Людвиг

Следующим шагом для раскрытия причин увядания фаустовской души стал для Висконти «Людвиг» — четырехчасовая эпопея о жизни и смерти Людвига Баварского. На этот раз подлинная история жизни короля Баварии становится у режиссера размышлением о причинах цивилизационного коллапса Запада. За четыре часа атмосфера декаданса становится все гуще и все плотнее обволакивает Людвига, монарха-романтика и эстета, строившего роскошные замки в своем королевстве, но оказавшемся неспособным им управлять. Трагедия утонченного эстетизма, отношения Людвига с Вагнером, своей сестрой Елизаветой Австрийской, его финальная деградация, оскотинивание и безумие, распад, выраженный даже в гниющих зубах, под кинематографическим резцом Висконти становится уделом всего лучшего в западной культуре, всего наиболее возвышенного и изощренного в ней.

А как он начинал! В начале эпопеи Висконти Людвиг полон надежд и желания управлять королевством, но отсутствие прагматических черт характера, буржуазной прижимистости, делячества, всецело эйдетической существование в своих мечтах приводят его к сумасбродным поступкам. Людвиг, как лучшие представители искусства и науки Запада, наделен фаустовской душой с ее стремлением вдаль, к неизведанному, его будоражит Другое. Латентный гомосексуалист, он обуреваем инцестуальным желанием к своей сестре, которое воспринимает как спасение от своих наклонностей, но оказывается узником своей должности монарха. Встреча со своим кумиром Вагнером становится для Людвига испытанием — его романтический альтруизм и готовность сделать для любимых все натыкаются на нещадную эксплуатацию Вагнером и его женой добросердечия короля.

Людвиг обречен, как обречено все лучшее в западной культуре, которая все больше и больше, по мысли Шпенглера, вырождается в цивилизацию, покрывается коростой: живое становится мертвым, поэтов вытесняют инженеры, широкое, всеохватное, глобальное мышление сменяется узкой специализацией, механизмы играют в жизни западных людей все большую роль, культура все более и более упрощается. С тех пор, как в декадентском искусстве был окончательно и полностью выражен прасимвол, западной культуре, ставшей цивилизацией, остается лишь дряхлеть и жить после смерти всех своих живых и творческих стремлений. Людвиг Баварский у Висконти, может сказать, как и герой «Леопарда» граф Салина: «Мы — леопарды, уйдем и нашем место займут шакалы».

Постепенное разложение мира и человека путем нарастания в изображении темных тонов — одна из черт кинематографа позднего Висконти, в «Людвиге» она достигает апогея: незабываемые для любого зрителя-эстета эпизоды в Гроте Венеры с праздным королем, уже разуверившимся в своих мечтах перевернуть мир, точат сердце зрителя тоской о трагическом уделе всякого утонченного духа. Это сейчас туристы приезжают в Баварию, чтобы прежде всего посмотреть замки, построенные этим сумасбродным королем (кстати Висконти снимал в реальных интерьерах), но при его жизни никто не верил в то, что он в своем уме.

В «Людвиге» Висконти удалось выразить одиночество романтического духа, оказавшегося на вершинах власти, но так и не сумевшего переломить ход истории: баварский король хотел вновь насытить хотя бы свою вотчину, но шире — и весь мир утраченной красотой, но это не просто оказалось никому не нужно, сама фаустовская культура уже потеряла свои живительные соки, выродившись в мертвую, механистическую цивилизацию. Подлинно, на место леопардов пришли шакалы.

Великолепный, завораживающий фильм о мечтательном короле Баварии Людвиге Втором. Романтик, эстет, он хотел жить в красивой обстановке, в окружении красивых людей (и поэтому набирал слуг привлекательной внешности). Поначалу чувствовал себя героем легенд и пытался преобразовать своё королевство в сказочное: пригласил композитора Вагнера, чтобы тот безбедно жил и творил в его королевстве; начал строительство зaмков. Увы, реальность была печальной: войны с Пруссией привели к утрате независимости и вхождению в состав Германии; зaмки пустовали и были недостроены, хотя казна обнищала из-за непомерных трат; разочаровывал кумир (великий композитор сожительствовал с замужней дамой, откровенно тянул деньги из своего благодетеля и манипулировал им); предали люди, считавшиеся близкими (актёр продал тайному агенту королевские письма, лакей помог правительственным чиновникам арестовать короля).

Людвиг, безусловно, вызывает сочувствие: одинокий страдающий че-ловек, слишком мягкий и романтичный для своего положения и своего времени. И смерть его была трагична и так и осталась непонятной (то ли сам утонул, то ли помогли «спасатели», а врача убрали как свидетеля). Обвинение в сумасшествии было ему вынесено заочно (!).

