Свинарник

Пьер Паоло Пазолини, ярость инстинкта (часть 6)
«Свинарник» - одна из самых странных лент Пазолини, своей нарочитой грубостью и эпатажем оттолкнувшая от себя не одну сотню зрителей. Параллельный монтаж двух сюжетно не связанных историй, одна из которых вербально избыточна, вторая же разворачивается в полном молчании (за исключением финальных слов героя Клементи), позволил режиссеру противопоставить бунт мнимый и реальный, высказаться парадоксально, но чрезвычайно убедительно о молодежном движении 1960-х годов. Неслучайно пригласив на главные роли Лео и Вяземски, за два года до этого харизматически блиставших у Годара в «Китаянке», а на главную роль в доисторическом эпизоде Пьера Клементи, игравшего за год до этого в рефлексии Бертолуччи о конце 60-х «Партнер» и принявшего личное участие в молодежных протестах, постановщик уже этим выбором актеров маркирует границы своего высказывания.

«Свинарник» - концептуально узкое политическое кино, не столько даже символическое, а скорее аллегорическое: буржуа – это свиньи, не скрывающие своей преемственности с нацистским прошлым (знаменитые гитлеровские усы Клотца). Конфликт отцов и детей для Пазолини не так однозначен, как можно было бы понять на первый взгляд: не зря в одном своей стихотворении, посвященном маю 68-го, он называл полицейских в конфликте с молодежью «детьми рабочих», а самих молодых бунтарей – «сынками буржуазии». Так и в современной линии бунт героев Вяземски и Лео институционализирован и вписан в их буржуазную жизнь: они, конечно, - бунтари не только на словах, но и на деле, но при этом остаются детьми своих отцов-буржуа.

С этой же неотторжимостью от буржуазного окружения и происхождения связана и символика свинства (герои постоянно говорят о свиньях и себя с ними сравнивают), как чего-то грязного, эгоистичного и яростно алчного. Потому и интимный «секрет» героя Лео, о котором прямо персонажами не говорится из-за буржуазного ханжества, становится ключом к пониманию всей символики картины: он – сам свинья, потому его и тянет к свиньям. Что же касается доисторических эпизодов и их концептуальной связи с современными сценами, то тут зрителю приходится поломать голову: бунт каннибалов – это яростное нарушение табу цивилизации, за которое они и наказываются, это не игрушечный, картонный протест героев Вяземски и Лео, а реальный вызов.

Сцены же поедания собаками и свиньями в финале – необходимая Пазолини симметрия, зарифмовывающая две истории. Вообще что касается семиотической значимости, то «Свинарник» своей убийственной геометрией кадра оставляет далеко позади даже такой структурированный фильм, как «Теорема». Другое дело, что «Свинарник» содержательно беднее «Теоремы» и менее многозначен. Выстроенный на чередовании почти только крупных планов, «Свинарник» предлагает нам некую знаковую ловушку, так что зритель может увлечься исследованием значения того или иного крупного плана, смысла игры того или иного исполнителя (здесь, как и в «Теореме» задействованы в основном профессионалы, особенно запоминаются Тоньяцци и Феррери, обозначающие животный символизм картины на уровне актерского существования), однако, аллегоризм ленты может и ускользнуть от него.

Однако, трудно себе представить мало-мальски знакомого с взглядами Пазолини синефила, который не смог бы разгадать значения этого в принципе лобового, даже плакатного фильма. Это лента о том, что весь буржуазный мир – свинарник, притом свинарник нацистский, алчный и грязный, в котором наказанию подвергается всякий, кто дерзнет отрицать принятые табу. Ведь, как и в «Теореме», здесь начало – ключ к финалу: в начале «Теоремы» рабочие обсуждают, почему буржуа отдает им завод, а в начале «Свинарника» говорится о том, что «мы решили тебя сожрать по причине твоего непослушания». Так по Пазолини, выглядел конфликт отцов и детей в конце 1960-х: буржуазное по духу это противостояние порой нарушало принятые табу, отчего и захлебнулось в поднявшейся волне карательных мер. Таким образом, «Свинарник» - хоть и любопытная политическая притча, семиотически и синтаксически выверенная, но все же напрочь лишенная загадочности «Теоремы».

С такими марксистами и фашистов не надо
Во всех рецензиях пишут, что в фильме две не связанные линии: каннибала из ветхого прошлого и извращенца-любителя свиней. Не считаю фильм настолько бессмысленным.

