Объясни мне, любовь

'Мой милый, что тебе Я сделала?'
Яркость на минимум, контрастность на максимум – этот принцип цветокоррекции стал фирменным для немецкого кино чуть больше полстолетия назад. Предельно насыщенный желтый становится как подзасохшая яичница с луком, красный как запекшаяся кровь, синий и зеленый – торжество гниения и разложения. И безнадежно черный по углам. Подсознание говорит в полный голос. Вот оно – немецкое экономическое чудо конца 50-х годов двадцатого столетия. Раны, нанесенные войной, заштопаны, уютные жилища обставлены эргономичной мебелью, удобными кухнями, первыми телевизорами, современными светильниками. На вооружение взяты жизнерадостные краски, но только в их темных вариациях. Жизнь налаживается. Прошлое не отпускает.

Маргарет фон Тротта сняла половину своей картины именно в такой цветовой драматургии. Цвет, как диагноз. Цвет, как приговор. Эта обманчиво жизнерадостная палитра скрывает в себе обреченность. История любви двух концептуальных писателей Ингеборг Бахман и Макса Фриша несет на себе отпечаток безысходности. Надежда уступает отчаянию. Два творца, два лауреата всех возможных литературных премий немецкоязычного мира, два философа под одной крышей – это уже грозовой фронт. В одной постели – шторм и ураган, гром и молния. У каждого свои амбиции. У каждого своя гордыня. У каждого своя ревность к успеху другого. И жизнерадостно стрекочущая пишущая машинка за стеной – прежде всего, напоминание о том, что твоя сейчас молчит. Короче, морок и наваждение. Об этом нам повествуют с женской точки зрения. Во всяком случае, самая отвратительная реплика-диагноз отдана мужчине, Максу Фришу. «Девочка моя, ты чашки помыла?» - такое философу-концептуалисту говорить никак нельзя.

Вторая половина фильма, эпизоды которой перетасованы с «историей любви», напротив, наполнена солнцем, светом и воздухом. Бахман после разрыва. Бахман переживает. Бахман осмысляет. Что это было? Она едет туда, где ее возлюбленный пережил минуты откровения, но она никогда вместе с ним не была. Она едет в Египет. Она едет в пустыню. В оригинале фильм называется «Ингеборг Бахман – путешествие в пустыню». В пустыне нет обреченности. В пустыне все ясно. Очень светло. Только жизни нет.

Частную историю двух литературных гениев, которые не стали счастливыми в личной жизни, режиссер Маргарет фон Тротта превращает в историю болезни целого поколения, чья молодость пришлась на темные времена в истории Германии. И тех мыслителей, которые были обречены искать ответ на вопросы, что такое коллективная вина, как жить после Освенцима, где границы личной ответственности, как интерсубъективность проецируется на личность. Произведения писателей «Группы 47», к которой принадлежала и Бахман, пытались алгеброй рассудка поверить вакханалию эмоций. И в ней участвовали не только жестокость, нетерпимость, страх. Но и любовь.

Российские прокатчики сослужили фильму весьма двусмысленную службу, дав в название одну из строк бахмановского стихотворения. «Объясни» и «любовь» - эти слова всегда плохо соседствовали. Но после фашистского национального помрачения такая близость уже не казалась странной. Они действительно пытались все объяснить. И любовь, в том числе. Коллективная ответственность заменялась на личную свободу, самодостаточность, взрослость. Забыли только об одном. Счастливая любовь предполагала и самоотречение, безграничное доверие к любимому (любимой), растворение в нем (в ней). В той системе повышенной личной ответственности за все, субъектной самодостаточности, постоянного самоанализа (что я сейчас чувствую) любовь оборачивалась бесовщиной. «Девочка моя, ты чашки помыла?» - фраза, которая для любящего будет звучать синонимом «Я тебя люблю», для концептуалиста – вызов.

Ответственность, обернувшаяся гордыней – эпидемия наших времен. Но первые бациллы были порождены аккурат концептуалистами. Погоня за лайками стартовала с борьбы за литературные премии. Самоценность творчества с болезненно – пристального рассматривания собственного нутра. В фильме есть эпизод, где Бахман произносит речь о роли творца в обществе. Говорит о несломленности духа. А в зале – сплошные черные пиджаки, белые рубашки, черные очки и черные галстуки. Галстуки ряд за рядом превращаются в решетку. Свобода оказалась зарешеченной. Поиски смысла творчества привели в тупик. И никакого счастья в личной жизни. Особенно, если фразу «Девочка моя, ты чашки помыла?» рассматривать как посягательство на свободу личности. А в пустыне, где все ярко и очевидно, жизни просто нет.

Элегантное, красивое и умное кино
Красивая работа зрелого мастера, свободного от соблазна готовых решений. Фильм о токсичных отношениях - но без напрашивающейся спекуляции на идее порочности патриархата; о стремлении сохранить вкус к жизни – но без абсолютизации экзотики и эскапизма, о творческом соперничестве – но без демонизации очевидного злодея. В каком-то смысле это история о разговоре разочарованного (-ой) со своей душой, где все конфиденты – просто сюжетные функции, позволяющие выговориться, а пустыня - всего лишь метафора жизненного пограничья. Отдельного комплимента заслуживает обращение с текстами писательницы, вызывающее интерес не только к ее биографии, но и к ее литературной работе. Фильм имеет большие шансы остаться непопулярным у поборников исторической правды и не только у них, но в нем есть, над чем подумать. Редкий случай: российская версия названия более интересна, чем международная.