Маленький солдат

«Маленький солдат» — первая картина Годара, в которой политический элемент играет намаловажную роль, однако, при всей виртуозности монтажа и очаровательности насыщенного философией и цитатами закадрового комментария (в «На последнем дыхании» он тоже есть, но не такой обильный и подробный) к финалу картина ощутимо выдыхается, потому в формальном плане она несовершенна, в отличие от годаровского дебюта. Некая небрежность, ощутимая в уличных съемках, монтаже и поведении персонажей отдает своего рода пижонством, что в дебюте так не бросалось в глаза.

Однако, главная заслуга Годара в этом фильме состоит в том, что он не принимает ничью сторону в конфликте ОАС и алжирцев, показывая жестокости и беспринципность и тех, и других. Главный герой интересен ему именно как лишний, затерявшийся между враждующими сторонами, его внутреннее состояние, как и мировоззрение самого Годара в этот момент, можно определить, как смятение перед политическими конфликтами современности. Фирменный монтаж Годара потому такой и рваный, неправильный, что он передает работу мысли в состоянии смятения. Ритм фильмов Годара всегда когнитивный, он изоморфен внутреннему состоянию самого режиссера и его героев.

В «Маленьком солдате» впервые у Годара снялась Анна Карина, потому много сцен построено на любовании ею, на восхищении ее красотой и обаянием, здесь еще нет ни глубокой психологической трансформации, как в «Жить своей жизнью», ни комедийного таланта, как в «Женщина есть женщина», Карина нужна Годару лишь как статистка, брессоновская модель, слепо выполняющая режиссерскую волю, хотя он этой моделью и любуется. В этой картине актерская работа в целом нивелирована не только у Карины, но и у других исполнителей: здесь нет психологизма, нет характеров, нет их развития, потому «Маленький солдат» теряет в глубине по отношению ко многом другим лентам Годара того же периода.

Вместе с тем, это, конечно, не «новая волна», как, например, «Отдельная банда», естественности и непосредственности здесь нет, зато есть признаки стиля Годара и его мировоззрения этого периода. «Маленький солдат» — во многом монофильм, он очень антропоцентричен, даже герметичен, зациклен на переживаниях одного персонажа, он приоткрывает политическое измерение экзистенциализма, показывает, почему Сартр, например, был на баррикадах 68-го, хотя прямых цитат из него здесь нет.

Конфликт «бытия-в-себе» и «бытия-для-себя», по Сартру, заключается не только в диахроническом отчуждении, но и в проблематике неантизации (или ничтожения) — борьбе свободы против мира созданных ею объектов во имя сохранения себя в независимости от них. Каждое наличное положение дел в социуме также создано свободой, но должно быть преодолено, неантизировано во имя сохранения этой свободы. Это относится и к отдельному человеку, и к социальным группам. Революция — как раз такая неантизация. Мы видим, что Бруно Форестье в «Маленьком солдате» разрывается между революцией и реакцией, не может принять ничью сторону, по многом потому, что действуют они одними и теми же методами.

Тяжелая сцена пытки в ванне будет процитирована Годаром позже в «Безумном Пьеро», где вновь появятся ОАСовцы, но уже как посланцы фатума, здесь же ОАС — защитник «бытия-в-себе», наличного положения дел, а пытают его алжирцы, агенты неантизации. Никогда еще Годар не был так объективен и мудр в описании политической борьбы, как в «Маленьком солдате»: он показывает, что неантизация — это всегда насилие, это желание свободы защитить себя, но опять же через зло по отношению к другим.

Лишь в одной отрасли человеческой жизни неантизация не связана с насилием — в творчестве: там свобода художника заставляет постоянно переписывать, перерисовывать, переигрывать, разрывая наличное положение дел, преодолевать эстетические и иные границы, отрицать то, что уже создано. Но в политике без насилия неантизация невозможна — в этом неутешительный вывод «Маленького солдата». Но вы, может быть, скажите: «А как же любовь? Разве ее нет в этом фильме?» Есть, но она — лишь бледное отражение великой кинолюбви Мишеля и Патриции из «На последнем дыхании».

Если Жан-Люк Годар решил снять фильм о шпионах, вероятно, это будет философский фильм о шпионах.

Что в этом фильме интересно, это насколько не фанатичны герои, являющиеся шпионами. Они, словно не решили, чем в жизни заниматься, и подумали, почему бы не быть секретными агентами. Очень странно, но в них нет ярой убежденности в своих идеях, скорее, убежденность И французы, и арабы в этом фильме — это две крайности одной и той же плоскости. Они одинаково неправы и одинаково жестоки.

Очень здорово, что всю историю мы видим сквозь призму мыслей и диалогов главного героя. Своеобразный поток сознания. А главный герой — самый настоящий бунтарь без причины, который участвует в шпионаже просто так, отказывается убить просто так, терпит пытки просто так и переносит потери без особого, по крайней мере внешне, огорчения. Возможно, это происходит именно потому, что война в самой Франции, хотя и жестокая, но довольно иллюзорная, настоящая война идет в это время в самом Алжире. Возможно, ощущая эту призрачность, главный герой не чувствует всей важности происходящего, это похоже в некотором плане на игру с потенциально летальным исходом.

