Мой ужин с Андре

Есть фильмы-информация, а есть фильмы-провокация. Этот фильм провоцирует новый куст мыслей, отправляя зрителя от «станции вопросов», задаваемых постановщиками сюжета к развилкам ответов — для каждого своим. Именно поэтому камерный фильм разбудил интерес публики; сперва богемной, а потом вызвал любопытство и остальных.

Ведь каждый из нас болтается в жизни между заботами о «хлебе насущном» и скукой ничегонеделания. Оставленные наедине с вопросом: «чего ты хочешь от жизни?» многие ли из нас уверенно на него ответят? Парадокс привычки к навязанным целям жизни рожден нашим путем среди забот обыденности, незаметно и неотделимо связанных с нами настолько, что только заботы и задают цели жизни.

Те, кто свободен от забот, хотя-бы временно, утрачивают цель жизни; при том, что они воспитаны в потребности ее иметь, чтобы «быть как все».

Андре почувствовал свободу назначать цель жизни, опробовал ее в действии на себе и в общении с подобными себе. Но эта изолированная «свобода отпускника» не может быть постоянной в окружении массы людей озабоченных. Он ищет для себя объяснение этому положению и приходит к теории заговора интересантов — власти денег, навязывающей единое пространство забот, которым легко управлять.

Как и все мы, Андре видит причины остраненно, считая людей игрушками внешних интересов. Но если миром движут потребности, то это и потребности каждого; а значит, этот «каждый» влияет на их выбор. С этой подсказки и стоит начинать оценку любой ситуации. В этом урок фильма, для тех кто способен оглянуться и вовремя свернуть с колеи чуждых забот и начать жизнь по-своему.

Сюжет, его каркас действий, вполне описывается одним абзацем синопсиса: драматург-неудачник Уолли, ныне такой же неудавшийся актер приходит на встречу с давним другом, театральным режиссером Андре, которого не видел несколько лет, после того как тот забросил свою карьеру. Есть слухи, что за этим уходом кроется эмоциональный кризис, может даже умственное помешательство, так что Уолли идет на встречу не с лучшими ожиданиями. И собственно придя в ресторан он встречает Андре и разговаривает — это весь каркас фильма, который не так уж и важен, так как вся соль именно в разговорах. Друзья говорят много, о разном, но вне зависимости от тематики диалогов/монологов по сути идет противопоставление двух мировоззрений — экстравагантного Андре и приземленного Уолли.

Приблизительно первый час их общения проходит в монологах Андре, рассказывающего о последних годах его жизни, пережитом им необычном опыте, и сделанных им из этого выводах. И как бы необычно, с точки зрения среднего обывателя, коим является и Уолли, все не выглядело, герой молча слушает, изредка задавая направляющие вопросы. Но постепенно он задает все более детализированные вопросы, в которых начинает отражаться собственная позиция по теме, затем появляются короткие реплики, и заканчивается все это полноценными осмысленными и эмоциональными монологами, которые раньше были прерогативой Андре. И все эти разговоры, как я уже писал выше, о чем бы ни были сводятся к противопоставлению героев: Андре, ратующего за выход из рамок рутины, отключение «автопилота» жизни и наполнение ее смыслом посредством осмысленного проживания, и Уолли, способного находить удовольствие в простоте и монотонности бытия.

Просто чтобы обрисовать картину: кроме сцены прибытия Уолли в ресторан в начале, и поездки в такси домой в конце все оставшееся действо происходит за столиком в ресторане, где два человека сидят и разговаривают, выпивают вина или едят, пока другой человек говорит, иногда официант подойдет, иногда изменится угол съемки, но больше ничего, никакого другого действа — и все же оторваться невозможно. Мне вообще свойственно во время просмотра ставить даже вполне динамичный фильм на паузу и прерываться, ради того, чтобы передохнуть, отвлечься, делая что-то сильно отличающееся от просмотра кино, например, почитать какую-нибудь короткую статью на новостном сайте. В случае «Моего ужина с Андре» прерываться, во-первых, не хотелось, а во-вторых это было бы разрушительно для понимания смысла фильма, и получения наслаждения, так как отвлекшись на пару мгновений можно было легко потерять нить разговора, настолько в фильме плотный и насыщенный смыслом текст. Что и случалось несколько раз, когда я задумывался над только что услышанной фразой, и через несколько секунд вернувшись из своих мыслей, не понимал связи между последними мной услышанными словами и звучащими сейчас. И что самое хорошее, несмотря на понятно высокий уровень образованности героев их монологи и диалоги не стали занудствованиями или накручиванием слов и смыслов, от которых пухнет голова, как, например, в «Пробуждении жизни» — все вполне доходчиво изложено, подкреплено необычными и интересными примерами, так что слушать абсолютно не скучно. Поначалу, правда, приходится сильно концентрировать внимание, сильнее чем при просмотре обычного кино, но постепенно привыкая начинаешь получать удовольствие.

