Розенкранц и Гильденштерн мертвы

Нужно быть тем еще смельчаком чтобы осмелиться переиначить классическую пьесу Шекспира. Но начинающий драматург Том Стоппард плевать хотел на потенциальную критику и в 1967 году выкатил свою дебютную пьесу, которая в том же году обрела свое воплощение на сцене. И в экранизации, режиссером в которой Том Стоппард так же выступал, видна вся эта «театральщина».

Рецензировать эту киноленту как обычный фильм крайне сложно. Ощущения после просмотра совершенно не похожи на те, что я испытывал при просмотре любой другой картины. Чем это можно объяснить?

Ну во-первых, конечно же, тем что изначально «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» это пьеса и такой формат делает действие гораздо более коридорным, каким-то тесным и искусственным. Но в этом фильме все эти факты играют только на руку режиссеру. У меня, как у зрителя, это вызывало неподдельное напряжение, хотя с другой стороны диалоги между главными героями располагали к весьма спокойной и более менее размеренной обстановке.

В этом смысле, фильм собрал в себе кучу контрастов. Каким-то образом тут совмещается психодел Девида Линча и мультяшный юмор Монти Пайтона, бешеный темп диалогов из комедий сороковых и колкости диалогов Квентина Тарантина, неподдельное уважение к оригиналу и его откровенное высмеивание. Возможно от этого, а так же от того что главные персонажи порой выступают в роли наблюдателей и приходит это странное ощущение присутствия.

Главные герои, Розенкранц и Гильденстерн, сами не понимают, что происходит. Парни, будто просто по умолчанию друзья, хотя они оба не знают, кто из них Розенкранц, а кто Гильденстерн, но что им остается делать? Поэтому они просто следуют событиям пьесы, где-то ходят, размышляют на различные темы и просто тусуются в ожидании события. Мы так же становимся зрителями этой театральной постановки, так же пытаемся понять что происходит и рассуждаем вместе с героями и будто становимся их третьим компаньоном. В следствии, восприятие действа на экране становится каким-то аттракционом противоречивых чувств, в конце которого тебя выгоняют с карусельки, оставляя с множеством вопросов и размышлений, которые еще некоторое время могут тревожить неподготовленного зрителя.

Но оно того стоит. Хотя, лучше конечно все-таки немного приготовиться и хотя бы Гамлета почитать.

С Гэри Олдманом случилось неприятное еще при рождении: маограмотная сотрудница мэрии не сумела написать Harry (Гарри-Харри), и из под ее куриной лапы вышло чукотское Gary, избретя тем самым новое имя. Впрочем, если американца назовут «Автобус», никто не удивится. У них это в пределах нормы. Равно как и низкая (ниже чем у нас средняя грамотность).

Имея такое имя Гэри просто обязан был сыграть в пародии Шекспира [сознательно пишу без предлога «на», и попробуй только исправить!]. Впрочем, у Вилли все его драм-опусы — пародия на хороший тон и тяжкое испытание для нервов зрителя (а как бедных актеров пытают этим бездарным графоманом!) Но теперь публика хотя бы немного отомщена.

Прискорбно то, что это едва ли не единственная справедливая постановка унылого плагиатора. Есть, впрочем, Ромео и Жюльета в Лео ди Каприо. Тоже очень смешная, несмотря на то, что там полностью сохранен убогий слог шекспира.

Многогранная и талантливая постановка, облаченная в вид фильма, но по структуре и сути своей оставшаяся спектаклем.

Для начала немного о сюжете. Два остолопа едут прогулочным шагом, болтают о том, о сем, и внезапно обнаруживают себя в роли второстепенных героев легендарной трагедии. Как и все второстепенные герои, они весьма условны: у них нет прошлого, нет будущего, нет даже особенно интересных мыслей — только набор действий, которые они должны совершить, чтобы двинуть сюжет вперед. Но, в отличие от большинства героев второго плана, Розенкранц и Гильденстерн (или Гильденстерн и Розенкранц?) не собираются с этим мириться: они ищут — смысл своих поступков, судьбу, предназначение. И находят — в театре то, что ты на сцене — это уже смысл.

Плюсы.

1) Великолепная постановка в лучших театральных традициях.

2) Шекспир, которого, кстати говоря, в фильме довольно-таки много, и, надо отдать должное, даже вырванные из контекста и очень отрывочные сцены с Гамлетом, Офелией и Лаэртом полны и чувств, и трагизма.

Гамлета тут отыгрывают четырежды. Первый — очевидный слой — это та самая история, в которой принимают непосредственное участие несчастные недотепы Розенкранц и Гильденстерн. Остальные три — на совести бродячей труппы. Сначала историю принца датского показывают нам в виде немой пантомимы перед кухонной челядью. Действие происходит без единого звука, но движения отточены настолько, что слова и не требуются. Трагический финал трагичен даже несмотря на то, что вместо крови даже не кетчуп, а бутафорская ткань.

Потом — время греческой трагедии, время печальных масок и пронзительного плача свирели (это ведь свирель, да?). Собственно, в «Гамлете» эта постановка тоже присутствует.

И — последний слой матрешки, который лично меня привел в восторг — это кукольное представление, которое снова повторяет знаменитый сюжет. То есть, король и королева смотрят на актеров, изображающих короля и королеву, которые смотрят на кукольных актеров, изображающих короля и королеву… Это такой театральный фрактал, символизирующий, как мне кажется, множественность прочтения любой великой пьесы, когда каждая следующая постановка открывает ее по-новому и в то же время является отражением всех предыдущих постановок.