За что мне нравится Годар, он не боится обнажать правду в диалогах и высказываниях своих героев. Озвучиваемые ими парадоксы заставляют глубоко задуматься, несколько переоценить привычные вещи.

При всей философичности фильма, Годар вовсе не собирается скрывать самые нелицеприятные, самые жестокие стороны этой фантомной войны, будь то ужасающие натуралистичные сцены пыток или фотографии погибших людей.

Таким образом, Годар преподносит с совершенно необычного ракурса, психологического и идеологического, историю о секретных агентах. Он лишает ее идеализации и экшена, оставляя нас лицом к лицу с воспаленным сознанием главного героя.

Одно из самых глубоких убеждений Жана-Люка Годара о том, что все основные приёмы кино были найдены в первые двадцать или тридцать лет его существования удивительным образом перекликается с его собственной творческой судьбой. Годар был одним из тех художников, кто очень тонко и отчётливо чувствовал будущее лет на двадцать вперёд, лучше многих других деятелей той эпохи. Поэтому, его работы уместно охарактеризовать критическими размышлениями о грядущем путём достаточно сложного анализа текущих событий с опорой на опыт прошлых лет. В их основе лежал личностный конфликт самого француза между «мужским и женским», т. е. между сухим интеллектом и интуитивной романтикой. Поставить между этими двумя неравноценными категориями знак равенства было невообразимо трудной, но оттого смелой задачей.

Среди множества политических картин Годара «Маленький солдат» занимает своё собственное, обособленное место. К сожалению, именно ему суждено было остаться в тени ряда других произведений Nouvelle Vague, в том числе, самой известной ленты Годара «На последнем дыхании». Для тех, кто смотрел этот фильм, история Бруно Форестье может показаться неким альтернативным продолжением прежнего рассказа о слишком коротком пути молодого Мишеля. Снятые друг за другом, обе ленты действительно словно дополняют друг друга на различных уровнях. Бруно — точно такой же колеблющийся на ветру перемен лист, дезертир, по собственной воле очутившийся в Женеве — гнезде европейского шпионажа и подпольных организаций и, к слову, второй родине Годара. Он — тоже псевдоинтеллектуал, бравирующий своей привязанностью к национальным идеям и вещам, любящий американские автомобили, а, следовательно, и саму Америку. Годару тоже нравится Америка, но любит он её вовсе не за это, а за возможность лишний раз постебаться над ней. Бруно, как и Мишелю, нравятся симпатичные девушки, а он нравится им. На этом сходство двух героев заканчивается.

Политические интриги, коварство OAS, жестокость проалжирских повстанцев — в фильме уже нет той прежней безмятежной лёгкости, когда кажется, что всё само собой развеется и наладится. От неё осталась лишь еле видимая тень, появляющаяся в моменты общения Бруно с Вероникой — простой советской девушкой, продавшейся его врагам. Но у которой, в отличие от Бруно, есть свои вполне конкретные идеалы, а не пустые предрассудки. И от этого порой кажется, что именно слабый пол, при всей загадочности и непосредственности своей души, символизирует настоящую истину, а не ту, которая затерялась где-то меж мозговых извилин молодых messieurs, экстазирующих от фаталистического созерцания собственной никчёмности или демагогических рассуждений о политике и прочих сомнительных вещах.

Именно в этом фильме Годар впервые показал на деле модель «войны будущего» — война приобретает личный характер, плавно устремляясь с неспокойных улиц в уютные недра современных многоэтажек, наполняя их поистине жуткой атмосферой насилия и террора. Но даже там, между сеансами методичных пыток, заглушаемых то душевым шумом в ванной комнате, то громким звучанием радиоприёмника, при большом желании можно отыскать нечто особенное и неповторимое — безысходность. Любопытен тот факт, что через несколько лет Годар поместит в похожие условия и героя Бельмондо, но уже в несколько другом контексте.

Тезис о том, что у войны не женское лицо, у Годара уже не актуален. Очень даже женское и циничное. Но, почему-то, именно это кажется не таким уж и страшным по сравнению с тем, о чём ещё он рассказывал — безумием далеко не скромной и обаятельной европейской буржуазии, чья участь идти к своим далеко не безвредным целям по головам людей или пробираться на личном автомобиле сквозь нескончаемые пробки, проклиная всех и вся. И для него, как настоящего режиссёра, было важно не принимать ничью позицию, соблюдать дистанцию и предоставлять зрителям возможность самим выставить оценки его героям.

Понравились съёмка с плеча и монтаж. Удалось достичь, по-моему, эффекта хорошей документальной съёмки. И ещё очень красивыми показались кадры ночного города.

Игра актёров по отдельности хороша, но вместе не убеждает. Точнее, не могу до конца поверить, что это террористы. Эти больше для боевиков голливудских подходят (может, в самом деле, пародия?)

Отдельно об Анне Карине. Чудесная девушка и актриса, но именно она является главной пародией на помощника революционной организации. Когда она хлопает ресницами во время разглагольствований Бруно, видно, что старается он зря: она его не понимает. И он тогда начинает говорить прямо в камеру… (да простят меня её поклонники)

Для тех лет фильм крут, спору нет, это и без учебников ясно, но пересматривать если и буду, то только из-за красивых кадров и монтажа.

7 из 10