Эпидемия

Снятый следом за «Элементом преступления» фильм «Эпидемия» дебютной трилогии Ларса фон Триера продолжает, на радость федеральным СМИ, рассказывать о «загнивающей» Европе. Примечательно, что в трилогии «Е» центральным связующим элементом является Германия. В «Элементе преступления» герой работает в городе с немецким произношением, в «Эпидемии» персонажи приезжают в страну и выслушивают речь от местного немца о бомбежке Кельна, а в третьем фильме, с символическим названием «Европа», все действие происходит в поезде, который едет по послевоенной Германии.

За вызывающее поведение на фестивалях и определенные аллюзии фон Триеру приписывают диагноз «нарциссизм». Не знаю, как тогда это проявлялось, но в «Эпидемии» фон Триер сделал главными героями себя и своего друга-сценариста Нильса Ворселя. По стечению обстоятельств дискета со сценарием, над которым они корпели полтора года, уничтожена, при этом они не могут восстановить все по памяти. И персонажи решаются написать новый сценарий про болезнь, охватившей всю Европу. И дальше идет разбивка сюжета на две линии — сам сценарий и жизнь сценаристов. На черно-белой картинке в левом верхнем углу большими красными буквами нанесена надпись «EPIDEMIA» и останется там до конца.

Несмотря на довольно современную атмосферу Дании для того времени, так называемая «болезнь Европы», выдуманная Ларсом фон Триером претендует на происхождение из Средневековья. Чума, поражающая Европу — на эту тему фильмов не так уж и много. Персонаж выдуманного сценария, который выдумывают два друга, доктор Месмер, пытается спасать всех и не понимает, почему у него не получается. Его выгоняют за излишний альтруизм и лишают всех постов — некая интерпретация средневековой «охоты на ведьм». Вообще, у трилогии «Е» помимо Германии есть еще один элемент, связующий эти фильмы по теме, но о нем будет уместнее рассказать в рецензии на «Европу».

Зачин «сценария» выглядит многообещающе, и кадр, где доктор Месмер пролетает с флагом Красного Креста, приобрел свою долю известности. Но проблема, из-за которой этот фильм невероятно трудно высидеть, заключается в линии реального времени. Ларсу и Нильсу отведено пять дней, чтобы создать новый сценарий, и они, зная какой толщины обычно бывают такие работы, решают намерено выдать продюсеру опус на 12 листов. Их сценарий выглядит, как конспект, куда записываются только ключевые моменты — что за болячка, откуда взялась, что будет дальше. Обсуждается это все в устной форме, поверх трясущейся камеры, снимающей жизнь героев в жанре псевдодокументалки. А жизнь горе-сценаристов проходит в болтовне за бутылкой пива. Плюс еще когда в больницу попадает один из сценаристов и раскрывается один из его своеобразных «фетишов», интерес к подобным субъектам отпадает сам собой.

Члены комиссии, посмотревшие фильм «Эпидемия», заявили, что ничего хуже они в жизни не видели. По их словам, это было одно сплошное мессиво, плюс техническая составляющая не позволяет транслировать фильм по телевидению. Что ж, я могу понять такое негодование, финальная сцена с медиумом — это вообще полный трындец, но прям гневаться нет настроения. Не все так отвратительно. До уровня мерзости, показанного в «Необратимости» Гаспара Ноэ или в «Человеческой многоножке», фон Триеру еще ой как далеко.

Снятый следом за «Элементом преступления» фильм «Эпидемия» дебютной трилогии Ларса фон Триера продолжает, на радость федеральным СМИ, рассказывать о «загнивающей» Европе. Примечательно, что в трилогии «Е» центральным связующим элементом является Германия. В «Элементе преступления» герой работает в городе с немецким произношением, в «Эпидемии» персонажи приезжают в страну и выслушивают речь от местного немца о бомбежке Кельна, а в третьем фильме, с символическим названием «Европа», все действие происходит в поезде, который едет по послевоенной Германии.

За вызывающее поведение на фестивалях и определенные аллюзии фон Триеру приписывают диагноз «нарциссизм». Не знаю, как тогда это проявлялось, но в «Эпидемии» фон Триер сделал главными героями себя и своего друга-сценариста Нильса Ворселя. По стечению обстоятельств дискета со сценарием, над которым они корпели полтора года, уничтожена, при этом они не могут восстановить все по памяти. И персонажи решаются написать новый сценарий про болезнь, охватившей всю Европу. И дальше идет разбивка сюжета на две линии — сам сценарий и жизнь сценаристов. На черно-белой картинке в левом верхнем углу большими красными буквами нанесена надпись «EPIDEMIA» и останется там до конца.

Несмотря на довольно современную атмосферу Дании для того времени, так называемая «болезнь Европы», выдуманная Ларсом фон Триером претендует на происхождение из Средневековья. Чума, поражающая Европу — на эту тему фильмов не так уж и много. Персонаж выдуманного сценария, который выдумывают два друга, доктор Месмер, пытается спасать всех и не понимает, почему у него не получается. Его выгоняют за излишний альтруизм и лишают всех постов — некая интерпретация средневековой «охоты на ведьм». Вообще, у трилогии «Е» помимо Германии есть еще один элемент, связующий эти фильмы по теме, но о нем будет уместнее рассказать в рецензии на «Европу».

