На острой грани

С раннего детства Огюстен не вписывался в образ среднестатистического американского мальчика: он не увлекался бейсболом, не коллекционировал карточки с изображением игроков, не заглядывался на девчонок из школы, которую, впрочем, посещал редко. Огюстен не мечтал стать космонавтом, великим рок-музыкантом или биржевым маклером, а видел себя в будущем профессиональным лицензированным косметологом (парикмахер, по его мнению, не подходящее слово). Он очень желал, чтобы когда-нибудь его семья стала нормальной, потому что терпеть постоянные ссоры папаши-алкоголика и неврастеничной мамы-неудачницы мальчик больше не мог. Первой не выдержала мать и обратилась к доктору Финчеру — психиатру, которому самому не мешало бы поправить свое душевное здоровье. Тот «отправил в отставку» мужа, познакомил мать с одной из своих пациенток (впоследствии их отношения стали больше, чем дружескими), а самого Огюстена поселил в своем доме, где царит безумство и неуравновешенность в самой запущенной форме. Семья Финчеров оказывается не просто странной, очередная сумасшедшая выходка считается нормой, и единственное, чем может помочь доктор-предводитель, так это только подкинуть очередной флакон антидепрессантов.

В свои тринадцать герой сталкивается с полной свободой, которая переходит все мыслимые и немыслимые грани. Доступность, отсутствие правил: Мальчик, хочешь валиум? — Кушай, на здоровье! Куришь? — Да ради бога, только бери сигареты не из маминой пачки! Спишь с сорокалетним мужиком? — Ты уже такой взрослый! И все в таком духе… В финале Огюстен превратится в ходячий диагноз, по сравнению с которым вялотекущая шизофрения — безобидный недуг, а все долгие годы труда Фрейда сводятся на нет.

Фильм, снятый по автобиографии О. Берроуза — не просто комедийная драма, это отражение абсурда, яркая картина бреда, однако он не передает ту глубину эмоционального напряжения, которую испытывает главный герой и которую так легко уловить в книге — уж больно картинка рафинирована.

Фильм «На острой грани» безусловно, безумен, дерзок и оригинален. Но он и безумно хорош! Этот фильм произвел на меня неизгладимое впечатление, и после просмотра захотелось смотреть его еще и еще. Главную роль сыграл, конечно же, сценарий (который к тому же и автобиография, а значит это все чистая правда!!!), но и не последнюю роль играет великолепный актерский состав.

Все актеры по-своему великолепны: Аннетт Бенинг очаровательно курит свои сигары, Гвинет Пэлтроу смехотворно послушна, Ивэн Рэйчел Вуд восхитительно дерзка и комична, Джилл Клейбур на вид самая сумасшедшая из всех, но на самом деле — самая нормальная; Брайан Кокс вообще без комментариев (чего стоит его фраза «Я Санта Клаус»!), подает надежды и Джозеф Кросс, который в этом фильме просто очарователен; даже мальчик, играющий Огастена в детстве — талантище!

Финч — главный герой всей трагикомедии, я считаю. Он самый главный псих, а от него идут все остальные ветви психопатства. Он очаг безумства, а все остальные — разносчики. Его отпрыски (и лишь потому, что они его отпрыски) чудны и своеобразны. Я, например, была просто в восторге от сцены с котом Хоуп, который умер от «кошачьей лейкемии». Но пиком чудачества является видение Бога в утреннем стуле доктора Финча…

Этих самых моментов в фильме хоть отбавляй, такие фильмы НУЖНО смотреть! Они учат нас относиться ко всему более спокойно. В общем, фильм просто шедевр, 10 из 10, сотня из сотни, миллион из миллиона. И я надеюсь, что этот фильм покорит ваши сердца так же, как и мое.

10 из 10

[Посвящается Ecstasy Lover]

2025 год.

Зажжённая сигарета. Выцветшие глаза. Седые волосы. Сгорбившийся над столом старик.

Взор устремлён куда-то вдаль, несколько отстранённо, словно вспоминая что-то.

- Вы помните доктора Финча? — наконец прерывает он своё слегка затянувшееся молчание, обращаясь ко мне. — Я помню доктора Финча. Он был ненормальный. Он был психолог.

Я сижу в тесной комнатушке. Беру интервью у старого человека с хитринкой во взгляде.

- Это были славные семидесятые…, — мечтательно шепчет старик, стряхивая пепел с сигареты. — Каждый непременно хотел себя выразить, как-то проявить, быть выдающимся человеком своей эпохи.

Пепел аккуратно сыплется в пепельницу. Руки старика — с уродливо взбухшими венами. Рука дрожит.

- Это всё было давно, — бормочет старик, потирая пальцами висок, — хорошо, что мне принесли посмотреть фильм… Называется — «На острой грани». Сразу многое припомнил. Нынче память у меня уже не та, что раньше.

