Голос луны

1990. Италия, Франция. Режиссер Федерико Феллини. В главных ролях: Роберто Бениньи, Паоло Вилладжо.

Иво Сальвини любит гулять по ночам. Потому что он — лунатик, который слышит голос Луны. Во время своих прогулок он попадает в разные места и в разные общества, везде оказывается к месту, но нигде не чувствует себя своим. Иво не пытается услышать или понять голос Луны: ему достаточно просто слушать. И это его отличает от всех остальных.

Феллини со свойственной ему иронией и печалью рассказал в своем последнем фильме о поэтическом и немного сумасшедшем мире мечты. По мнению кинокритика Сергея Кудрявцева, «Голос Луны» — «духовное завещание накануне предчувствуемого ухода в далёкие пределы». И не стоит суетиться, разгадывая его. Кстати, сам Феллини признавался: «Чтобы не выглядеть сумасшедшим в глазах большинства, мне надо было стать кинорежиссером. Прелесть этой профессии в том, что тебе позволено воплощать в жизнь свои фантазии».

Режиссер, как и герой фильма в исполнении Роберто Бениньи, считал фантазии равнозначной частью реальности. И достаточно присмотреться к своему прошлому или оглянуться вокруг, чтобы убедиться: творческих, талантливых людей, в которых есть яркая индивидуальность, всегда считают безумцами, не от мира сего, со странностями. Да, они такие с точки зрения здравомыслия, коллективного конформизма, который всегда стремится унифицировать личность.

«Безумцы — личности, и каждый одержим чем-то своим. Мне кажется, что здравомыслие — это умение выносить невыносимое, жить без эксцессов», — говорил Феллини. У героев его последнего фильма жить без эксцессов не получается.

8 из 10

«Голос Луны» привлек меня не столько именем режиссера (я не считаю, что все фильмы Феллини однозначно гениальны, и каждый из них требует безусловного внимания), сколько описанием, обнаруженным в Википедии. «Народная энциклопедия», со свойственной ей скупостью (а эта скупость, как правило, особенно заметна в ее описаниях интеллектуального кино) отражает сюжет так: В фильме рассказана история лунатика Иво Сальвини, который любит гулять по ночам. Он оказывается в различных неподходящих местах и наблюдает за разными людьми. При этом он часто вспоминает свою бабушку. Сальвини попадает в одно недоразумение за другим, но это его не расстраивает — ведь он уже немного сумасшедший.

Описание, прямо скажу, мне не понравилось — когда некто использует подряд слова «различный» и «разный», мне совсем не хочется верить в то, что герой фильма действительно — «немного сумасшедший», а вот в умственных способностях пишущего подобное я начинаю сомневаться. Думаю, если бы автор аннотации не сдерживал себя, но писал то, что думает на самом деле, он высказал бы нечто вроде «Фильм — тоска. Все герои больные. Не досмотрел. Ни о чем», и, конечно, допустил бы множество ошибок в написании использованных им же слов.

Кстати, сейчас подумалось, что по схеме автора можно пересказать любое произведение, причем в некоторых случаях ознакомившись лишь с обложкой диска — картинки, к примеру, тоже нередко дают варианты интерпретации. Беда в том, что подобные «анализы» желательно сразу складывать на полочке около унитаза, а не размещать в энциклопедиях.

Разумеется, дурное описание сюжета фильма лишь подогрело мой интерес к нему. А два часа, которые продолжался фильм, я провел с чувством возрастающей радости от того, что он мне попался.

Итак, является ли фильм «историей лунатика Иво Сальвини»? Можно, конечно, сказать и так. Но это все равно, что сказать, будто роман «Братья Карамазовы» — приключения Алеши Карамазова и его друзей. Иво Сальвини, разумеется, один из главных героев фильма, но именно один из, но никак не единственный. По сути, любое его взаимодействие с каждым персонажем фильма превращает последнего в равнозначную Сальвини фигуру. Сальвини словно наполняет смыслом все то, с чем встречается, что видит и что осмысливает. Достаточно вспомнить Анжелину — танцующую девушку-панка, которая начинает существовать только в те минуты, когда ее пути пересекаются с путями Иво, или каждого из братьев Мичелуцци, которые все окружающее видят глазами Сальвини. Собственно, и любовь Сальвини — Альдина, если вдуматься, обретает смысл своего существования только тогда, когда он думает о ней или видит ее. Трудно представить ее «живущей на белом свете», если там же нет Иво. Он недаром неоднократно сравнивает ее с Луной — как и Луна, Альдина становится Альдиной в тот момент, когда о ней заговаривают. Можно сказать, что фильм, скорее, о том, как Сальвини превращает мир несуществующий в нечто реальное, нечто такое, что становится миром сущего, а не мыслимого.

Равнозначной, но совершенно иной фигурой в фильме является Гонелла, в исполнении Паоло Вилладжо, актера настолько же блистательного, насколько и неверно оцененного российскими зрителями. Для России восприятие Вилладжо, как правило, зациклено на Уго Фантоцци, но эта его роль лишь приоткрывает его возможности. Истинную трагедийную мощь таланта Вилладжо, скорее, можно увидеть в фильмах»… Прекрасная страна» (1977), «Дорогой мамочке в день ее рождения» и еще более многогранном фильме «Дорогие проклятые друзья» (1994), о котором я еще напишу в скором времени.

