Выгодная партия

Эрик Ромер, кинематограф этического максимализма (часть 10)
Едва ли не более виртуозно разыгранной, чем в «Жене летчика», кажется ситуация в «Выгодной партии»: здесь уязвимой стороной оказывается женщина, а динамящей – мужчина. Знакомая зрителю еще подростком по «Колену Клэр», буквально созданная для ромеровских фильмов Беатрис Роман здесь играет наивную, но при этом страстную идеалистку – женщину-узницу своих амбиций. Несмотря на иное распределение ролей, чем в «Жене летчика», «Выгодная партия» очень похожа на первый фильм цикла – это тоже в некотором роде комедия в мелодраматических одеждах. Можно смело сказать, что картины второго цикла получились у Ромера изящнее, легче, очаровательнее и не менее рационалистичными, чем в «Шести нравоучительных историях».

Не стремясь никого задеть и быть тонким аналитиком греха, рассказывающим душераздирающие драмы об искушении и адюльтере, как было в первом цикле, в «Комедиях и поговорках» Ромер мудро рассуждает и причудливостях жизни, иронизируя над героями и ситуациями. Кроме того, его фирменные диалоги выглядят во втором цикле живее, естественнее и проще, они легче усваиваются зрительским ухом и разумом; вообще ленты этого цикла смотрятся на одном дыхании, почти как короткометражки. Это удивительно, но именно картины второго цикла, хоть и сняты они в 1980-е, выглядят образцами «новой волны» больше, чем фильмы Ромера 1960-х.

Важно отметить, что Ромер, быть может, даже в большей степени, чем Трюффо и даже Шаброль, начинял свои ленты подлинно хичкоковским саспенсом (это видно по всем его фильмам без исключения начиная со «Знака Льва»), хотя материал всегда у него был не детективным, а мелодраматическим и даже комедийным (снять комедию, наполненную саспенсом, могли кроме Ромера, наверное, лишь британские режиссеры студии «Иллинг»). «Выгодная партия» - в целом из тех простых историй, которых мы знаем миллионы, но за счет прежде всего актерского мастерства, она «выстреливает» и не дает оторвать глаз от экрана. Сделать незатейливый сюжет не только увлекательным и напряженным, но и скрыть от обычного зрительского взгляда монтаж и работу оператора – для этого надо быть подлинным виртуозом кино.

«Выгодная партия» со всей очевидностью дает понять, что не только мужчины – жертвы женского коварства, но и порой сами женщины оказываются в проигрыше от своих сложных игр и психологических ловушек-построений. В любом случае жаль любых жертв, и главное (тонкий акцент в финале с подниманием документов на лестнице) – кто еще в проигрыше, вот в чем вопрос, ибо ощутимая на протяжении фильма сервильность и обывательский, одномерный прагматизм героя Дюссолье, который и объясниться толком не может без самооправданий, конечно, не вяжутся с очаровательным идеализмом и мечтательностью Сабины, которой режиссер и зритель вместе с ним отдают безусловное предпочтение в амурной игре, рассказанной в «Выгодной партии».

Говорить о литературности Ромера - это произносить неизбежную сентенцию. Каждый раз этого хочется избежать, и каждый раз ничего не получается. Литературность - это не сам факт экранизации (которых у Ромера немного), потому ничто так не кинематографично как экранизация, и это есть основная причина ее неизбежного устаревания в отличие от претекста, который и через столетия может быть свеж и актуален. Экранизация же вбирает в себя историю кино, его технологии и языка, оседая на положенную глубину культурного слоя.

Литературность и не стремление к циклизации как таковое. 'Выгодная партия' - второй фильм из второго же цикла Ромера 'Комедии пословиц' или 'Комедии и пословицы'. Его предваряет цитата из басни Лафонтена: «Чей дух несбыточным не грезил? / Воздушных замков кто не возводил?» Такая паратекстуальная оснащенность тоже заставляет припомнить литературу. Сама французская страсть к циклизации больших эпических объемов, перфекционистскому желанию отчетливой парадигматики заставляет припомнить Бальзака и иже с ними, а название цикла де Мюссе и далее 18 век, что знаменательно, потому что в этом цикле Ромер захотел отойти от излишнего дидактизма 'Моральных притч' да и вообще излишней кинематографичности, сблизившись с более телевизионной, объективной манерой. В 'Выгодной партии', действительно, операторская работа очень деликатна, визуальная составляющая не перетягивает одеяло на себя, позволяя нам насладиться одним из лучших сценарием Ромера, безупречным построением сюжета и бессчисленными разговорами, которые часто вызывают упреки критики в литературщине, но на самом деле превосходны, составляя любопытный контрапункт отстраненно-объективной манере фильма.

На выходе, конечно, получается вполне моральная история. Важно, что фильм преимущественно интерьерен, ибо мораль может проявить себя только на бытовом фоне, что понял еще никогда не существовавший Эзоп. Какая дидактика возможна в пустыне или на море? Стихии на то и стихии, потому что они властны и смещают аксиологическою ориентацию художественного целого. А вот рядом с утварью, в стенах обжитых, а не холодных и чаще всего праздных декорациях дворца, и существует реальная жизнь с ее неоднозначностью и метонимическими казусами. В самом деле, есть ли конфликт фильма в том, что идеализация жизни (главная героиня) противопоставлена жесткому прагматизму (главный герой)? Разве характерно по-женски 'назначив' себе супруга и не спросясь при этом у мужчины, Сабина не ведет себя предельно расчетливо, перед этим порывая с 'артистическим' любовником, чтобы выбрать надежного 'меркантила'? Переход от увлеченности творческими личностями к перспективным карьеристам - это всегда признак женского взросления, но наверное, стоит забыть о идеализме.

И, напротив, герой Дюссолье совсем не мерзок в своем старании оседлать профессиональный успех. Да, он жестко, но совершенно искренно говорит Сабине совсем не то (манера, так сказать, онегинская), чтобы она хотела услышать, но чем она так может быть интересна по-настоящему? Метафора деревенского дома, который понравится увиденным, но не стоит того, чтобы переехать жить в деревню, - метафора жесткая, но справедливая. Просто Сабина избражена в тот момент (момент Ленского, снова не обойтись без Пушкина), когда решается, станет ли она, как все, или в ней случится какой-то внутренний катарсис, без которого невозможна духовная жизнь в ее истинности. Складывается впечатление, что Сабина сама экранизирует свою же жизнь в отличие от Эдмона, который ей живет.

Таким образом, разговоры Ромера совсем не беглая болтовня американских фильмов, но средство выявления полноценности характеров. Мы не вживаемся в них (о, эта презренная обманчивость близости с визуальным образом), они остаются совершенно самостоятельными, самими собой. Ромер блестяще избегает ловушек киношных штампов начала, середины и конца фильма, поэтому герой не превращается во что-то пафосно завершенное, а жизнь как будто идет и дальше, после всех чаяний, надежд, самообмана и крушения.

Собственно, жизнь так и устроена.

8 из 10