Заводной апельсин

Первичное произведение Бёрджесса завоевало статус культового лишь по той причине, что попыталось ухватить под литературное крылышко все действующие на тот момент социальные институты. Таким образом, Кубрик, взявшийся экранизировать книгу английского писателя, получил возможность привести и свою точку зрения на происходящее.

И сделал он это с крайне садистским подходом, превращая футуристичную сатиру в достаточно высокое произведение искусства, границы с сюрреализмом которого, практически отсутствует. И именно в этом заключается основная проблема фильма — к середине не становится ясным, упивается ли дядюшка Стэн этой садо-эротико-гротескной историей или действительно пытается что-то сказать. И в зрительской попытке найти этот замысел будет можно, но из-за обилия всей «мишуры», «молока +» и обильным количеством «братцев», достаточно проблематично.

Но основные направления, всё же, на ладони: тут вам и семейная проблематика; и проблема становления детей; и религиозная подоплёка; что уж говорить об общественном строе, которое на примере героя МакДауэлла показано достаточно двуличной (не побоюсь этого слова) мразью.

Вот и выходит, что сними с полицейских их лощеные костюмчики, они ни чем не будут отличаться от обычной шпаны, которой в радость и бездомного забить дубинками. Именно в этой безысходности и писатель и постановщик достаточно категоричны — нет ни белого, ни доброго. Система обречена, собственно, как и вся её составляющая. Да и героя на горизонте не видно — одна непроглядная тьма. А такие антиутопии не многим по душе (и мне в том числе).

Энтони Бёрджесс писал роман, словно раздавленный своей судьбой. Его мать умерла, когда ему было два года, все детство писателя шпыняли, его первая жена спилась после того, как её изнасиловали четыре солдата во Вторую мировую, и вишенкой на торте стал диагноз «опухоль мозга». Ему давали год, но он прожил больше тридцати и после «печальной новости» решил заняться писательством. К самому «Заводному апельсину», написанному как раз после поставленного диагноза, писатель относился не сказать, что положительно. Мол, столько написал, а люди знают только одну мою книжку. Примитивные создания.

И не было Большого Брата с космическими кораблями. Будущее «Заводного апельсина» представлено в виде Великобритании с советскими корнями, поэтому там говорят «moloko», «korova», «slovo» и тому подобное. И в этом мире, где возможно посылать корабли в космос, но не уважают закон, существует Алекс — меломан с накладными ресничками, который любит пить moloko и вместе с друзьями вершить акты «ультранасилия». По итогу одной из таких вылазок Алекс попадает в тюрьму, где в последующем отправляется на экспериментальное лечение, по результатам которого лишается возможности жить старой жизнью. Даже становится невозможным получать удовольствие от прослушивания симфоний Бетховена, до такой степени, что аж до самоубийства можно дойти.

Главный вопрос, который поднимает произведение — а мы вообще должны сопереживать главному персонажу? С одной стороны — нет, ведь Алекс ведет себя как редкий ублюдок, и согласитесь, когда в большинстве романов читатели примеряют образ главных героев на себя, они могут чему-то научиться. Здесь же 15-летний шкет со своими дружками громит магазинчики, угоняет машины, избивает стариков и совращает молоденьких девочек. Отождествлять себя с такими персонажами желания не возникает. С другой стороны, и это уже запускается вторая половина произведения, лишившись возможности жить по старинке, Алекс оказывается на месте своих жертв, где его пинают все, кому не лень, и пытаются причинить ему боль, дабы поправить свои дела. И вот смотришь на такой социум и понимаешь — миру нужны плохие люди, чтобы отгонять тех, кто оказывается еще хуже. По сути, Алекс — это антигерой, о характере которого нельзя сказать что-то наверняка. Такой одновременно отталкивающий и притягательный образ был прекрасно воплощен Малькольмом Макдауэллом, который на съемках не жалел себя. Сломанные ребра, поврежденная дыхательная система, во время съемок знаменитой сцены просмотра снафф-фильмов в «средневековой позе» актеру повредили зрение.

