Мелочи жизни

Многие из нас хоть раз становились невольными зрителями автомобильной аварии. После проезда участка, где случилась трагедия, невольно всплывали в сознании мысли о скоротечности и хрупкости бытия. Накатывали философские размышления о прошлом, настоящем и о будущем, которое может быть, а может и никогда не воплотиться. Случайности счастливые и несчастливые приходят всегда неожиданно и, как правило, никто к ним не готов.

Режиссер Клод Соте в своем фильме «Мелочи жизни», начав свое повествование с аварии, пустил по таким размышлениям главного героя и меня невольного зрителя несчастного случая. Вместе с Пьером, которого сыграл Мишель Пикколи, я в краткий миг его воспоминаний, увидел обычные будние дни среднего буржуа. Хорошая работа, позволяющая приобретать антикварные вещи на аукционе, верный друг, дружеские отношения с бывшей женой и приятельские с сыном, непростые взаимоотношение с возлюбленной, которую он искренне любит. Но за всем этим я еще и уловил перекресток его сомнений по поводу запланированного переезда, смены привычного уклада жизни и выстраивание будущего с любовницей, которые требуют определенности. Вместе с Пьером я прикоснулся к его детству и увидел счастливую прошлую семейную жизнь с женой, наполненную смехом и любовью. Все это пролетело за несколько секунд в мыслях героя, пока его машина кружилась в танце со смертью.

И здесь интересный ход делает история. Зритель не проедет мимо аварии, а остановится и узнает, что же случилось после. Пьер не погиб. Он еще жив.

«Я не виноват. Стоп. Безумие. Костюм. Я погубил свой костюм. Я устал. Как хорошо в траве».

И снова водоворот воспоминаний, но уже более хаотичных и разрозненных. Они кажутся миражом прошлых счастливых мгновений и сном о несостоявшемся будущем.

Благодаря четко выстроенному сюжету, интересной подачи воспоминаний фильм не опускается до банальности. Режиссеру удалось в казалось бы уже понятный сюжет в финале внести небольшой момент интриги, благородство которого оставит светлый оттенок эмоций. Несмотря на трагичность всего случившегося, картина смотрится легко и навевает размышления о случайностях в нашей жизни и о том, как бесценны мгновения составляющие мозаику обыденности.

Особенно хотел бы отметить актерскую игру Роми Шнайдер, которая играет любовницу Пьера. Ее эпизодическая роль запомнилась своей естественностью и непосредственностью. Красно-белое цветовое решение лишь подчеркнуло ее невинность и сексуальность.

Смотрел фильм со своей девушкой. И у нас с ней после финальных титров было одинаковое чувство. Благородство и любовь это не случайность. Пьеру повезло с его женщинами и с другом, а им с ним. Дорожить прошлым, быть настоящим и не бояться будущего в этом основа нашей жизни. Лишний раз задуматься об этом никому не помешает, приятного просмотра.

8 из 10.

Стихия Клода Соте — частная жизнь. Та самая, что наглухо задраена от посторонних плотными шторами, закрыта на хитрые засовы изготовленных на заказ дверей. Его привлекает личное, скрытое. То, что не афишируют, не выставляют напоказ. И не потому, что не comme il faut — в чернухе режиссёра точно не обвинить. Тут другая причина: сложно найти верную интонацию, чтобы внятно рассказать о самом интимном. О том, что происходит в твоём доме, в твоей спальне, в твоих воспоминаниях.

Режиссёр здесь, конечно, не первооткрыватель. Он наследует живучую французскую традицию — препарировать смутные, едва различимые чувства и ощущения. Предшественники уже проторили эту дорожку, оставив, однако, неизведанными некие тайные тропки. К примеру, Франсуаза Саган, которая хоть и подавала тему под иным, чуть более пряным и острым соусом, всё же отловила капризную славу как певица камерного мирка, надежно спрятанного от чужих глаз. Соте тоже пристально разглядывает именно его. Правда, в другом ракурсе, что немудрено для кинематографиста. И после встряски студенческой революции, когда французы отбили сытые социальные гарантии на много десятилетий вперёд, обращение именно к подводной части айсберга можно назвать закономерным.

