Клык

Лобстер лучше. Это совсем шлак, а не клык! Бред, не знаю, почему киношникам эти фильмы нравятся !!! Печаль для Лапенко !!!

пока не выпадет первый клык
В фильмах Йоргоса Лантимоса — флагмана «новой волны» греческого кинематографа — зачастую исследуются идентичные проблемы: одиночество, отчуждённость и безэмоциональность, которые слипаются в один большой снежный ком. В картине «Клык» режиссёр показывает болезненные отношения внутри семьи; в «Альпах» мы видим историю уже большего числа людей — некая группировка предлагает клиентам за определённую плату заменить их недавно умерших родственников. Фильм «Лобстер» — это апогей. В нём представлен сюжет недалёкого будущего, где весь мир погружён в одиночество. «Клык» стоит в начале этой трилогии, но при этом является самой показательной и безжалостной её частью. Все вопросы, которые глубже раскрываются в последующих работах, заданы именно здесь, потому что семья — это базовая ячейка общества. К чему могут привести всепоглощающие любовь и внимание? Останется ли в определённо безопасном, стерильном мире место для настоящих чувств?

Главные герои фильма — заботливые (с большой буквы) родители и трое их отпрысков. Дети, каждому из которых, к слову, уже около восемнадцати лет, никогда не выходили за высокий забор, окружающий их дом. Им говорят, что выбираться за пределы сада опасно для жизни. В быту запрещены все внешние источники информации. Телефон мать семейства держит в тумбочке около кровати. Муж разрешает звонить только в крайних ситуациях. Что такое зомби? Это маленькие жёлтые цветы. Море — удобное кресло. Все самолёты, пролетающие над ними, — игрушечные. Дети знают, что смогут покинуть родительский дом, когда у них выпадут постоянные клыки. Семантически «клык» в оригинале означает «собачий зуб», что приобретает метафорический смысл. Глава семейства очень нуждается в сторожевом псе потому, что он будет не только в прямом смысле охранять спокойствие их дома (например, не даст бежать очередному ребёнку, который заинтересуется элементами развращённого внешнего мира), но и символизировать ненаступившее взросление: если в доме есть собака, у детей остаются «собачьи зубы», а они сами продолжают находиться в полной власти родителей.

Отец — единственная связь с «изнанкой». Он покупает продукты, затем срезает с них этикетки. Дети, выросшие в изолированной среде, отстают в умственном и духовном развитии. Родители своей гиперопекой лишают детей возможности двигаться, развиваться, обезличивают их, поэтому они сами подсознательно начинают стремиться к такому пониманию личности. Единственное, что может прорвать эту пелену, — запретный плод познания. Этот плод принесёт в дом Кристина — единственная «чужая», которой разрешён вход в этот любовно сотканный мир, потому что сын достиг половозрелого возраста и ему нужно заниматься сексом. Для здоровья, естественно. При просмотре сцен их соитий появляется ощущение, что герои делают что угодно — едят, просто сидят, стоят рядом в разных позах, но никак не занимаются любовью. Это тупое механическое действо пугает своей неестественностью. Секс родителей, безусловно, выглядит более «осмысленным». Они будто выполняют какое-то пошагово расписанное задание.

Кристина предлагает старшей дочери интригующий бартер — видеокассеты «Рокки», «Челюсти» и «Танец-вспышка» в обмен на лесбийские ласки — и этим навсегда разрушает семейную идиллию. Кинояд впитывается в кровь, и девушка уже готова на всё ради новых зрелищ и возможности быть их частью. Уже нет добрых любящих родителей, просмотров кассет с семейными прогулками и безобидного коллекционирования наклеек за выполненные задания. Такой переворот может свести с ума любого.

Фильм прекрасно показывает, как можно калечить любовью и для меня является своеобразной метафорой гиперопеки, показывает нежелание родителей воспринимать своих детей как отдельных личностей, отпускать их во взрослую жизнь, отделиться от них. После просмотра мне было неприятно и противно, но так и должно происходить. Это своеобразная «горькая пилюля», которую нужно проглотить и сделать выводы.