Ведь если посмотреть в целом, большинство разговоров, что обычно ведут люди довольно скучны сами по себе, не говоря уж о том, что не глубоки в плане смысла, редко встречаются такие люди, такие темы и обстоятельства, позволяющие нам принять участие в действительно содержательном общении. А так хоть есть возможность за этим понаблюдать.

Чем в сущности кино отличается от театра? Кинематограф — это безусловное пространство и условное время, а театр наоборот — безусловное время и условное пространство. В попытке соединить одно с другим, авангардный «жрец Мельпомены» Андре Грегори и «андердог» драматургии Уолли Шоун нанимают главного универсала мирового кино Луи Маля, в попытке перевести на язык кино написанную ими пьесу («на двоих») — «Мой ужин с Андре». В итоге получилась презанятнейшая псевдодокументальная лента, абсолютно проамериканская по идейно-приёмной изысканности, можно даже сказать что «галльский» режиссёр решил поиграть в «манхэттенский стиль» Вуди Аллена!

Перед зрителем проходит «живое» импровизационное (на самом деле сцены репетировались месяцами, а сама пьеса какое-то время шла на подмостках) общение двух старых знакомых, давно не встречавшихся друг с другом. Сначала, они даже не знают о чём говорить, ибо настолько разные (даже внешне) жизни ведут, но начав с общей профессиональной темы — театра, они перейдут к «вечным темам бытия», осознав по ходу разговора, что в сущности они похожи и волнует их одно и тоже.

Фильм отличает некоторая камерность действия, достаточно длинные планы снятые статичной камерой фиксируют диалог двух героев, в котором основное внимание приковано к «солирующей партии» Грегори (все полтора часа картины «трещащего» без умолку) изливающего на собеседника поток своих откровений и переживаний. Оттеняется словоохотливый персонаж Андре, тучным увальнем Уолли, лишь изредка вставляющем реплики, и в основном «вкусно» поглощающим блюда из меню «автохтонной кухмистерской» (на самом деле картина снята в «дансинге», закрытом на ремонт и оформленным под ресторан).

По-моему Маль взялся за этот фильм, хотя бы уже только ради того, чтобы выразить сразу большую часть своих мыслей (оказавшихся солидарными идеям пьесы), которые были ранее ограничены рамками художественных картин. И эта «вербальная зарисовка» явилась обращением автора — в частности к заокеанской публики, не понимающей образности его фильмов, попыткой «достучаться» до них (всё-таки, для американского кино слово, диалоги — важнее визуальных метафор). Так например уделяя большую часть картины проблематике театра, режиссёр живо проецирует через это, свои чаяния по поводу направления развития современного ему кино. И мастерски злоупотребляя той самой постановочной театральностью, Маль создаёт свой самый противоречивый фильм…

6 из 10

Мне Луи Маль показался чрезвычайно близок духовно яко Бруно Дюмон, мне их работы кажутся проникнутыми именно той утрачиваемой, утраченной человечностью во мне, о которой говорит Андре. Мне показалось близко и понятно инертное отношение к жизни персонажа Уоллеса Шоуна и восстановительно-революционное — Андре Грегори, его некогда возникшее чувство пресыщения этим рефлектирующим, иллюзорным образом жизни, а также ставшее смыслом жизни осуществление обновления связи оторванных от истоков людей и воссоединения их с бытием, пребывающих в призрачном довольствии и недовольствии своими ограниченными и отчужденными от других людей «мирками».

Мне кажется, что встреча Андре с Уоллесом — это суть полученной опытным путем мудрости, обращение Луи Маля к зрителю. «Индия-призрак» — пять месяцев жизни режиссера в бегах от рефлектирующей ничто (иллюзию, представление о подлинной жизни витающее в урбанистическом обществе, передающееся из прочитанных строк, слов актеров театра, кино) и «мертвой» Европе, как мне видится. Рассказ Андре о польском лесе, это же опыт созидания индийской культуры, его (Луи Маля) видение того, во что должно перерождаться обществу.