Зачин «сценария» выглядит многообещающе, и кадр, где доктор Месмер пролетает с флагом Красного Креста, приобрел свою долю известности. Но проблема, из-за которой этот фильм невероятно трудно высидеть, заключается в линии реального времени. Ларсу и Нильсу отведено пять дней, чтобы создать новый сценарий, и они, зная какой толщины обычно бывают такие работы, решают намерено выдать продюсеру опус на 12 листов. Их сценарий выглядит, как конспект, куда записываются только ключевые моменты — что за болячка, откуда взялась, что будет дальше. Обсуждается это все в устной форме, поверх трясущейся камеры, снимающей жизнь героев в жанре псевдодокументалки. А жизнь горе-сценаристов проходит в болтовне за бутылкой пива. Плюс еще когда в больницу попадает один из сценаристов и раскрывается один из его своеобразных «фетишов», интерес к подобным субъектам отпадает сам собой.

Члены комиссии, посмотревшие фильм «Эпидемия», заявили, что ничего хуже они в жизни не видели. По их словам, это было одно сплошное мессиво, плюс техническая составляющая не позволяет транслировать фильм по телевидению. Что ж, я могу понять такое негодование, финальная сцена с медиумом — это вообще полный трындец, но прям гневаться нет настроения. Не все так отвратительно. До уровня мерзости, показанного в «Необратимости» Гаспара Ноэ или в «Человеческой многоножке», фон Триеру еще ой как далеко.

Второй фильм трилогии «Европа», который один из критиков назвал «самовлюбленной показухой». И верно. На протяжении всего просмотра казалось, что это вовсе не обычная художественная лента, а чисто автобиографическая документалка. Муки творчества, вечные головные боли — показаны, тема больниц и их боязнь — есть, специфический юмор и, конечно, огромная доля мифологичности — этого добра тут хватает.

В главных ролях сам маэстро и его верный соратник Нильс Версель. Оба сценаристы, которым надо через несколько дней сдать готовый сценарий фильма. Что-то идет не так, и вот уже их детище является частью прошлого и настоящего. Они становятся своего рода ясновидящими, которым совершенно случайно удалось создать картину действительности, сквозь призму прошлого.

Фильм этот, как прелюдия к будущим работам Триера: обязательное разделение фильма на главы, закадровый голос, нагнетание обстановки посредством музыки Вагнера. Кстати, именно с этого фильма начались тесное «партнерство» Ларса и Вагнера. В этой киноленте, в отличие от предыдущей, Триер предлагает нам не просто лицезреть упадническую Европу, но и убедиться в невозможности ее «лечения». Врач, главный герой сценария двух писателей, пытается вылечить Европу от загадочной болезни, но в итоге сам оказывается распространителем смертельного вируса.

Именно на презентации этого фильма в Каннах в 1987 году Ларс представил публике свой знаменитый слоган: «Фильм должен быть как камешек в ботинке». Этот фильм предвосхищает дальнейшую его работу над «Королевством». Особенно по части саркастического юмора, который не все поняли с первого раза, и только после выхода «Королевства» смогли его оценить. «И теперь они смеялись в кинотеатре в тех местах, где раньше воспринимали все смертельно всерьез», — говорит Триер.

«Эпидемия» своим размеренным черно-белым повествованием создает меланхоличную картину обреченности. Но режиссер вовсе не говорит, что это что-то ужасное или плохое, это просто есть. Он даже предлагает насладиться этой апокалипсической идиллией. Стоит только послушать песню, которая звучит уже на титрах. Слова к ней написал сам Триер, и они вовсе не веселые, но невозможно слушать эту задорную песенку без улыбки.

Компьютерный вирус уничтожает сценарий фильма «Полицейский и шлюха». Несмотря на то, что авторы, Ларс и Нильс, бились над ним целых два года, ни тот, ни другой не могут толком вспомнить, о чём он был. Сроки сдачи сценария поджимают, и поэтому приятелям приходится срочно браться за новый проект. Ларс намеревается написать об Америке, так, как когда-то это сделал Кафка.

Однако вместо этого у него получается вещь под названием «Эпидемия». Речь в ней идёт о загадочной и страшной (наподобие чумы) болезни, охватившей Европу, и о неком враче-идеалисте, который задумал спасти от этой заразы мир. Но пока Ларс и Нильс будут искать вдохновения и денег на постановку, эпидемия вспыхнет по-настоящему…

«Эпидемия» — второй фильм первой трилогии Ларса фон Триера, посвященной Европе. Своей экстравагантностью он выделяется даже на фоне других первых киноопытов датчанина — «Картин освобождения», «Элемента преступления» и «Медеи» — также совсем не предрасположенных заигрывать со зрителем. И тем более он не похож на более поздние картины, принесшие автору международную славу.

Черно-белая, крупнозернистая картинка стремится запечатлеть творческий процесс — написание сценария. В роли подопытных кроликов выступают — сам фон Триер и его постоянный соавтор Нильс Ворсел. Оба играют самих себя, но Триер поручает себе ещё и главную роль — доктора Месмера — в «фильме в фильме» (правда, впоследствии он всё же переозвучит свой голос).

Необычные фантазийные аттракционы, например, полёты доктора над зачумлёнными полями на веревочной лестнице, спущенной с вертолёта, для Триера снимал Хеннинг Бендтсен, оператор самого Дрейера. Но Триер был одержим не столько созданием новой реальности, сколько стремлением разрушить привычные каноны. Это выражалось, например, в том, что здесь совсем отсутствуют начальные титры. Вместо них режиссёр прилепляет в верхний левый угол «лейбл» epidemic, остающийся на экране вплоть до кошмарной сцены гипноза.

И хотя начинающему, но уже крайне амбициозному экспериментатору, по большому счёту, не удалось снять «самое экстравагантное кино», «Эпидемия» благодаря одной только финальной сцене может остаться в истории кино, как одна из самых шоковых лент. И это притом, что тогда, в конце 1980-х, молодой постановщик ставил пред собой строго концептуальную задачу, озвученную им следующим образом: «Кино должно быть похоже на камешек в ботинке». Или, на худой конец, на соринку в глазу.