Его правительство злило, что Людвиг тратит деньги на искусство — музыку и архитектуру (тем не менее народ любил короля — видимо, именно за романтизм). Самое интересное, что благодаря его «неразумным тратам» Германии сегодня есть чем гордиться: ежегодные Вагнеровские фестивали в Байройте и великолепные зaмки: Нойшванштайн, Линдерхоф, Херренкимзее. (Какими пустынными они были в фильме, когда их осматривала Елизавета, и сколько сейчас там бывает в год туристов!!!) Как хорошо, что был король, который не проиграл казну в азартные игры или пропил (правительство повздыхало бы, но охотно простило такие расходы), а оставил по себе память в виде прекрасных замков, музыкального фестиваля. В конце концов, кто ещё из баварских монархов нам известен? Только Людвиг II (спросите любого, когда жил и чем известен Людвиг I — и ответа не будет).

Актёры сыграли отлично.

Хельмут Бергер (Людвиг) буквально прожил двадцать лет со своим героем — от тонкого восторженного юноши, который намерен создать идеальное государство, до измождённого сорокалетнего мужчины, который прячется в своём замке от окружающего мира, но и здесь не находит ни покоя, ни спасения.

Тревор Ховард очень хорошо показал Вагнера — великого композитора, в котором совмещаются гениальность и меркантильность.

Роми Шнайдер — уже не молоденькая восторженная принцесса Сисси, а императрица Елизавета, которая выполнила свой долг перед семьёй: подарила наследников, — а теперь старается жить своими интересами, и не понимает, почему бы и Людвигу не сделать того же, а именно: завести семью. Ей льстит преклонение Людвига, но и своего высокого положения она не забывает: не приезжает в гости (в начале фильма), хотя на её встречу Людвиг истратил большие деньги; быстро покидает замок (во второй половине фильма), когда Людвиг не вышел ей навстречу (а он уже считал себя недостойным стоять рядом с ней и не хотел, чтобы она видела его таким больным).

Хельмут Грим — верный Дюркхейм, в котором любовь и преданность к королю борются с непониманием его поступков (отказа обратиться за помощью к армии).

Джон Маулдер-Браун прекрасно сыграл юного принца Отто, который, в отличие от брата, «не уклонялся от службы в армии», но, видимо, был так же психически неустойчив и страшные воспоминания о войне привели его к болезни.

В своём фильме Лукино Висконти, сам любитель и знаток прекрасного, показал трагедию сказочного короля, гибель красоты и мечты в столкновении с реальностью.

Смотрела фильм несколько лет назад и по старой памяти оценивала в 8 баллов, а сейчас пересмотрела не отрываясь и ставлю 10 из 10.

Фильм великого итальянца Лукино Висконти помимо жанрового определения — кинороман — имеет еще одну емкую характеристику, связанную с формой повествования, — это кинополотно, киноэпопея. Мастер оставил после себя несколько разнообразных по хронометражу версий. Мне посчастливилось посмотреть авторскую (режиссерскую) версию, которая длится без малого четыре часа (3,45 — для любителей статистики).

В процессе просмотра картины, набрасывая мысленно макет этого текста, я решил для себя, что постараюсь избежать сравнений с лентой Мари Ноэль и Петера Зера «Людвиг Баварский» (2012). Сейчас прихожу к выводу, что это было очень наивно с моей стороны — не получится у меня совсем уйти от сопоставления этих фильмов. Во-первых, потому что о самом Людвиге Баварском я узнал как раз из фильма 2012 года. И, во-вторых, тот фильм произвел на меня глубочайшее впечатление, которое не выветрилось за три месяца, а наоборот лишь окрепло во мне, затвердело, приняло законченную устоявшуюся форму. Поэтому заранее прошу прощения у тех, кому подобные сравнения не по душе, — мне без них просто не обойтись.

По своей протяженности, насыщенности действия, роскоши костюмов и обилию персонажей «Людвиг» Висконти напомнил мне культовую тетралогию Бондарчука «Война и мир», хоть события, изображаемые в этих картинах, довольно ощутимо отстоят друг от друга по времени, однако сами фильмы сняты практически в одно время и эффект производят на зрителя очень схожий (я внимательно смотрел и «Людвига», и «Войну и мир»).

- Всё происходит в кругу семьи — войны, браки, дети. Мы кровосмесители и братоубийцы.

