Кандагар

Афганский излом
Насаф едет из Ирана в Афганистан, чтобы увидеть свою сестру, решившую покончить жизнь самоубийством в день последнего солнечного затмения 20 века. Махмальбаф, снимает свой «Апокалипсис сегодня» в жанровых рамках роуд-муви, двигаясь вместе с ней, из пункта «А» в пункт «В» и старательно ставит флажки напротив ужасов войны: вот девочек инструктируют, как избежать подрыва на мине; вот фанатичное обучение догмам религии, чтобы прокормить себя и семью; вот останки человека, с которых мальчишка стягивает кольцо; вот посещение врача, к которому женщины должны обращаться через завесу и посредника, а в качестве средства для лечения - хлеб. Наконец, апогей: калеки-жертвы мин, на костылях наперегонки несутся к сбрасываемым с вертолета протезам или вымаливают их у медперсонала «Красного креста» для продажи. Непосредственно войны в кадре нет, она зримо и незримо присутствует во всем. Но изобличительный пафос Махмальбафа, несмотря на действительно страшные эпизоды, не достигает желаемого результата – не хватает кинематографичности, авторского осмысления показанного ужаса.

В итоге, «Кандагар» остается на уровне репортажности и злободневной публицистики, все страшные символы (еще раз повторюсь, кадры действительно трагичные и тяжелые) вместе взятые не перевешивают по силе воздействия одного финала «Мига невинности» или яблока, плывущего в ручье в «Габбех». Там был дух, там была сила кино, преображенная авторским видением. Здесь – доходчивое иллюстрирование актуальной темы дня, с прилежно воспроизведенной атрибутикой. Может быть впервые иранец подчинил художественную пластику фабуле и затронутой теме, пересказывая, а не изображая. И проиграл, ведь добиваться естественности – вовсе не значит копировать натуру.

6 из 10

Место, где тьма
Художественный фильм «Кандагар» сочинил, спродюсировал и снял иранский кинорежиссёр Мохсен Махмальбаф в 2001 году. Кандагар - это одна из тридцати четырех областей Афганистана, расположенная на юге страны. Изначально название фильма было на персидском «Safar-e Ghandehar», что означало «путешествие в Кандагар», но потом его сменили на общепризнанный английский вариант названия провинции (Kandahar). Фильм основан на частично реальной, частично выдуманной истории о гражданке Канады афганского происхождения по имени Нафас, которая возвращается в Афганистан, получив письмо от сестры, где та говорит, что совершит самоубийство во время последнего затмения тысячелетия.

Жизнь в Афганистане того периода сгорблена правлением Талибов. Детям дошкольного возраста вводят в привычку не трогать найденных на улице кукол, потому что в них часто заложены бомбы, реагирующие на движение/прикосновение. В Афганистане каждые пять минут кто-то подрывается на мине, потому что мины везде. Когда-то давно Советский Союз потратил десять лет и четырнадцать тысяч жизней советских солдат, чтобы навести в Афганистане порядок, но в конечном итоге пришлось уйти в пользу американцев. Теперь к нам бурным потоком едет героин (100 000 смертей от передозировок в год в России), а мирные жители Афганистана редко доживают до старости, не говоря уже про женщин, которым запрещают ходить в школу. Ну, и мы, естественно, главные злодеи мира, раз туда полезли.

Семьи у афганцев многодетные, жён много, но все на публике полностью закрывают тело паранджой (бурка, чадра), представляющей из себя халат с длинными ложными рукавами и с закрывающей лицо волосяной сеткой «чачван». Как вы понимаете, в цивилизованных странах замужним женщинам закрываться не обязательно, лучше даже наоборот - надеть кофту с глубоким вырезом, а потом фыркать, когда сексуально озабоченные дурачки начнут лезть. Это «пещерные» мусульмане считают, что раз жена твоя, то только тебе на неё пялиться и можно, но мы-то с вами понимаем, что это дикарство.

Но вернёмся к фильму. Естественно, в Афганистане народ поголовно склоняется к исламу. Бей челом в пол, ори молитвы из Корана. Такая детская школа. Мусульмане бывают очень разные, но неверных там не любит никто. Не все полезут с ножом, но спокойной жизни ты не найдёшь. Вскоре, конечно, и у нас будет такое. Как только продолжится падение достоинства церковных деятелей и православия в России как такового, как только любой священник и протоиерей станет комической фигурой, возникнет религиозный вакуум. Свято место пусто не бывает: раз церкви не строят, вместо них появятся мечети, их посетителей будет становиться всё больше, и в скором времени ты обнаружишь, что в твоей славной новостройке кроме тебя белых атеистов нет и что стоит тебе что-нибудь ляпнуть про мусульман, до своей квартиры тёмным зимним вечером в будний рабочий день ты можешь и не дойти. Темней и отращивай бороду, «пагани рюски».