3) Ирония и абсурд. «Я хочу домой», — говорит Розен… Гильденстерн, и нельзя отказать ему в проницательности. Герои сознают абсурдность происходящего с ними, но в то же время вынуждены подчиняться великой руке Сюжета, и это очень забавно. Полные смысла диалоги из «Гамлета» со стороны Розенкранца и Гильденстерна оказывают детской игрой в «вопрос-ответ», попытки разобраться, что же происходит при дворе датского короля, по большей части обречены на провал. Остальные персонажи путают Розенкранца с Гильденстерном (ведь и в Гамлете, откровенно говоря, разницы между ними нет), потому бедолаги так до конца и не могут сообразить, кто из них кто.

4) Актеры. Молодые Олдман и Рот хороши так, что это почти незаконно. Гамлет-Глен просто фантастический, он здесь как бы второстепенный, но выкладывается на полную, и оригинальную пьесу с ним в главной роли я бы посмотрела.

Минусы.

1) Шекспир. Весьма условный минус, но все же. Без знакомства с первоисточником за фильм лучше даже не приниматься — пропадут и смысл, и очарование.

Итог.

Прекрасный фильм и прекрасная постановка. Ода любви театру, Шекспиру, драматургии. И второстепенным героям, храни их Юпитер — они порой совсем не хуже главных.

9 из 10

потому что фильм все-таки камерный.

Почитав рецензии на эту постановку, вижу удивительную (хотя и закономерную) вещь: каждый зритель заметил в фильме что-то совершенно своё и понял его по-своему. Некоторые даже так и не смогли окончательно уйти от «шекспировского» восприятия и продолжают объединять двух главных персонажей, несмотря на всю их радикальнейшую несхожесть. Кое-кто вообще не разглядел за внешним абсурдом никакого смысла… Каюсь, у меня было такое же ощущение, когда я пыталась пьесу Стоппарда ЧИТАТЬ.

Но вот я смотрю фильм… и не нахожу в диалогах и действиях персонажей ничего абсурдного! Если подумать, все они вполне осмысленны и ведут к определённой цели (восстановить память о произошедшем), хотя подчас и немного дзен-буддистским способом. Для меня лично нет сомнений, что речь здесь идёт именно о двух ПРИЗРАКАХ, а все «путешествия во времени» есть посмертное испытание, которое должно решить их дальнейшую судьбу. И вот что важно: у меня сложилось твёрдое убеждение, что дальше Розенкранц (Олдман!!!) и Гильденстерн (Рот!!!) будут двигаться уже не вместе.

В самом деле, на первый взгляд, персонажи — два «маленьких человека», в равной степени виновных и невиновных в забытом ими самими предательстве. Что им можно инкриминировать, кроме страха перед власть имущими и нежелания вникать в суть собственных действий («меньше знаешь — лучше спишь», «плыви по течению» и т. п.)?

Однако!

Герой Олдмана — наивный простак с проблесками на гениальность. Его можно назвать романтиком, но в нём есть много и от учёного: в новой реальности его интересуют прежде всего физические законы, особенности окружающего мира. У него нет и никогда не было особых амбиций, его не так сильно волнует собственная роль в пьесе жизни. При несомненной яркой индивидуальности, он слабый и ведомый человек в этой паре — в своё время он наверняка жалел Гамлета (даже теперь содержание письма его смущает), но поддался влиянию товарища.

А вот Гильденстерн — птица СОВСЕМ другого полёта!

Многие отметили прагматичность персонажа, однако, к моему удивлению, упустили из виду его чрезвычайную амбициозность. В фильме есть, на первый взгляд, малозначительные эпизоды, где это качество отлично раскрывается: например, казалось бы, пустяковый диалог — очередная попытка восстановить события — в котором Гильденстерн готов выступать только в роли Гамлета. И так царственно возлежит на скамье… Простая условность? Едва ли!

Именно Гильденстерна бесит, что он не видит Себя в многочисленных постановках загробного театра. Розенкранц («романтик») вообще спектакли смотрит невнимательно, часто отвлекается. Напротив, персонажу Тима Рота очень важно, восемь трупов или шесть, и не только в плане понимания своей жизни/смерти. Он не хочет быть эпизодическим и тем более внесценическим героем! Возможно, я слишком далеко захожу в своих предположениях, но мне кажется, что при жизни Гильденстерн завидовал Гамлету и в своё время был РАД собственной исторической миссии. Разумеется, на первый взгляд, от его реплик по поводу содержания вскрытого письма разит просто чёрствостью и равнодушием… кто-то может сказать, что герой всего лишь научился философски относиться к смерти — но где его стоическое равнодушие, когда речь идёт о нём самом?! Тут Гильденстерн сразу начинает возмущаться: мол, нельзя играть с человеческими жизнями! И совершает поступок Дьявольски дерзкий и смелый (если я, конечно, правильно понимаю, кто такой Глава Труппы, и если персонаж придерживается того же мнения). Вот это амбиции! Это заявка уже не на главного героя, а на…

Конечно, это всего лишь теория. Но для меня глубинный смысл произведения — в нежелании «маленького человека» принять себя как простую пешку, как статиста на сцене жизни. И при этом трагической неспособности реально на что-либо повлиять, даже совершить большое Зло… Тем не менее, ИМХО, в моральном плане напарники не схожи абсолютно, и последний диалог ясно намекает на то, что я сказала выше: несмотря на видимую цикличность происходящего, дальнейшее будет различным для Гильденстерна и Розенкранца.

Жаль, что нам не удастся на это посмотреть…

9 из 10