчувствие помогает угадать, что станется с тем или иным персонажем, как это было в сцене, когда с руки белого (гоминьдановского) офицера один из красных снимает часы и встаёт в полный рост, забыв о том, что за ним наблюдает залёгший в тени замёрзшего кустарника снайпер, немедленно поплатившись за свою оплошность. Всё чаще мы видим смятение на лицах повстанцев: уйти и сохранить жизни, нарушив приказ, либо умереть всем до одного. Их нельзя упрекнуть в трусости, но и жить людям хочется, и это нормально. Но как раз последнее и служит причиной их гибели, ибо в конце горнист, сигнала которого бойцы капитана Гу Ци Ди так и не дождались, сознаётся, что только ради того, чтобы Центральный Полк сохранился, отряду капитана Гу пришлось превратить старую шахту в очередные Фермопилы, причём, как мы, к большому сожалению, видим, это проходит у них весьма неудачно. И каким же грубым, отвратительным кощунством кажется сам факт того, что те сорок семь парней, отдавших жизни за спасение большинства, так несправедливо забыли, оставив гнить в угольной шахте, и только благодаря полубезумным ходатайствам ослепшего капитана Гу и его друзей о них стали вспоминать. Порой волей-неволей вспоминаются слова Леонида из фильма «300 спартанцев» 1962 года: «Сегодня против старейшин у меня, видимо, тоже был только деревянный меч: все мои доводы и аргументы лишь разбивались об их стену непонимания,» — именно так можно охарактеризовать отчаянные, до боли жизненные попытки Гу Ци Ди реабилитировать своих бойцов в его яростных спорах с властями, доходящих до употребления непотребных выражений открыто в адрес членов Партии. И, всё же, его понимают, и он получает необходимую помощь, и в конце мы видим его отдающим честь у мемориала своим бойцам — одним из многих героев, отдавших жизнь за свободу тех, кто работали ломами и кирками на их братской могиле в той злополучной угольной шахте.

Однако, придраться, всё же, малость есть, к чему. Мы все видели момент гибели второго политрука в конце фильма, когда он подрывает вход в шахту. Однако до этого, где-то в середине фильма, Гу говорит его жене, что тот был убит осколком шрапнели. Но это — мелочь, хотя и может броситься в глаза.

Главное то, что в этом фильме мы видим восторжествовавшую справедливость. А вот у нас, в России, такого нет. То есть, вообще. У нас таких людей поливают грязью и осуждают за «братоубийственную войну», хотя сыновьям их говорят: «Спасибо за Победу.» Вот только за какую победу? Установили бы мы флаг над Рейхстагом, не будь бы в своё время у нас, в России, таких же парней, памятник которым воздвигли в конце этого фильма?

Фильм заставляет задуматься очень о многом. О том, например, что герои — это, прежде всего, такие же люди, как и мы. У них есть свои имена. И как легко герой может стать безымянной табличкой на мемориальном кладбище, над которой кто-то воскликнет: «Но ведь как-то же мама его назвала!»

Однозначно, ставлю фильму:

10 из 10

Весьма продолжительный военный конфликт, произошедший внутри Китая между силами, подконтрольными властям Китайской Республики и китайскими коммунистами в 1927 — 1950 годах, формально всё ещё так и не окончился. Военная драма «Во имя чести», для которой больше подходит название «Сигнал к сбору», ориентируется на реальные бывшие события, которые были описаны в романе Guan Si, и рассказывает о случае с командиром 9-й роты 3-го батальона 139-го полка Отдельной 2-й армии Гу Цзыди и его подопечными.

Насыщенная, зрелищная и натуралистичная видами боевых действий драма, свою вторую часть посвящает чувствам и эмоциям ветерана, пытающегося доказать существование и геройский подвиг своих солдат, которых, спустя длительное время, всё никак не могут найти, да и вообще многие высшие чины сомневаются в словах Гу Цзыди. Чтобы восстановить честь и славу своих соратников, бывшему солдату приходится воевать и на «гражданке», сталкиваясь с непониманием, пренебрежением и общим недоверием. Взять хотя бы случай с касками, найденными в районе той самой шахты, которую приходилось героям отстаивать: месторождение ныне разрабатывается и шахтёры справляют в найденные каски нужду, в те самые каски, в которых воевали и умерли бойцы.

В ходе одного из локальных противостояний рота Гу Цзыди совершает запрещённый уставом поступок — расстреливает военнопленных и забирает их униформу. Обусловлено такое решение было тем, что любимый всеми политофицер был фактически растерзан вражеским боевым снарядом. Командование в качестве наказания, под видом наоборот веры в большие способности подчинённых Гу, направляет его роту на передовую, для удержания позиции в районе шахты. Новым политофицером назначается какой-то писатель, который в первый свой бой обмочился. Командование дало ясные и жёсткие указания — удерживать позицию во что бы то ни стало, отступая только со звуками горна, который по задумке должен был прозвучать. Никто кроме Гу не выжил, до последнего защищая шахту, горна так и не было — полк бежал, уповая на то, что рота задержит на какое-то время врага.