Во-первых, эти линии как раз связаны. А во-вторых, странно, что нигде нет трактовки метафоры с каннибалом. С извращенцем всё более-менее понятно, это дегенеративная линия вырождающихся буржуа: одинокий, развращенный роскошью безвольный юноша, отягощённый наследственностью в виде позорного фашизма. Другой — голодранец-людоед без прошлого и морали, сколачивающий по ходу фильма банду таких же пролетариев.

Объяснение людоедства простодушно дал сам режиссёр в одном из интервью о фильме «Птицы большие и малые»: «Они совершают акт каннибализма, то, что католики называют причастием: они проглатывают тело Тольятти (или марксистов) и впитывают его; вкусив его, они продолжают идти по дороге, несмотря на то, что не знают, куда эта дорога ведет, и очевидно, что они впитали в себя марксизм.»

Каннибализм у Пазолини — это метафора марксизма. При всей своей эпатажности и революционности, Пазолини в своём понимании марксизма не продвинулся дальше гастрономически-физиологического уровня, что характерно для буржуа. Те, кого марксизм приводил к победам, знают, — это не про желудок, это про душу. Но буржуа этого не понять.

Две линии фильма — это сильно деформированные авторским восприятием, но всё же линии исторического развития: фашизм и коммунизм. И связаны они тем, что непримиримо враждебны. Коммунизм — это исторический победитель фашизма. По фильму понятно, что ни тому, ни другому Пазолини не даёт права на будущее. Фашизм относительно недавно осуждён человечеством и заткнут под лавку, а коммунизм приговорил сам Пазолини.

Интрига может быть только в том, кем позиционирует себя сам режиссёр. Хотя киномир называет Пазолини марксистом, я бы не спешила этого делать. Всё, с чем он путано и бессмысленно борется — это со своим комплексом вины за отцовский грех. Быть потомком фашиста — тяжелая карма. Её нельзя преодолеть, не отказавшись от буржуазного мировосприятия, не убив буржуа в себе. Пазолини этого сделать не может, его марксизм — унылая депрессивная подделка, и потому обречён.

И это очень печально, потому что когда коммунизм представляют как людоедство, то фашизм становится ближайшим будущим. Ведь другого врага у фашизма нет.

3 из 10

Если вы ищете странный фильм для просмотра, вы не ошибетесь со 'Свинарником'.

Гениальное творение, как и всё у Пазолини. Фильм 'Свинарник' даёт ощущение даже не отдельного произведения, а отдельного вида искусства.

Он сюрреалистичен, пугающ, печален, своеобразно эстетичен и груб (последнее только добавляет ему очарования). Хотя этот фильм - поразительная метафора человечества и причин его падения (как, например, 'Сало или 120 дней содома'), он не является самым гладким из фильмов Пазолини, так как включает в себя сложнейший подтекст.

Тем не менее эта гротескная и провокационная притча, наполненная ужасом и безмятежной красотой, находит отклик на многих интеллектуальных уровнях. В ней переплетаются две, казалось бы, несвязные истории: одна про молодого человека, вовлеченного в выживание путём людоедства в сказочной средневековой Пустоши, вторая про загадочного отпрыска бывшего нациста, а теперь крупного промышленника в современной Германии. Они оба, каннибал и молодой немец, более привязанный к свиньям, чем к своей прекрасной невесте, становятся жертвами своих обществ.

'Свинарник' представляет зрителю собственные убеждения режиссёра о фашизме, буржуазии и деморализации.

Пазолини и скотоложество
Шестидесятые года прошлого столетия стали самыми плодотворными в творчестве итальянского режиссёра, сценариста, писателя и поэта Пьера Паоло Пазолини - одного из символов представителей искусства своего времени, влияние которого можно рассмотреть и поныне. По своим идейным взглядам Пазолини был ярым поборником коммунистических идеалов, чем нажил немало врагов (его убийство, нераскрытое до сих пор, многими приписывается неофашистам, среди которых было немало отпрысков правящей в Италии верхушки). А в 1968-ом году выходит из-под пера Пазолини его стихотворение 'Компартия - молодёжи!' и он мгновенно становится рупором набирающих силу социалистических взглядов в обществе. На этом фоне Пазолини без давления со стороны оппонентов, при поддержке народа один за другим выпускает свои фильмы, которые весомо котируются в критических кругах. Его едкая сатира на буржуазию, метафоризм, аллюзорность, отсылки к мифологическим легендам подчёркивают индивидуальность Пазолини. И как раз в этот период он снимает драму 'Свинарник'.