На мой взгляд, Гонелла — это Феллини, причем Феллини потаенный, непроизносимый, спрятанный, возможно, даже от самого себя. Пусть этот герой, с точки зрения общества, в котором живет и Сальвини, и сам Гонелла, сумасшедший, но его сумасшествие — не болезнь, а единственный выход из ситуации, в которую попал окружающий мир. За Гонеллой никогда не прилетит Инопланетянин, как он прилетает за героями совершенно другого фильма — «Суп из капусты» с де Фюнесом и Жаном Карме. Гонелле просто некуда деться, чтобы спасти себя и то, что он привык сознавать родной реальностью. Наверное, именно поэтому так пронзительно больно и одновременно приятно видеть его танец со своей скрываемой ото всех любовью посреди воплощения современного мира — многолюдной дискотеки под музыку Майкла Джексона. Эта музыка ему настолько чужда и кажется настолько дикой, что не воспринимается ничем иным, кроме шума, причем шума навязчивого и деструктивного. Отсюда и его слова о том, что подобное может нравится только тем, кто никогда не слышал скрипку, и просто не умеет слышать ее. Интересно то, что вальс в исполнении Гонеллы и его спутницы выглядит много реальнее толпы, которая продолжит пляски под Джексона после того, как Гонелла его закончит. Вернет сущность музыке Джексона, кстати, именно Сальвини, который именно посреди дискотеки выведет некий абсолют Альдины, воспримет ее в каждой женщине, которую видит, а заодно вернет и этой ипостаси мира право на существование.

Оказывается ли Сальвини в неподходящих местах? Нисколько. Сама реальность не очень подходит для Сальвини. Его мир ближе к Андерсену, присутствие которого чувствуется на протяжении всего фильма. Вообще, было бы чудесно увидеть Роберто Бениньи в роли датского сказочника — по-моему, он смог бы сыграть его как никто другой. Интересны его диалог с Луной, зов колодцев, которые постоянно манят Иво внутрь его же собственного Я.

Можно ли сказать, что Иво «немного сумасшедший»? Нет! Наоборот, именно Сальвини с Гонеллой — единственные абсолютно нормальные люди, совершенно лишенные всего того, что готов дать и активно навязывает человеку безумный современный мир.

Интересна последняя фраза фильма, произносимая приближающимся к колодцу Сальвини: «И все-таки, я думаю, что если бы было потише, если бы все мы побольше молчали, может что-то и поняли бы…». Последняя фраза последнего фильма Феллини.

А вот ходить одновременно по двум берегам — это, наоборот, упражнение, к тому же очень нелегкое.

Часто можно увидеть, как начинающий маг-студент идет вдоль речки по обоим берегам сразу: он так сосредоточен, что вас и не замечает. Потому что дело это тонкое и отвлекаться нельзя ни на минуту. Иначе он мгновенно окажется на каком-нибудь одном берегу, то-то будет позор!

Анри Мишо

Единственная постоянная есть в жизненном пространстве героя Бениньи — ЛУНА. Каждую ночь он наслаждается ее величием. Днем ему сложно и одиноко.

Он с трудом понимает окружающий его мир, даже тех, кто находится вблизи его.

Его ночные путешествия также нередко оканчивается конфузом — то, как люди ведут себя ночью ему сложно понять. Они находятся в разных реальностях.

10 из 10

Этот фильм очень сложно понять и совершенно невозможно и даже противопоказано анализировать!Это последний фильм великого Федерико Феллини — признанного гения и одного из самых неоднозначных режиссеров в истории кино. Этот фильм сложнее, чем многие другие фильмы Мастера — в нем заметна сильная усталость режиссера, разочарованность в окружающем мире, пожалуй, даже в своем искусстве. Этот фильм-перевертыш — порождение больной фантазии автора романа и уникального стиля повествования Феллини.

Этот фильм — сплошная иллюзия, один большой символ, малопонятный иероглиф, который заключает в себе какую-то вселенскую тайну, до которой так хочется докопаться, но знаний и ума просто не хвататет. Он полон аллегорий, то мечется между реальностью и вымыслом, на грани сумасшествия, то опускается в глубины подсознания, превращается в какой-то сон, то выскакивает на поверхность, вдруг разражаясь целым градом сатирических зарисовок современной жизни.

Это даже не эксцентрика, свойственная всем фильмам Феллини, это сюрреализм. Фильм похож на полотна Дали — такой же призрачный и ирреальный. Герои фильма — настоящие «лунатики» — полушизофренники, больные люди, выпавшие из течения обычной жизни, «другие», которым чуждо все на этой Земле. Их зовут голоса Луны, голоса, раздающиеся из колодцев и пустых комнат. Все так странно в их мире — он весь такой фальшивый, мир комплексов, страхов, боли. Хотя, если задуматься, реальный мир болен еще больше, чем мир этих странных людей.

Страных людей сыграли Паоло Вилладжо и Роберто Бениниьи. Выбор для Феллини странный — буфонный Вилладжо и гротескный Бениньи. Но мастер не ошибся — Вилладжо совсем забыл об образе Фантоцци и сыграл настоящего «лунатика» и Бениньи совсем не переигрывал. Впрочем, все актеры здесь, кажется, не более, чем куклы в руках кукловода.

Это действительно кино — мифическое и многопластовое, это таинство, которое надо познавать постепенно. Это даже ритуал, от которого я далек, но постараюсь приблизиться.

Что хотел сказать Феллини своим фильмом? Не имею понятия. И вряд ли кто-то сможет просто взять и ответить на этот вопрос. Каждый сможет найти в этом что-то свое. А может и не найти. Главное, что у него было, что сказать, и он говорил это — своим языком, непонятным, странным, оригинальным, другим языком, который нам еще предстоит до конца разгадать.