Несмотря на то, что режиссер выбирает лишь определенный этап из биографии героя — от коронации до смерти (то есть период правления короля), — на финальных титрах не покидает ощущение, что тебе поведали о нелегкой жизни несчастного человека, начиная с момента его рождения или даже зачатия — настольоко детальной, объемной, массивной (но не грузной) вышла эта картина.

Фабульная компрессия (за этими неполными четырьмя часами легко угадываются еще часов восемь, если действие не ужимать) идет в данном случае рука об руку с плотностью кадра, с его насыщенностью, выверенностью, детализированностью. Благодаря этим двум составляющим Висконти добился не только прекрасной картинки, напоминающей полотно кисти великого мастера, где нет места вольностям, где значим каждый мазок, но и сумел создать атмосферу особенного психологизма.

Излагаемый на экране материал плотен до невозможности, сам кадр чертовски плотен. Плотность эта рождает давление, которое ощущает зритель вкупе с муками главного героя, но давление это не идет ни в какое сравнение с тем, которое приходилось преодолевать Людвигу Баварскому. Законченный романтик, он боролся в своем сумасшедшем романтизме с суровой реальностью, с давлением общества, навязывавшего ему рамки нормальности монарха и человека вообще.

Эта картина очень четко рисует несвоевременность рождения такого человека, как Людвиг. Пожалуй, он был самым неподходящим кандидатом на роль монарха в истории старушки Европы. Его окружают не только не понимающие и не умеющие ценить его уникальность люди, но вокруг него много всякой черни, жуликов, прихлебателей, пиявок, которым выгоден странный король, которые наживаются на его щедрости. Одним из таких людей, по Висконти, был и обожаемый Людвигом Вагнер. Совершенно отвратителен здесь великий музыкальный гений…

- Король — юный ангел, божество, спустившееся с небес. Но он окружён ничтожествами, толпой скупых мещан.

У Висконти есть несколько очень четко обозначенных, почти проговоренных мыслей, на которых я не могу не остановиться. Здесь больше внимания, по вполне понятным причинам (Висконти не скрывал своей ориентации), уделяется теории о гомосексуальности Людвига, а также и тому, что он не любил других женщин и по другой причине — он был страстно влюблен в Элизабет. Признаюсь, мне ближе то, как это подается в картине Ноэль и Зера — Людвиг не был ни гомосексуалистом, ни бисексуалом, не был он и страстно влюблен в свою великую кузину. Он был чужд интимной стороны жизни по той же причине, по которой сторонился войны, насилия, пошлости — все это пятнало его чистую романтическую грезу, его философию о пасторальном идиллическом мире.

Кроме того Висконти в больше мере, чем создатели фильма 2012 года, убеждает зрителя в мысли о том, что известный баварский король был сумасшедшим. Его Людвиг (Хельмут Бергер) прекрасен и инфернален, но в глазах его пляшут отнюдь не только языки пламени, но и призраки сумасшествия. Почти сразу, почти с самого начала. В поздней картине Людвиг более романтичен, более оторван от своего окружения именно потому, что необычайно возвышен. Сумасшедшим он становится не сразу. И трудно сказать, что его сделало сумасшедшим — природная предрасположенность или столкновение с реальностью, не вяжущейся с его представлениями о том, какой она должна быть. У Висконти, как мне показалось, ответ более очевиден — Людвиг странен (с оттенками смысла «болен») изначально.

- Передай генералам: король не знает, что идёт война.

Я уже отметил мельком инфернально-прекрасные черты висконтиевского Людвига в исполнении Хельмута Бергера. Пожалуй, больше и добавить нечего. Да, еще он загадочен. И еще порой (мне так показалось) на губах его играла какая-то пошловатая улыбка — меня это смущало иногда. Роми Шнайдер меня просто покорила. Роль императрицы Сисси (Элизабет) — роль ее жизни. Так сыграть одну из самых любимых монарших особ Европы… Это дорого стоит. И кстати, вот еще что у Висконти мне не слишком понравилось. Отношения Людвига и Элизабет. Мне они все же рисуются больше как некое родство душ в этом странном времени войн и дворцовых интриг, чем как союз влюбленных.

Висконти довольно мало показывает замки Людвига снаружи (что довольно странно) но с лихвой компенсирует это внутренними декорациями — интерьеры здесь просто неземной красоты. Мне кажется, я бы эти четыре часа мог смотреть на убранство дворцов и комнат, даже не отвлекаясь на игру актеров.