Пазолини в этом фильме задействует уже испробованный метод, где развитие идёт параллельным курсом и разъединяют их лишь временные пласты (это было уже в ленте 'Царь Эдип' (1967)). Первоначальной и, вероятно, главной сюжетной нитью служит история молодого человека по имени Юлиан (Жан-Пьер Лео), сына богатого промышленника, у которого к примерно восемнадцати годам сформировался весьма специфический взгляд на жизнь. Без скандала до хрипоты он выясняет отношения со своей девушкой Идой (Анн Вяземски). С собственным своеобразием на мораль, отношению к волнениям в студенческой среде и сексуальным предпочтениям они словно находятся по разные стороны, что чётко отображено сценой - зритель подсознательно ощущает, что молодые люди стоят словно напротив друг друга, но на разных мостах и не могут докричаться до собеседника. Это ярко выражает индивидуальность и авторский почерк Пазолини. И слова Юлиана сразу же настраивают зрителя отрицательно по отношению к нему, а вот Ида своими возвышенными речами и неприкосновенной верой в идеалы вызывает уважение. Здесь сразу же можно отметить, что картины Пазолини не лишены политической канвы.

Вообще же характер, нравственные устои, моральное воспитание - всё это не то, что обескураживает в Юлиане, а скорее даже шокирует. К тому же, когда 'Свинарник' уже рассказывает об отце Юлиана мистере Клотце и о его посетителе, то тут практически открыто говориться про сексуальные отклонения Юлиана. И вот здесь вообще становится отвратительно до тошноты. Конечно, Пазолини недвусмысленно изобразил своё отношение к буржуазии и крупным магнатам, плюющим на остальных людей, к тем, кто достигают своей цели (сиречь - власть и обогащение) всеми даже самыми противоречивыми, а порой и глубоко омерзительными методами. И в этой картине Пазолини можно несколько иносказательно добавить поговорку, что свинья пожирает свинью, и кто здесь в образе свиньи, думаю, уже не надо объяснять. Кстати, Пазолини ещё и успел открыто разоблачить тех, кто в своё время сотрудничал с фашистами, тех, кто понятно каким трудом получили баснословные состояния. И вот такой вот человек как Юлиан - это наказание им за прошлые грехи. Такое чувство, что Пазолини хотел с помощью 'Свинарника' стать предтечей борьбы со всеми теми, кого он же считал преступниками и что коммунистические возмездие обязательно настигнет их... Пазолини предсказателем не стал.

Надо обязательно вспомнить и про вторую, так сказать, вспомогательную сюжетную линию, которая переносит зрителя в древние дремучие времена, где по пустыне бродит каннибал, встречающий разных людей, которые часто хватаются за оружие, но за что же они борются особо ясным для зрителя всё же не является, тут, пожалуй, надо любому мыслящему человеку самому находить мысль Пазолини. О значении данной пустыни в 'Свинарнике' много написано, в ней есть глубокая, но весьма специфическая философия (хотя будто бы философия бывает иной). Поэтому надо обязательно подчеркнуть, что работа Пазолини - это сложный материал, содержащий множество аллюзий и метафор, в которых разобраться порой весьма сложно, если не сказать, что невозможно, каждый зритель может самостоятельно составить мнение по поводу всех изысканий Пазолини и эти мнения у двух зрителей могут разительно отличаться. 'Свинарник' - это полотно, где художник раз за разом наносит новые мазки, закрашивая при этом нанесённые ранее, то есть 'Свинарник' - это ещё и многослойное наложение.

И вердиктом ко всему увиденному в 'Свинарнике' может служить одно выражение: 'Это фильм Пьера Паоло Пазолини и этим всё сказано.

Оставлю эту работу вне оценок, так как это чрезвычайно сложно оценить.

P.S.: В этом фильме вновь снялся Нинетто Даволи, которого наш зритель помнит и любит по культовой комедии Эльдара Рязанова 'Невероятные приключения итальянцев в России'. Даволи и Пазолини связывали весьма нестандартные отношения, которые могут стать шоком для отечественной публики, ведь Пазолини никогда не скрывал пристрастия к людям своего пола...