Фильм во многом делают детали. Камера путешествует от графичной картинки, прикнопленной к стене, до завитка волос, небрежно заправленного за ушко женской рукой. Отними всё это — в небытие канет добрая половина экранного пространства. Здесь всё почти осязаемо… Ни на грамм не провокатор, режиссёр выводит на авансцену не бунтарей, не буревестников революции, про которых так лакомо рассказывать и снимать. Заглавный персонаж — этакий бегун осеннего марафона, только на буржуазный лад: Пьер Бернар, респектабельный архитектор, мечется между красавицей-любовницей и не менее очаровательной женой, не в силах выбрать, кто ему дороже. Перед нами люди, обычность которых при желании можно измерить линейкой. Средний класс среднего же возраста. Но в закромах самого режиссёра нет сарказма или пренебрежения (в 46 лет глумиться над привычным может только тот, кто не вырос из школьного сюртучка). Он лишь подмечает, что предсказуемость, к которой иные так жадно стремятся, загоняя жизнь в чучело искусственной птички, невозможна. Ведь даже автомобильная авария, которая подловила Пьера, — и та всплыла из хаоса случайностей.

Соте увлекают скрытые механизмы действительности, её тайные пружинки. Отсюда интерес к крупным и средним планам: лицо в полоборта, рука, нервно сжимающая сигарету. Здесь всегда мягкое, ровное освещение, а темнота сонлива и пахнет домашним уютом. Лишь ближе к финалу всё, что есть на экране, попадает в область слепящего света. И только на краткий миг, ведь дольше это выдержать невозможно. Само повествование — поток сознания: воспоминания вложены друг в друга, как матрёшки. Режиссёр словно внедряется в голову героя, занимая место в партере. Время сжимается до долей секунды или оборачивается тягучими минутами, и мы видим, как медленно-медленно катится по пыльной дороге помятое колесо. И смотрим глазами героя, и слышим за него: сирена скорой помощи трансформируется в звучание флейты, потом в шум моря, что жадно поглощает всё живое. И понимаем — перед тем, как покажут табличку сродни метрополитеновской «выхода нет», на ум придёт разная ерунда: ставни, которые надо починить, сломанный овальный столик с старом доме…

В «Мелочах» есть нерв, скрытое напряжение. Но никакого декаданса. Здесь с истинно французским гедонизмом любуются жизнью и её составляющими, и нет такого, что показалось бы избыточным, слишком экспрессивным. Только передать самую суть, ничего не придумывая и не извращая. Если совсем приблизиться — глаза съезжаются к носу, и ничего не понятно: какие-то цветовые пятна. Отойдёшь подальше — отдельные пазлики тут же кристаллизуются в общий образ. Да, это определенно импрессионизм, любимое французское изобретение.

Клод Соте был не из легиона селебрити, которые, вспыхнув сверхновой на небосклоне кинематографа, потом бесследно исчезают. Он не спринтер — стайер, который упрямо шёл своей дорогой. Его тема — немного солнца в холодной воде. Фрагменты счастья, хаотично разбросанные по течению жизни. Такой коктейль, где немного тепла, немного разочарований. И пить его надо медленно, смакуя каждый глоток.

У Пьера, респектабельного архитектора средних лет, есть любовница Элен. Это обстоятельство совсем не мешает ему поддерживать близкие отношения с бывшей женой Катрин и их общим сыном. Но Элен уже не устраивает только любовная связь. Она хочет замуж за Пьера: молодость осталась далеко позади и вместе с ней пора ожиданий. После продолжительных колебаний Пьер, наконец, принимает решение жениться, но по дороге к возлюбленной он не справляется с управлением своего «Альфа-Ромео» и попадает в тяжелейшую аварию…

Экранизация романа Поля Гимара, весьма популярного в те годы во Франции, стала не только первым значительным фильмом для 45-летнего Клода Соте, но и прозвучала как новое слово в кинематографе. Использовав уже апробированный к тому времени приём — изложения сюжета как потока сознания (например, Феллини в «Восьми с половиной», 1963), Соте развернул его в череду воспоминаний, которые посещают героя в последние минуты жизни. Этот вариант не раз будет опробован в дальнейшем другими видными режиссёрами (например, Джармушем в «Мертвеце», 1995).