Я терпеливо жду. Старики всегда рассказывают историю медленно, пытаясь ухватить остатки былого её вкуса. Это всё равно, что подольше конфету во рту держать, ощущая, как она тает, как распадаются и растворяются при её таянии вкусовые ощущения.

- Во многом фильм прав, да и не мудрено это, коли была экранизация романа Огастена Берроуза. Кому-кому, а Огастену врать незачем. Я знал его тогда. Хорошо знал. Не совсем уверен, что он меня тоже хорошо знал. По фильму ведь не скажешь. Но мы больше ладили, чем не понимали друг друга.

Старик бросил взгляд на стол, на мгновение задержав руку с сигаретой над пепельницей.

- Думаю, он знал, чего хочет. Огастену палец в рот не клади — ему подавай всю правду. Конечно, он выглядел немного не таким, каким его изобразил актёр Джозеф Кросс, но всё же… Это нестандартное лицо, этот нетерпимо-любопытный взгляд, как у лиса, эта его поза — «Это я, но я ни при чём».

Старик тихонько кашлянул.

- Шельмец. Впрочем, что-то у него от матери. Какое красивое у неё было имя — Дейдра! Поэзия. Она обожала поэзию. Сочиняет, пишет чего-то, выдумывает, извергает ненависть… Мне всегда казалось, что она вовсе не такая злая, просто… Просто она была живой, непосредственной и честной. Когда я смотрел на игру Аннетт Бенинг, то мне чудилось, что Дейдра здесь, рядом, снова что-то читает, с какой-то торжественностью роняя лист за листом на пол. Знаете, она была интересная женщина, без шуток.

Старик почему-то умолк. Оставив окурок в пепельнице, он посмотрел на свои сомкнувшиеся руки.

- Да, интересная женщина, — промолвил он, достав носовой платок. — Но проку от неё было, что от этого платка. Никогда не поймёшь, в какой момент он может понадобиться, и оттого вечно его где-то бросаешь — то на диване, то в шкафу, то в кармане. Она страдала переменчивым настроением.

Старик погладил свои усы, отвернувшись от меня к солнечному свету, ровно падавшему на стол, как бы разделяя нас на две стороны — спрашивающего и отвечающего. Хотя сам я помалкивал…

- Сейчас я понимаю, насколько важными были отношения Огастена и Дейдры. Его отец, Норман, по большей части, был равнодушным человеком, трусливым. Как и мой, впрочем.

Внезапно старика что-то рассмешило. Он пояснил, откашлявшись:

- Я вот вспомнил эту зазнайку — Хоуп. Она была одним из подопечных доктора Финча. Его дочерью.

Старик внезапно изменил тембр голоса:

-«Ах, папочка, я тебе нужна? Конечно, ты всегда прав, несравненный мой папочка…». Мы её терпеть не могли. Интересно, снился ли ей по ночам её кот? Брр… Натали её на дух не выносила — это другая дочь доктора. Взбалмошная особа, надо признать. Господи, тот момент, когда они долбили потолок в доме Финча — это нечто незабываемое… Простите…

Старик вытер платком выступившие от смеха слёзы.

- Да, тогда бывало и весело… Доктор Финч… Я помню доктора Финча. Он был доктором.

Старик как-то мигом посерьёзнел. Заходящее солнце осветило его тело. На лице ядовито проявились многочисленные морщинки.

- Милая, милая Агнес… Такая заботливая, такая странная… Да что там, все мы были тогда странными. Агнес любила своего мужа — Финча. Огастена она тоже любила. Потерявшийся человек. Она пришла к тому, чего хотела. Но обрадовало ли её это?

Старик многозначительно взглянул на меня.

- Знаете, чем хорош фильм «На острой грани»? Он не сравнивает, он показывает. В фильме все герои — сумасшедшие. Но это лишь упрощение мысли Огастена Берроуза. Сумасшедшими мы рождаемся, норму же приобретаем в ходе своего развития. Развиваясь, мы начинаем ощущать понятие и смысл нормы, ей же потом и следуем. Герои фильма не сумасшедшие. Они — люди междумирья, находятся на грани — между миром ненормального и миром нормы. Только Огастен не захотел задерживаться между мирами. Он выбрал свой путь.

Старик встал из-за стола. Я тоже. Его время пришло. «Интервью» окончено.

- Нейл Букман! — позвал его высокий человек в форме. — На выход!

- Да, вот что ещё, — притормозил у выхода старик, обернувшись ко мне. — Знайте: когда-то я был. Теперь же — буду.

Его повели по мрачному коридору.

Его казнили на электрическом стуле 23 октября 2025 года.

Как я узнал позднее, последним его словом было: «Врубайте!»…