Меня очень вдохновляет тот стиль, в котором работал режиссер Стэнли Кубрик. Заигрывание с цветовыми фонами, контраст костюмов, музыка (от основной темы реально замирает сердце) и акцентирование на мелочах. Например, сцена, где Алекс заходит в тюремное помещение, а ему охранник указывает на белую линию, определяющую границу. В следующих сценах мы видим эту полосу, хотя камера на ней не фокусируется и главный герой её намеренно не переступает. Ну и плюс был отлично продемонстрирован мир, окружающий Алекса. Родители не особо заботятся, чем их сын занимается по ночам, бандиты становятся жестокими полицейскими, и даже нашлось место испорченности (в сцене в музыкальном магазине приглядитесь, девушки лижут мороженое как-то по-особенному).

Зло «Заводного апельсина» заключается в том, что картина вроде не настраивает тебя на положительную оценку, но потайные первобытные инстинкты побуждают тебя с интересом наблюдать за происходящим на экране. А после того, как в разговорах поднимаются философские вопросы, начинаешь закреплять за картиной статус провокатора. Конечно, без негативного влияния на общество фильм не обошелся. У четверки «белых воротничков» стали появляться подражатели, прокат в Великобритании был остановлен, да и сам Бёрджесс хотел уйти с сеанса через 10 минут после начала. Но статус культовой киноленты приобретается со временем, и «Заводной апельсин» выдержал эту проверку на 146%.

Энтони Бёрджесс писал роман, словно раздавленный своей судьбой. Его мать умерла, когда ему было два года, все детство писателя шпыняли, его первая жена спилась после того, как её изнасиловали четыре солдата во Вторую мировую, и вишенкой на торте стал диагноз «опухоль мозга». Ему давали год, но он прожил больше тридцати и после «печальной новости» решил заняться писательством. К самому «Заводному апельсину», написанному как раз после поставленного диагноза, писатель относился не сказать, что положительно. Мол, столько написал, а люди знают только одну мою книжку. Примитивные создания.

И не было Большого Брата с космическими кораблями. Будущее «Заводного апельсина» представлено в виде Великобритании с советскими корнями, поэтому там говорят «moloko», «korova», «slovo» и тому подобное. И в этом мире, где возможно посылать корабли в космос, но не уважают закон, существует Алекс — меломан с накладными ресничками, который любит пить moloko и вместе с друзьями вершить акты «ультранасилия». По итогу одной из таких вылазок Алекс попадает в тюрьму, где в последующем отправляется на экспериментальное лечение, по результатам которого лишается возможности жить старой жизнью. Даже становится невозможным получать удовольствие от прослушивания симфоний Бетховена, до такой степени, что аж до самоубийства можно дойти.

Главный вопрос, который поднимает произведение — а мы вообще должны сопереживать главному персонажу? С одной стороны — нет, ведь Алекс ведет себя как редкий ублюдок, и согласитесь, когда в большинстве романов читатели примеряют образ главных героев на себя, они могут чему-то научиться. Здесь же 15-летний шкет со своими дружками громит магазинчики, угоняет машины, избивает стариков и совращает молоденьких девочек. Отождествлять себя с такими персонажами желания не возникает. С другой стороны, и это уже запускается вторая половина произведения, лишившись возможности жить по старинке, Алекс оказывается на месте своих жертв, где его пинают все, кому не лень, и пытаются причинить ему боль, дабы поправить свои дела. И вот смотришь на такой социум и понимаешь — миру нужны плохие люди, чтобы отгонять тех, кто оказывается еще хуже. По сути, Алекс — это антигерой, о характере которого нельзя сказать что-то наверняка. Такой одновременно отталкивающий и притягательный образ был прекрасно воплощен Малькольмом Макдауэллом, который на съемках не жалел себя. Сломанные ребра, поврежденная дыхательная система, во время съемок знаменитой сцены просмотра снафф-фильмов в «средневековой позе» актеру повредили зрение.

