Трудно быть Богом

Земля далеко — так забудь ты о доме.
Румата Эсторский, лишь стисни эфес.
Хамахарская кляча ночною порою
Везет тебя в дикий Икающий лес.

Я пропустил это в 2013м. Жена вытерпела 10 минут и засобиралась из кинозала. Я, преданный подкаблучник, за ней. За те 10 минут в кино я был предельно ошеломлен, боже, я даже не понял, что Ярмольник и есть Румата.

И вот, не прошло и декады, как я посмотрел это. Заканчивал в два ночи.

Браво, Алексей Герман. Без какой-либо привязки к тому, удачная это экранизация или нет, осквернил он труды Стругацких или наоборот (хотя нет, тут даже говорить не о чем, Трудно быть Богом 2013 максимально далеко от популяризации книги). «Браво» просто за тот труд, который был вложен в это полотно. За дичайшую трудоемкость, в которой был рожден фильм. Не нужно читать что-то о съемках, о создании картины, чтобы понять — в творение были вложены нечеловеческие усилия.

Трудно быть Богом в истории Стругацких. И невозможно в чавкающем, смердящем, пердящем, изгаженном физически и морально средневековье Арканара от Германа. Это не история коммунара Антона, переживающего за светлое будущее отсталой планеты. Это жуть, которая не оставляет даже миллиметра сухого пространства прогрессорству и идеалистам из Института Экспериментальной Истории. Герман безжалостно, как дерьмом по лицу серых, размазал мир Стругацких своим виденьем. Три часа режиссер, капля за каплей арканарской влаги, будет стирать с Руматы все человеческое. И в какой-то момент затащит и тебя в это немыслимое для современных нас место. И то, что в начале ужасало, станет нормой. Спасибо полудокументально-любительской съемке да сплошным крупным планам беззубых лиц с бельмами.

Это личный взгляд Германа на вопрос «как сделать человечество лучше», получи кто-то такой шанс. И ответ автора лично я поначалу понял так. Во-первых — человечество того не стоит, во-вторых — для этого нужно быть Богом. Человек не способен поднять такой груз. Как не способны в фильме земляне, глушащие реальность алкоголем.

Это про основной посыл.

Художественно фильм невероятен. Почему, почему, почему черно-белый? Я бы очень хотел увидеть его цветным. Но, хэй, знаете что? Это ведь реверанс наблюдателям с Земли. Экспериментальным Историкам. Смотрите, как оно все было! И извините, в цвете передатчик не работает.

Натурализм. Он зашкалил, потом зашкалил за зашкаливание и пошел еще дальше. Либо принять, либо, как моя супруга, выключать в начале.

Что было плохо? История. Если вы не читали книгу или читали давно, то это полное фиаско, шансы разобраться в этом монохромном сплетении рож, туш, плоти минимальны. Кто, против кого, почему, зачем? Ни-че-го не понятно. Даже ключевые персонажи появляются из воздуха и в нем же растворяются. Румата — боец, ученый, ироничный человек. Всем этим Ярмольник Германа пренебрег. То есть, он вроде кого-то побеждает, но ни фига не понятно, как и кого.

И, в то же время, некоторые провисавшие моменты книги Герман переработал и внес свои, удачные поправки. И, вроде бы, спасибо, но в целом автор разум зрителя не пощадил. А мог бы. Три часа имел в распоряжении.

Однако, давайте снова о главном. О смысле. И со спойлерами.

Естественно, ни о какой работе для института на момент, показанный в фильме, речь уже не идет. Это очевидно из сцены встречи землян. Какое тут прогрессорство или ученая аналитика у людей с изломанной психикой. Моральная битва идет за иную ценность — не божественный выбор Руматы, а человеческий. Он ведет борьбу вот с этим словом из пяти букв. начинающимся на Г. и окружающим его снизу, сверху и со всех 360 градусов. Ведь проще всего согласиться с этой омерзительной реальностью и перестать относится к ним, как к людям. Тогда можно будет в праведной ненависти изрубить всех неугодных в капусту, щепки. Но Ярмольник любит людей, которые изо всех сил уничтожают в нем человечность. Это его личная борьба с оскотиниванием, с шагом, когда он перестанет считать жизни окружающих ценностями только потому, что они грязны и невежественны. И как же это сложно, в версии Германа, когда даже тихая и светлая Кира, его якорь в книге — просто еще одна темная, плотская сущность.