Но вернёмся к фильму. По пути в Кандагар героиня натыкается на Красный Крест, лагерь для раненых, где польские врачи помогают лишившимся ног получить протезы, чтобы можно было как-то ходить. Сцена, где с самолёта на парашютах сбрасывают новые экземпляры протезов, а одноногие афганские мужчины бегут за ними на костылях со взглядом голодающих детей, конечно, впечатляет. Страшно представить себя на месте этих людей, живущих такой жизнью, сосредоточенной вокруг войны, страданий и попыток найти для себя пристанище через чтение Корана. Не удивительно, что вера мусульман настолько сильна. Попробуй поживи в пустыне без ног, питаясь одним лавашем и червивой водой из колодца. Физический комфорт праздной жизни заглушает тягу к высшим смыслам, но стоит тебе оказаться посреди пустыни, вожделение просыпается. Как только страх за свою жизнь или жизнь близких нависает над твоим разумом, ты начинаешь искать объяснение происходящему, утешая себя теми или иными ответами. Кто-то ищет бога/богов и другие смыслы извне, кто-то - внутри себя. Но жизнь без высших смыслов, предельных оснований существования не может длиться долго. Во всяком случае, счастливая жизнь.

Но вернёмся к фильму. У нас в России часто принято говорить об отсутствии свободы, причём никто толком не понимает, что такое свобода. Люди выходят на улицы, перекрывают движение, кидаются в ОМОН камнями и бутылками, поливают грязью выбранную демократическим голосованием власть, а когда их привлекают к ответственности за нарушение правопорядка, кричат о кровавом режиме и нарушении свобод. Я-то думал, что свобода - это возможность выбирать веру, образование, работу, женщину, друзей, места проведения отдыха и вообще возможность выехать из города на рыбалку или шашлыки. В Афганистане, например, нельзя выйти из одного города в другой, чтобы тебя не тормознул патруль, и если история твоей жизни недостаточно убедительна, будь уверен, что вытащат из карманов всё, что найдут, и заберут себе без оформлений, скрутят и посадят, обвинив в чём угодно от ношения огнестрельного до шпионажа. Свободный Афганистан не знает ущемления свобод Путиным и живёт так долгие годы. Интереснее, чьи свободы свободнее, российские или афганские? И вообще, всегда ли человек болеет за свободу народов своей страны, когда приравнивает номенклатуру и оперуполномоченных как единственных, кто эти свободы способен народу обеспечить, к грязи? Или, возможно, чаще речь идёт о собственном благополучии? К чему это я?

Но вернёмся к фильму. В кинокартине говорят на четырёх языках: английском, польском, афганском (пушту) и персидском. Мне досталась DVD-сборка русского производства. Субтитры иногда опаздывают, местами переводчики не понимали, о чём идёт речь. Например, в ситуации, где героиня просит врача проговорить на диктофон свои мысли о надежде, врач произносит речь. Потом он заявляет, что ему не понравилось и просит дать ему диктофон, чтобы попробовать ещё раз наедине с самим собой: «I didn't like that. May I have that and try it on my own?» Переводчики экспертно переводят: «Могу ли я сам испытать это?» Школа Google Translate. Девиз: «Фильм можно перевести, даже если его не смотреть».

Как и полагается любому фильму из разряда «low-budget art-house independent movies» (англ. «лоубаджет-артхаус-индепендент мувис»), «Кандагар» начинается нигде и там же, нигде, и заканчивается. Навёл, правда, на несколько мыслей, которые я изложил выше, то есть, всколыхнул моё эмоциональное и ментальное. Возможно, для этого и снимался. Но я такое кино смотрю исключительно в образовательных целях, любить такое не способен, ибо мои симпатии в кино склоняются к несколько другим художественным средствам. Хотя стоит отметить, что после просмотра фильма об Афганистане лично мне в России стало жить намного лучше.

7 из 10

По дороге в Кандагар
К чему может привести письмо родной сестры, решившей совершить самоубийство в день последнего солнечного затмения второго тысячелетия? Возможно, к попытке возвращения в прошлое. От него так долго бежала главная героиня фильма иранского киноклассика Мохсена Махмальбафа “Кандагар”.

Протагонистка ленты - журналистка афганского происхождения Нафас, уже долгие годы живет в далекой Канаде. Внезапное письмо ее родной сестры из Кандагара заставляет ее нелегально вернуться на родину. Тот факт, что Нафас в своих публикациях пишет о проблемах женщин, приводит к тому, что дорога в Афганистан ей заказана. В стране, где у власти находятся талибы, данная тема является табу.