И прежде чем душа окончательно покинет тело Пьера, перед его глазами пронесётся прожитая жизнь: отношения с женой и сыном, единственным другом и последней возлюбленной, чьё стремление безраздельно обладать Пьером, как раз и могло невольно спровоцировать катастрофу. Пьер не смог справиться с управлением машины именно в тот момент, когда наконец-то принял решение жениться. Его колебания в отношениях с двумя женщинами и неспособность сделать окончательный выбор проецируются на развязку истории, в которой все сквозные линии сходятся в единой точке.

Именно этим знаковым фильмом Соте открыл послужной список глубоких погружений в психологию французских буржуа. Начав карьеру в кино постановщиком детективов и криминальных историй, в 1970-х он в каждом проекте будет подниматься над повседневностью, чтобы выуживать из потока жизни те конфликты, что в наибольшей степени оказывали влияние на сознание его современников. Теперь всякий раз он будет стремиться обнаружить в осколках житейских неурядиц и любовных переживаний своих соплеменников «новую французскую философию».

Главными героями Соте в дальнейшем будут средние буржуа как по возрасту, так и по достатку, переживающие кризис сознания и мечтающие, как и подобает истинным французам, о настоящей любви… Будучи сверх внимательным к бытовым деталям, атмосфере, мизансценам (в молодости главными его увлечениями были скульптура и декоративное искусство), крупным и средним планам, Соте невольно обозначит эстетику нового формата — телевизионного, куда в ту пору начал потихоньку перемещаться интеллектуальный кинематограф.

Роль Пьера Соте доверил своему погодке — 44-летнему Мишелю Пикколи (который в дальнейшем ещё не раз появится у него в других фильмах), одному из главных «специалистов по изображению» преуспевающих буржуа, зачастую склонных к цинизму и самолюбованию. Соте помог актёру разрушить порочный круг приевшегося амплуа и сделал его героя крайне беспечным и пассивным, что отнюдь не помешало Пьеру преуспеть в жизни и добиться расположения двух очаровательных женщин.

Для того чтобы создать убедительный противовес «умной красавице» — 36-летней Лее Массари, режиссёру потребовалась не просто хорошая актриса, а очень хорошая. На роль Элен он пригласил 31-летнюю Роми Шнайдер, которая, по сути, сыграла здесь саму себя. Дурманящий шарм и непорочность, чувственность и нежность, уязвимость и самоуверенность, гордость и красота — качества, которые совмещала в себе Шнайдер, оказались в полной мере востребованы. Может поэтому роль Элен, не самая главная в фильме, долгое время оставалась у актрисы самой любимой…

Роми Шнайдер — одна из лучших актрис, когда-либо игравших в кино. Роми Шнайдер обладала выдающимся драматическим талантом, реализовать который удалось лишь в самой ничтожной мере. Трагедия гениальной актрисы, в фильмографии которой так много хлама, недостойного внимания широкого зрителя и нежно любимого преданными поклонниками… такими как я…

У нее был восхитительный «Бассейн» Жака Дере, совместные работы с Висконти, навсегда ненавистная Сисси и пять фильмов с режиссером, не снявшим до 1969 года ни одной интересной картины. Его звали Клод Соте. И вместе они сделали знаменитым его, уже не надеявшегося стать большим мастером, и обладательницей Сезаров ее, австрийку, так и не избавившуюся до конца от акцента.

«Мелочи жизни» — их первая и самая лучшая, с моей точки зрения, картина. Она открывает тот самый «Золотой век» Соте, где драмы героинь будут все глубже… как морщины на прекрасном лице их исполнительницы…

«Мелочи жизни» — простой и прелестный фильм о непредсказуемости жизни, о том, что все зависит от обстоятельств, о глупости пустых сомнений перед тем, что действительно важно и имеет значение, а главное — о бесконечной любви и мудрости… Не думайте, что просто мужчины и женщины, но и третьих лиц, которые способны исправить чужие ошибки и проявить такие чувства, каких уже и не приходится ждать от людей.

Гимар не писал и половины того, что есть в фильме! Это очень тонкое и красивое кино с совершенно неожиданным и потрясающим финалом. Сюжет банален — прощание человека с миром, о котором он все понял только сейчас, когда исправить ничего нельзя. А он еще молод и мог бы сделать все иначе. И женщина, которую он может предать уже с того света… и другая женщина, которая…

Просто посмотрите!