Но конец написан Стругацкими, и он не в пользу Руматы. Кажется, сцена с последним шагом могла быть понятней и глубже. А она еще сумбурней, чем предыдущие действа. Просто Румата устал, и бросается резать уже сдавшегося и признавшего свою неправоту противника. Какой-то нехарактерный общей канве фильма фатализм.

Напоследок огромное спасибо Ярмольнику. Потрясающий образ.

Жалею о потраченном времени. Фильм нарочито выпячивает животно-человеческое дерьмо, грязь, уродство, тупое насилие, кишки и жопы. Делается это намеренно и настойчиво. Редкие разговоры про то, что «трудно быть богом» — просто болтовня. Убери их — фильм ничего не потеряет. Потому что дерьмо служит не иллюстрацией к идее, а самоцелью.

Впечатление, что зрителя запирают в деревенском сортире, окунают голову в дырку и вызывают рвотный позыв. Одновременно в ухо нашептывают слова про человеческую природу, рабов и господ, про то, как трудно богу с людьми… Если зритель заранее предвзят к тому, кто запер его в сортире (режиссер А. Герман, флёр арт-хаусного кино), он, несмотря на испытанное отвращение, будет усиленно думать о смысле слов, об иллюстративности того, что с ним сделали. И рассказывать это другим. Если зритель не предвзят, он скажет правду: меня окунали в дерьмо под предлогом того, что это — метафора. Уверен, если бы апологеты картины не знали имени режиссера, награждений, а в заголовке не стоял бы Стругацкий, они бы не стали вымученно облагораживать то, что заслуживает недоумения и забвения.

Поделюсь чьей-то мыслью. Режиссер говорит: вы все говно и живёте в говне. Во-первых, это не так. Во-вторых, если бы это было так, зачем ты это нам говоришь? С целью помочь, вселить надежду на обновление? Нет, ты просто выплескиваешь своё отвращение. При этом заманив нас тем, что снял экранизацию книги.

Вот ещё аналогия. Анонсируется, что известный художник рисует искусную иллюстрацию к книге, которую любят. Люди ждут. Наконец, выставка открывается. Заплатив деньги, зрители входят и видят: на полотне щедро размазаны фекалии, воняет, справа видна цитата из книги. Подходит критик и объясняет: режиссер показал, что вы все говно. Любители книги и нормальные зрители — возмутятся и выйдут. Поклонники режиссера или «не такие как все» от искусства — начнут рассматривать, принюхивать и рассказывать: да, великий мастер показал правду, это ведь наша жизнь, какой реализм!..

В этом смысле картина — лакмусовая бумажка на честность и здравомыслие.

Отношение к данному фильму шло слишком долго, но осталось таковым. Это — шедевр, по визуальной и мысленной совокупности шедевр мирового кинематографа, который, как и предыдущий фильм Алексея Германа-старшего, «Хрусталёв, машину!», будет впоследствии разгадываться всеми возможными киноведами и историками кино, как сейчас заканчивают исследования над Годаром, Бергманом, Антониони, и другими вышками интеллектуального кино. 7 лет съёмок, 6 лет постпродакшна — всё это прошло за считанные секунды для самого загадочного в своей работе советско-российского режиссёра, который так и не смог закончить свой труд, скончавшись за девять месяцев до премьеры завершённого фильма.

Фильм сделан с невероятнейшей работой каждой из технических особенностей, а что впечатляет ещё больше, так это до безумия авангардно максимальное сочетание показанного с переданной мыслью. Все детали, от первой до последней пылинки в грязных обшарпанных бараках, от первого до последнего голоска на фоне рутинной жизни тамошних обитателей — всё сделано невероятно скрупулёзно, для полной передаваемости картины. Картина — главное слово, потому что не зря фильм постоянно сравнивают с творениями Брейгеля и Босха. Ты как будто окидываешь операторским трёхчасовым взором одну из их картин, где каждая деталь достойна своего собственного произведения.