Собственно, первая часть фильма посвящена натуралистичному изображению военных действий, где китайцы воют с китайцами, с рваной мельтешащей камерой, беготнёй, взрывами, отрыванием и разрыванием тел и конечностей и так далее. В этом плане фильм несравненно выигрывает у многих вылизанных американских военных фильмов. «Во имя чести» делает образ войны жестковатым, но не таким уж жёстким, и пытается изображать её истинное лицо с кровью, криками, воплями и страхом, но сквозит фильм патриотичностью и даже пафосностью иной раз. Рота Гу стоит до последнего, защищая своих вождей, всю жизнь помня своих боевых товарищей, дорожа их жизнями как своими. Гу, наполовину ослепнув от взрыва мины, никак не может обрести покой и пытается восстановить историческую справедливость, преодолевая всё новые и новые препоны, но также и встречая новых друзей.

Во второй части повествования Гу не менее самозабвенно пытается восстановить память о своих товарищах, доходя до крайностей и придя на шахту со своей лопатой и собственными усилиями пытаясь найти тела солдат. Но ещё большим для Гу испытанием становится правда о том, что горна, собственно, и не было вообще — полковник, попросту говоря, бросил их роту ради собственного спасения. На мемориальном кладбище разыгрывается настоящая брызжущая слюной драма. Горнист сыграл лишь перед новоявленным памятником и объявлением бойцов павшей роты героями, что выглядит символично, трагично и слишком поздно. Хоть так, но солдаты дождались сигнала к сбору. Войны хранили свою честь и боролись за то, во что верили, до последнего. Гу, как самый настоящий командир, чтобы помнили бойцов, всю свою жизнь превратил в борьбу. Преданность китайцев безгранична и самозабвенна.

Это первое китайское кино для меня с детских лет. «Сигнал к отступлению» (оригинальное название) подкупает вполне европейским гуманистическим настроем, пафосом, переживанием.

О структуре фильма. Первая часть — рубилово, кровь и ужасы войны, но без перебора. Вторая — рефлексия. Трагедия выжившего капитана, положившего свою роту ради выполнения задания. Его поиск искупления, попытка вернуть, воскресить товарищей, в прямом смысле докопаться до них.

Пафос и философия картины позиционируются как пацифистские. Однако не все так прямолинейно. В первую очередь картина поражает своей эмоциональной глубиной, чего от современных европейских и американских фильмов того же типа сложно дождаться. Глубина эта достигается за счет грамотного выбора выразительных средств. Нет истерики, есть просто качественная, искренняя и профессиональная работа неведомых мне актеров, толковая компоновка содержательных и эмоциональных фрагментов. Осмысленное использование символики, как во фрагменте, где Гу Цзыди, пропускает на мосту свою роту вперед и смотрит назад, во тьму, туда, откуда должен прозвучать сигнал к отступлению, призыв жить, а не умирать. Немногословность — объемность смыслов достигается тонким намеком, обрамлением, а не жирным и вульгарным мазком краской. Чувство меры создателей фильма — один из ключей успеха картины.

Прочувствованное музыкальное оформление, опять же напоминающее европейские и лучшие российско-советские кинотрадиции. Тона губной гармошки мягко тревожат душу, заставляя застыть в переживании, катарсисе. И два часа хронометража не кажутся надоедливыми, скучными.

Собственно для меня основная идея фильма — не столько в отрицании войны. Меня больше поразила тонкость передачи внутренней борьбы главного героя и тех проблем, которые поднимались этой борьбой. Авторы безо всяких псевдофилософских потуг поставили сложнейшие вопросы: о неодолимом разрыве между жизнью и смертью, долгом и человечностью, волей и судьбой, смысле страдания. Фильм показывает: на рациональном уровне такие вопросы разрешить невозможно. Прорыв за глухие тенета внешних норм символизирует фигура Гу Цзыди. Страдающего, претерпевающего, но не сломленного. Здесь показана иррациональная целостность человека, и причастность его к чему-то большему, чем он есть. Гу — единственный выживший, капитан своей роты, которую отправил на смерть. Он — мертв, поскольку не может себе простить гибели товарищей, поскольку един с ними. Но он не смог бы простить себе и невыполнение задания в обмен на жизнь — свою и подчиненных. Гу не оставил своих солдат после их гибели — он стал живым свидетельством об их подвиге, и о об их жажде жизни. Они живы, поскольку жив он. Таково иррациональное единство несовместимого.

Поиск Гу, его попытка «воскресить» боевых братьев вряд ли понятны современному европейцу. Американец напихал бы в картину соплежуйных и урапатриотических моментов. Мудрые китайцы говорят здесь словно вскользь, но забирают сердце зрителя без остатка. «Но ведь родители как-то назвали их. Как же они могут быть безымянными?..» — вопрошает главный герой о погибших в войне, бессильно и мудро, но в этих словах звучит нечто высшее, что объемлет все и уносит долой боль и ненависть. Особо впечатлила какая-то грустно-интровертная, трогательно-волнующая, проникновенная игра Чжана Ханьюя, располагающая к себя.

Что и говорить, очевидным плюсом является отсутствие в фильме и намека на «агитацию, пропаганду, организацию». Единство китайского народа здесь выглядит как естественная пульсирующая связь, а не как навязанная принудиловка. Китайцы этим фильмом просто показали миру, почему они достигли такого в нем положения. Потому что никогда не теряли связи с традицией — иррациональной сердцевиной, основой жизни, а сумели ввести её в современность, не покалечив при этом ни первой, ни второй. Гу Цзыди — трепещущая нить между Китаем Тысячелетним и Китаем сегодняшним.

8,5 из 10