В этом необычном приключении Нафас помогут спутники, волею судьбы оказавшиеся на ее пути в Кандагар. Самый маленький - подросток по имени Хак, исключенный из медресе, где детей учат читать Коран. Единственные игрушки - “недетский” автомат Калашникова и старая сабля. Для подростков учеба в медресе остается единственным выходом, чтобы не оказаться голодными в разрушенной многолетней гражданской войной стране. Это ясно дает понять режиссер картины.

Другим знакомцем Нафас становится афроамериканец, попавший в эти края еще во время афганской войны. Теперь он живет тем, что лечит людей, которые еще вчера были непримиримыми врагами. Он открывает ей свой маленький секрет - у него фальшивая борода, которую ему приходится наклеивать, так как талибы запретили мужчинам бриться. В разговоре с Нафас он отмечает, что самое современное, что есть в Афганистане - автомат Калашникова.

Поражают своей реалистичностью кадры, в которых в качестве гуманитарной помощи с неба падают протезы ног. Толпа искалеченных людей устремляется к этому “подарку” мирового сообщества, расталкивая друг друга. Это отчетливо отпечатывается в сознании Нафас.

Этот фильм - нечто большее, чем просто очередное роудмуви. По мере своего путешествия Нафас с ужасом узнает все подробности режима талибов. Для большей реалистичности Махмальбаф делает свой фильм недалеко от афганской границы, что отчасти передает поэтику места. Она видит порядки, царящие в Афганистане - дети-мародеры, множество инвалидов, запрет на песни и танцы, записывая свои мысли на диктофон.

Плач по Кандагару
Афганистан – земля, поливаемая кровью и засеянная противопехотными минами. Страна, которая так и не стала государством. Территория, на которой схлестнулись мировые державы в геополитическом танце. Идеальное пространство для репродукции базовых страхов современности о глобальном терроризме, свившем гнездо в его пустынных горах. Мохсен Махмальбаф лично и посредством своей семьи в течение многих лет изучает и рассказывает об Афганистане не с позиции советской или американской кампании, а как пристрастный наблюдатель, обладающий талантом рассказать об увиденном.

В свое время Махмальбаф способствовал постановке первого фильма, снятого в Афганистане после падения Талибана («Усама» Сиддика Бармака), и картины своей дочери Ханы о судьбе детей, подрастающих в афганской провинции Биамин, прославившейся тем, что здесь талибы подорвали крупнейшую статую Будды («Будда рухнул со стыда» Ханы Махмальбаф). Сам же он снял роуд-муви о путешествии канадской журналистки Нафас в Кандагар с целью спасти от самоубийства безногую сестру, грозящую наложить на себя руки в последнее затмение XX века. Путешествие без начала и конца, с «черным ящиком» в кармане, и стремительно утекающими деньгами, на каждом этапе грозит окончиться или в тюрьме, или в траншее.

«Мне всегда удавалось избегать тюрем, в которых сидели афганские женщины, но теперь я пленница каждой такой тюрьмы».

Нафас считывает фантастическую реальность Афганистана, в какие-то два дня познакомившись со многими срезами его общества. Она начинает в лагере беженцев ООН, где миротворцы рассказывают об опасности нашпигованных взрывчаткой кукол, разбросанных по окрестностям, и, заканчивает афганской свадьбой, многие гости которой, прячась под паранджой, бегут из обездоленных краев в более мирный Иран.

«Здесь каждый либо угроза, либо удача»

В такой ситуации дидактичности Махмальбафу избежать не удается. В стране, буквально взращенной на диалектике «своего-чужого», остается лишь найти точку военно-этической опоры и отсчитывать от нее собственные координаты, проводя понятные для себя конфронтационные линии. В случае Нафас, мы становимся на сторону афганских мирных женщин, и к врагам причисляем талибов, моджахедов, жуликов, женщин-моджахедок, и что самое страшное, всех окружающих людей, способных в случае оплошности донести на тебя талибам. Нафас воистину сказочный персонаж, поскольку до поры до времени ей удается избежать как наземных мин, так и неприятностей с самими афганцами, но чем ближе она к Кандагару, тем сильнее раскаляется «горячая точка».

«Все мое путешествие проходит через войну: собаки дерутся с собаками, птицы с птицами, человек с человеком»

Кандагар, существующий на уровне idee fixe, обращает весь путь Нафас в притчу, концентрирующую самые гуманистические и противоречивые стороны афганской жизни. Мохсен Махмальбаф нарочито подбирает сильные образы, усыпав ими как драгоценностями, путешествие своей героини, и после такого глубокого погружения в то место и время, где граница между жизнью и смертью максимально истончилась, ни Нафас, ни зритель уже не будут прежними.