9 из 10

Вторая картина режиссёра — исследование института семьи на примере асоциального сообщества. Речь идёт о клане, где дети без бунтарства и лишних слов подчиняются родителям, а те в свою очередь господствуют в своём маленьком мирке. Отец испытывает кровожадную тягу к защищённости от внешнего влияния, потому с рождения отпрысков, они видят лишь высокий забор и верят, что «зомби» — это жёлтый цветок.

В отличие от «Кинетты» фильм показывает значительный рост творчества Лантимоса. Если там мы видим больше практики в съёмке и визуализации, то здесь всё, включая глубокий замысел, смешивается воедино. И получается невероятно красиво. Холодные основные тона; анти утопичность; отсутствие человеческой эмпатии; строгая и прагматичная действительность вплоть до перспективы кадра.

С самого начала зрителя не подпускают близко, держа на довольно большом расстоянии от актёров, будто нам нужно пройти «проверку». В этой семье нет места правде, и само понятие смерти позволяют нам понять изощрённым образом только к середине. «Море — кожаное кресло, автострада — сильный ветер, экскурсия — прочный материал». Дети, чьи имена мы никогда не узнаем, живут в обертоне социопатии, сами того не понимания. Лантимос даёт им возможность приобщиться к социуму на самом базовом уровне — сексуальной удовлетворённости.

Постепенно выуживая информацию через обмен с Кристиной, которой единственной дозволено зайти в дом в качестве секс-куклы, одна из дочерей осознаёт губительность этого познания и ненароком становится якорем разрушения. Настоящие «Сто лет одиночества» в какой-то степени, смесь античных трагедий и магического реализма явно влияет и на Лантимоса. Как и гибель рода Буэндиа, инцест и неспособность к любви выжигает все правила семьи. Танцуя животный, переполненный ненавистью, прототип танца Венсдей, дочь выбивает себе тот самый правый клык — единственное правило, позволяющее уйти из дома. Хватит ли ей смелости выйти наружу — останется загадкой, где каждый зритель найдёт вывод сам.

Абсолютно классное кино, о котором сложно писать много. Закончив просмотр, мне захотелось освободить лишнее место в сердце, чтобы положить в него эту картину и запереть на воображаемый ключик.

После первых минут, ловко уйдя от токсичных мыслей и вопросов о странном артхаусе, я невольно поддался оде детству, мастерски оголенной режиссером почти стерильной картинкой и искренностью героев. Каждую сцену хотелось отдельно вырезать из повествования и показывать коротким видео для неуместной цитаты, а пробел на ноутбуке нажимался бесчисленное количество раз, пытаясь сохранить понравившийся кадр в скриншоте. Но, не будем о слюнях.

История о трех детях, сыгранная взрослыми актерами, запертыми в загородном особняке с архетипами деспотичного отца и несчастной в браке матерью. В течении повествования – истории из детства, так приятно отсылающие к беззаботному и действительно странному периоду жизни. Периоду, в котором хочется, чтобы самолет, плывущий по небу, поскорее упал, и я его поймала, в котором можно посоревноваться с сестрой, кто быстрее проснется после эфира, в котором в тайне от родителей просмотренная видеокассета с американским боевиком становится энциклопедией поведения, а Брюс – классное имя, хочу, чтобы меня тоже звали Брюс.

Искренняя вера в то, что двор – твой мир, бассейн – твое море, а за зеленой стеной – лишь опасность с врагами-кошками и далеким дедом, поющим с пластинки песню Фрэнка Синатры (со слов отца).

Фильм, одновременно похожий на роман Серцедер моего любимого писателя Виана, ранние работы Леоса Каракса с Дени Лаваном, и эстетику Бергмана, является личным и точным высказыванием Лантимоса, в котором он ловит свой хирургический стиль. При всей странности, артхаусности и автортычтокурильности нет никакого смысла в Клыке искать потайные образы и посылы, как нет смысла задавать вопрос зачем? своему внутреннему ребенку.