Меня очень вдохновляет тот стиль, в котором работал режиссер Стэнли Кубрик. Заигрывание с цветовыми фонами, контраст костюмов, музыка (от основной темы реально замирает сердце) и акцентирование на мелочах. Например, сцена, где Алекс заходит в тюремное помещение, а ему охранник указывает на белую линию, определяющую границу. В следующих сценах мы видим эту полосу, хотя камера на ней не фокусируется и главный герой её намеренно не переступает. Ну и плюс был отлично продемонстрирован мир, окружающий Алекса. Родители не особо заботятся, чем их сын занимается по ночам, бандиты становятся жестокими полицейскими, и даже нашлось место испорченности (в сцене в музыкальном магазине приглядитесь, девушки лижут мороженое как-то по-особенному).

Зло «Заводного апельсина» заключается в том, что картина вроде не настраивает тебя на положительную оценку, но потайные первобытные инстинкты побуждают тебя с интересом наблюдать за происходящим на экране. А после того, как в разговорах поднимаются философские вопросы, начинаешь закреплять за картиной статус провокатора. Конечно, без негативного влияния на общество фильм не обошелся. У четверки «белых воротничков» стали появляться подражатели, прокат в Великобритании был остановлен, да и сам Бёрджесс хотел уйти с сеанса через 10 минут после начала. Но статус культовой киноленты приобретается со временем, и «Заводной апельсин» выдержал эту проверку на 146%.

Старое (тире) доброе (тире) ультранасилие!

Е-а-а-а…

Заводной апельсин

Самый скандальный фильм Стэнли Кубрика, который в свое время наделал много шума. Почему? «Заводной апельсин» (снятый по Берджессу) пропитан аморальными сценами и запредельной жестокостью. Для первой половины 70-ых — это был шок, конечно же. В 2019 году — эффект немножко иной, но работа Кубрика до сих пор впечатляет, давайте признаем.

Первая минута фильма — заставка, музыка, Малкольм смотрит на тебя с экрана. Сразу плюс, мурашки по всему телу. Кубрик знакомит нас с бандой подонков, которые грабят богатых людей, насилуют женщин, издеваются над бомжами, пьют особое молоко, дерутся с другой бандой и так по кругу.

Главарь банды — Алекс (Малкольм). Молодой парнишка, обожает «Поющих под дождем» и Бетховена (нет, не собачку, а композитора). Сплошное ультранасилие. Секс и жестокость. Жестокость и секс. Он буквально растворяется в нем. Почему? Спросите у заботливых родителей (те даже не в курсе, где шатается их любимый сынок).

И когда мы уже проклинаем мерзопакостного Алекса, который обращается к нам (закадровым голосом) по-дружески — «братцы вы мои». Кино, вдруг, резко меняет обороты. Алекс попадает в тюрьму, где участвует в программе по исцелению от жестокости. Человеческое лицемерие выходит на передний план. Три ярчайших показателя.

Первый — сам метод исцеления, ребята-а-а, железки в глаза, вы никогда не забудете эту сцену. Второй — момент со священником (52-ая минута), он несет лютую дичь про ад. Типа есть такое место, где «заводным апельсинам» будет хуже. Нужно всем покаяться, иначе не попадем в рай. Разбежался, мы уже в аду. Третий — «исцеленный» Алекс не способен творить насилие, зато с легкостью его принимает (от тех же бомжей). Он не хочет свободы, не хочет жить, не хочет слушать любимого Бетховена, Алекса тошнит (помогли так помогли).

Кто-то додумался сказать, что это спорный фильм. Нет, это лучший фильм Кубрика. Я могу предъявить «Сиянию», могу предъявить «С широко закрытыми глазами», но «Заводному апельсину» — всегда зеленый свет. Конечно, перед нами слишком глубокое произведение (без политических ноток и сарказма Кубрика не обошлось). Просто включите и зацените. Визуальная часть — бесподобна!

Целую вас в разбитый носик, братцы вы мои…

P.S.

Я был бы кретином, если бы отказался от такой роли! (с) Малкольм

9 из 10