В пелене гиперреалистичной манеры, нам показывают не как казалось раньше в повести Стругацких антисоветскую аллюзию — нет; в мире Германа это аллюзия на мир, где живём мы с вами. Его виденье таково, так он пережил, так он чувствовал. Последняя, в отличие от предыдущей, работа, послана не Сталину, а Богу: это не погружение в тот мир тоталитаризма, а погружение в сон, в кошмарный антиутопичный сон. В этом сне все услышанные голоса и вопли маргиналов и глупых людей мешаются в единый звук саксофона, людского инструмента, издаваемый Богом; в этом сне все накопленные грязь и ужас выливаются на свет, бросаясь прямо в лицо самому себе настолько, что приходится это принимать и становится частью общей вакханалии; в этом сне все твои положительные качества и намерения не имеют ценности для других, как бы ты ни старался, как бы ты ни хотел быть лучшей частью этого общества. И иногда этот сон становится явью.

Всё, что можно сделать в таком мире, это быть самому себе Богом, основанным на высшей морали, принимать, но не пытаться сделать лучшим происходящее, так как бессмысленно. Ведь если каждый станет доном Руматой, прежде всего, в себе и для себя, то и мир станет лучше, и не будет в нем отвратительного и гадкого наяву. И потому, что мир изменить трудно, но не нужно, а себя изменить еще труднее, вот потому Богом быть трудно. Это и наиболее пессимистичная и одновременно наиболее оптимистичная трактовка.

10 из 10

Авторское кино, трагифарс.

Конечно, фильм сложный. Как последний фильм Алексея Германа, как подведение итогов его творческого пути. Смотреть интересно именно как фильм Германа, живущий своей жизнью. Безусловные связи с фильмом «Хрусталёв, машину!», где сформировался кинематографический язык позднего Германа и его жизненная философия по части тирании и народа. Что бы ни происходило на пути человечества, большинство народа будет жить в дерьме и производить дерьмо. И только единицы, носители культуры, способны произвести нечто отличное от дерьма, искренне надеясь, что делают это для народа, который их же в дерьмо и окунает. Настоящими ценителями остаются всё те же единицы носителей культуры, мастера, книжники.

В фильме много неприкрытой жестокости. Серые мрачные тона кадра нагоняют уныние. Полилог и отсутствие нормализации звука вызывают проблемы с восприятием фильма на слух. Многочисленные студийные съёмки создают эффект закрытого пространства и даже телеспектакля. Антураж практически нефункционален. Никто в кадре не умеет обращаться с оружием. Очень странно, что в фильме нет мата, — средневековье же.

Для Германа главное постановка кадра, его киноязык фотографичен. Повсюду серая жижа. Дерьма, как такового, нет, но оно подразумевается. Часто в кадре присутствует мёртвая пойманная рыба, вспархивающие птицы, мелкие животные. Кадр живёт. В нём постоянно что-то происходит. Персонажи часто сморкаются и плюются (этика Арканара). Часто демонстрируется задница, иногда голая. Женщин очень мало. Больше чем женщин в кадре детей, и они постоянно хулиганят. Часто идут короткие, но проливные дожди, а у Ярмольника без всякой на то причины идёт кровь носом. Персонажи грязны и уродливы, постоянно принюхиваются, моются, душатся ароматной водой и обтираются белоснежными носовыми платками. Очень жаль, что мало статики и крупных планов.

Леонид Ярмольник играет не напрягаясь, не вживаясь в роль, оставаясь самим собой. И это обидно, потому что фильм практически остаётся фильмом одного актёра. Если у Стругацких в первоисточнике обстановка с развитием сюжета накаляется, Румата проходит через нервно-эмоциональный срыв и переживает катарсис. То у Германа всё идёт ровно. Румате-Ярмольнику с самого начала фильма снятся сны об убийстве. Он не решает гамлетовского вопроса. Убивает просто, не задумываясь (так как всё уже давно решено), впопыхах не найдя своих штанов. Убить для него, — всё равно что перемешать кадку с дерьмом. «Придут новые чёрные, и появятся новые рабы». Но и улетать на Землю Румата не хочет. Он остаётся в Арканаре до старости, надевая вновь изобретённые очки.

Герман и Стругацкие. Две параллельные вселенные. Фильм снят «по мотивам». Книга-первоисточник для Германа существует, но она существует отдельно от его мира. Сюжет изменён. На книгу в фильме идут постоянные ссылки и перечитать её необходимо, ведь именно она озарила Алексея Германа (ещё в конце 60-х) на съёмки фильма о нелёгкой судьбе человечества.

8 из 10