Фильм Висконти, конечно, более масштабен, он более мощен с художественной точки зрения, но фильм 2012 года все же атмосферно зацепил меня больше. Людвиг в исполнении Тамбреа, на мой вкус, лучше бергеровского. Может, потому, что он ближе ко мне в человеческом смысле.

10 из 10

P.S. Лучшая сцена этого фильма — попытка дамы легкого поведения научить Людвига азам интимной жизни. Это прекрасно! За это можно Висконти простить все.

Вторая половина XIX века закладывала фундамент перемен, которым было суждено состояться в первой половине века следующего. Европа, слывшая пороховой бочкой мира, вновь угрожающе набирала критическую массу противоречий. Монархии отживали своё время, на смену неотвратимо, уверенно шагал век идеологий. В этот переломный момент истории баварскому королевству был ниспослан вдохновенный, эстетствующий правитель. Словно прибывший из XVIII века, просвещённый король-идеалист не чувствовал связи с внешним миром, жил в иллюзиях и оставался равнодушным к ситуации в государстве. Загадочный и непонятый, Людвиг II стал одной из самых неоднозначных политических фигур позапрошлого века и привлёк к себе внимание Лукино Висконти, которому романтичная грусть упадка аристократии была близка и знакома.

Режиссёр остаётся эмоционально беспристрастным и в то же время с исторической безжалостностью выносит приговор королю, не желавшему взрослеть и брать на себя ответственность за страну. А заодно и всей агонизирующей монархии, угасающей посреди пышных убранств и интерьеров в своих беспечных романтических снах. Не чувствующая перемен вокруг, она не желает меняться, безвольно скатываясь на задворки истории. Цепляться за жизнь уже не хватает сил: нет ни зубов, ни когтей, нет искры в бесцветных зрачках. Впалые глаза на бледном, изнеможённом душевным беспокойством лице Людвига — это и её, монархии, глаза. Устаревшая и рассыпающаяся в прах, она не готова идти на судьбоносные компромиссы с новым временем, до последнего сохраняя благородное выражение на аристократичном лице. И тем самым вернее приближает час своего забвения. Костёр самодержавия тихо и безмятежно затухает под ураганными порывами ветра в тот момент, когда люди, собравшиеся подле него, мёрзнут и нуждаются в тёплом ощущении уверенности в силе своего правителя. Короля, которого оперные партии интересовали куда больше прусского пангерманизма, набиравшего мощь и влияние в регионе. Короля, не имевшего дипломатических и политических способностей, при котором Бавария потерпела фиаско в войне и потеряла суверенитет. Было ли у него моральное право вершить судьбу своего народа — вопрос риторический.

Но в первую очередь это фильм о падении человека — физическом, психологическом, историческом. Режиссёр предложил зрителю конфликт между отрезвляюще-жестоким миром и хрупкой душой, истончившейся местами до болезненного зуда. Он противопоставил мир деловых людей с прагматичными взглядами, ежедневными, пугающе конкретными заботами о государстве и сказочный мир театров и замков, за стенами которых прятался король. Однако у стремления к красоте тоже есть своя цена. Сказка, в которой жил Людвиг, была мрачной, как бы ярко не озаряло его жизнь искусство. Это повесть об одиноком человеке не от мира сего, который грезил, что культура заменит людям и войны, и хлеб насущный, который желал построить новый мир, отождествить его со своими иллюзиями, но безнадёжно разочаровался в тщетных попытках. Жизнь быстро и беспощадно разрушила эти романтические бесплотные мечты, и король сосредоточился на строительстве собственного микромира. Но и в этой стерильной среде, окутанной атмосферой искусства — единственной вещи в мире, что могла расшевелить его оцепеневшую душу, Людвиг не смог найти близкого человека, которому решился бы открыть замкнувшийся на дворцовых стенах мир иллюзий. Единственная связь с родной душой, такой же непонятой окружением, как и монарх, Елизаветой Австрийской, и та не выдержала испытания временем и трагическими изменениями в душе монарха.

Людвиг оставил в качестве наследия и напоминания о несостоявшемся золотом веке несколько прекрасных замков, инициатором строительства которых он был. Замков, опустошивших королевскую казну, обречённых одиноко стоять среди великолепия баварских гор и лесов: внешняя красота и внутреннее запустение. Им не довелось услышать женский смех и топот детских ног, жаркие политические дискуссии и учтивые светские беседы. Все эти замки так и остались пустыми и заброшенными, декорациями в театре, что возвёл вокруг себя король, искавший пристанище своей трепетной душе в презренном мире, лишённом романтизма и чувства прекрасного. Людвиг и мир не сошлись характерами: Людвиг проиграл, а мир остался прежним.