Бродячие псы

Нелинейная геометрия кадра и жизни в новом фильме Цай Минляна «Бродячие псы»

Тарковский от Азии — Цай Минлян представил в рамках 36 Московского кинофестиваля свой поистине эпичный кинороман, по мнению самого автора, символизирующий верх его многолетней творческой карьеры и вполне себе претендующий на роль последнего фильма в кинематографическом пути режиссера.

Бытие униженных и оскорбленных, городского дна, как и в любом классическом романе, будь то нетленное творчество русских классиков или кинопленка восточных мастеров — безграничный холст для отрисовки на нем философско-мировоззренческих этюдов.

Фирменный почерк Минляна в «Псах», удостоенных львом Венеции-2013, особенно проявлен и читаем. Нарочито неприлично долгие сцены с эстетически выверенными кадрами безукоризненно работают на лейтмотив творчества азиатского мастера — неизмеримое одиночество и истинную отрешенность человека в современном перенаселенном мире.

У главного героя, которого играет любимый актер Минляна — Лээ Кан-шэн, в этой жизни не осталось ничего, кроме 2х малолетних детей, которых он кое-как пытается прокормить, покупая им по вечерам фаст-фуд в пластиковой посуде, а затем вынужден вместе с ними мыться в придорожном туалете.

За более чем 2х часовой фильм мы так и не услышим его имени, потому что, скорее всего, оно и не так важно, а может быть, оно ему уже попросту и не нужно.

С целью выживания безымянный бездомный папа вынужден рекламировать элитное жилье на шоссе и это, пожалуй, самый очевидный конфликт и парадокс многоуровнего повествования, которое строит режиссер.

Остальные же умелой рукой мастера вшиты в сюжетную конву, которая, стоит отметить, не имеет какой-либо линейной логики, как, в общем-то, и вся человеческая жизнь, в которой порой очень трудно зафиксировать настоящие начало и конец, а также обстоятельства, которые их предопределили.

Каждый кадр этого фильма, практически все действие которого происходит на отшибах и в заброшенных развалинах круглосуточно шумящего Тайбэя, нарушает привычную декартову геометрию с ее прямыми линиями традиционной системы координат. Царящую в этом забытом Богом месте (или мире?) атмосферу виртуозно создает постоянно «заваленная» чуть вправо-чуть влево камера, будто зритель должен смотреть этот фильм опустив голову, также как опустил ее безымянный герой Лээ Кан-шэна в ключевой и невозможно долгой в своей трагичности сцене прощания с бывшей женой и мечтами о светлом будущем, которое символизирует чудом сохранившаяся в руинах их дома фреска.

По Минляну боль потерь и расставаний никогда не удастся заглушить алкоголем, равно как и невозможно обмануть бродячих псов судьбы, накормив их, подобно призраку героини фильма, просроченными котлетами из ближайшего супермаркета.

Но при всей умопомрачительной мрачности бесконечного одиночества и оставленности, которая сочится из большинства сцен, то ли главному герою, то ли матери, а то ли и вовсе их призракам удалось сохранить лодку жизненного пути детей на плаву во время ужасающего по своей силе ливня.

Значит, все-таки есть, пускай и призрачная, но какая-никакая надежда на то, что любая тварь земная, будь то пес или человек, может найти себе дом, а вместе с ним и место в этом мире.

В фильме нет сюжета и сплошь длинные планы, но вовсе не потому, что перед нами «артхаус». А потому, что это единственные средства, позволяющие адекватно передать мироощущение и взгляд на общество людей, которые из общества этого выброшены. И получилось хорошо: признаюсь, в финальной 9-минутной совершенно неподвижной сцене я заскучал, но в 3 других ключевых длинных статичных планах глаза всегда что-то разглядывали, хотя ни разу не фанат медленной «задумчивой» съемки.

Да и с чего бы в фильме о таких героях быть сюжету? Это мы с вами бегая, занимаясь повседневными делами, испытываем стрессы, радостно встречаемся с друзьями и т. п. А у бомжей ничего подобного нет. У них нет целей в жизни — есть лишь состояния. Потому так неспешно Цай Минлян показывает, как нищий главный герой вынужден зарабатывать, стоически стоя у дороги с плакатом, рекламирующим дорогое жилье. Или как их восприятие опирается на физические свойства вещей: не на всю эту визуальную игру внутреннего дизайна помещений, цветовой раскраски уличных стен, которые являются частью того самого, закрытого для них общества, а на холод железа, шершавость пластмассы объектов, с которыми они соприкасаются. Или как физиологичны переживания в их внутреннем мире: так как значительная часть их ощущений вызывается не окружающим нас массовым искусством, новостями из телевизора или волнениями по поводу успехов и неудач близких — а жадным поглощением пищи большими кусками, когда до нее получается дорваться, и с отправлением физиологическим потребностей. Им даже имена необязательны — как рассказывают киножурналисты, на вопрос являются ли 3 взрослых женщины в фильме одной героиней или разной, режиссер ответил, что это не важно — их никто никуда не зовет и все они для общества на одно лицо.

Право слово, видимо, перед просмотром автор отзыва слишком отвлекся на разговор с подругой, с которой пришел на показ, да не сконцентрировался толком на фильме, потому дельного добавить ему нечего. Если хотите поглубже погрузиться в разбор ключевых образов фильма — прочитайте Долина в «Газета. ру», тут в подборке СМИ. Он, похоже, единственный из киножурналистов, кому фильм действительно понравился.

6 из 10