Бартон Финк

Кронштадтский футшток
По роду занятий и уровню отображения, корреляции с собственными в этой связи ощущениями, самым любимым (равно личным) для меня кинофильмом полтора десятка лет является и навеки, полагаю, останется «Бартон Финк» братьев Коэнов. Ведь по большому счёту нас более всего впечатляют артикулированные, красиво сформулированные именно собственные, иногда в тумане подсознания призраками витающие мысли, не так ли.

По сюжету, набирающий обороты драматург из Нью-Йорка, только поставивший на Бродвее пьесу о, как гласит в газете комплиментарная критика, «торговце рыбой, чья жестокая борьба за существование не подавила стремления к чему-то более высокому», обласканный уже шумихой вокруг (вспомним праздную, жеманную публику из привилегированного класса, которая, конечно, далека от всего, что заботит Бартона, за столиком в ресторане), получает выгодное предложение перебраться в Голливуд для написания сценария незатейливой картины о борцах. Главный герой (Туртурро) колеблется, ведь он грезит созданием собственного театра для и о «простом человеке», но сдаётся под ласковым тоном антрепренёра, словно психолог убеждающего, что простой человек всё ещё будет здесь, когда Финк вернётся. С деньгами и славой, разумеется.

Волна бьётся о камень, как будет потом биться Финк над злосчастным сценарием, кадр постепенно делается прозрачным, сменяясь всё более отчётливым кадром Финка с чемоданом в холле захудалого отеля, что ковёр мгновения, как прибрежный песок, омывается ею. Простое наложение, но работает ведь. А в середине, например, действия, во время закадровых, слегка болезненных любовных постанываний, камера наезжает на сливное отверстие раковины и, под нарастающую тревожную музыку, следует в глубины канализации, откуда доносятся уже настоящие страшные вопли истязаний. То есть эффектов-то, особенно избалованному современному глазу, минимум, но все они со вкусом и по месту применены. Фокус с раковиной уж точно не выветривается.

В завершении пьесы Бартона сказано: «Я прощаюсь со всем, наконец я ухожу. Я целую на прощание эти мерзкие стены, шесть пролётов вверх, лифт, что гремит в три часа утра, как старый чайник. Я пробудился в первый раз за все эти годы. Дневной свет это сон, если ты жил с закрытыми глазами.» И на какой же этаж гостиничного Аида обладатель загробного голоса, слепой (закрытые глаза) лифтёр-Харон старомодного, с сеткой, таки гремучего лифта душу Бартона перевозит? Правильно. На шестой. И таких, казалось бы, в реализме от братьев Коэнов сюрреалистических эффектов дежавю или пророчеств можно ещё несколько обнаружить. Конечно, это ожившая картинка с женщиной на стене у стола Бартона. А также момент, когда Барт обнаруживает в ящике Библию и раскрывает её на странице, где говорится о Навуходоносоре, вавилонском царе. Ведь до этого, за трапезой на природе, писатель Мэйхью с подписью «Пусть это небольшое развлечение скрасит твоё пребывание среди филистимлян (читай, филистёров)» дарит Финку книгу, так и озаглавленную: «Nebuchadnezzar». Рядом с Мэйхью сидит больше чем секретарша, блистательная Джуди Дэвис. Порода. Жаль, время её так не пощадило.

О чём же это кино? Это остроумное кино о творческом процессе. О том, как сложно писать на заказ тонко чувствующему, несмотря на опошленность эпитета, художнику. О том, как всё тебе мешает (комары, соседи, скрипучая кровать, неоткрывающиеся окна, отклеивающиеся обои), когда ты ждёшь и ищешь вдохновения, а оно назло ускользает. И как неожиданно снисходит после сильных впечатлений, будь то фейерверк позитивных эмоций или, как здесь и чаще, внушительный пинок за пределы зоны комфорта (персонаж Гудмана обеспечил). И пальцы — они сами барабанят по «Ундервуду». Как заметил Финк: «Я тебе скажу: жизнь разума — это не ландшафт, карт нет. Муки творчества страшнее ада, и большинство людей в этом ничего не понимает.» Или словами пьяницы Мэйхью, который строит дамбу, глоток за глотком, чтобы бурная речка навоза не била в его дверь: «Когда я не могу писать, мне хочется оторвать себе голову и бежать с криком по улицам, прикрыв пах корзиной для фруктов». Идейная решимость персонажа, горячечный жар высокопарных речей на фоне причудливых коллизий, обнажающих его слабую, подчас нелепую сущность маленького закомплексованного человека, — невероятно комичный коктейль. Особенно на контрасте с волевым, экспансивным, грубым, но всегда колоритным окружением, квинтэссенция которого — энергичный эксплуататор Липник, без тени сомнения припадающий губами к ботинку протагониста, чтобы затем также механически выбросить его на обочину Фабрики грёз. Бартон — нарочито единственный рефлексирующий романтик в этом мире незамысловатых морячков, дающих в морду за стремление к чему-то более высокому. Они подобно назойливо жужжащему москиту в номере Финка — кровопийцы, сосущие кровь талантливого (ещё не факт) автора. Коэны-сценаристы с симпатией поёрничали над финковским типом личности. И где-то над собой тоже. Финк, чахлый интеллигент, стремится воспеть простого работягу, но, в сущности, не знает его, умозрителен ведь. Он во многом искусственно усложняет этого самого простого работягу, наделяя преимущественно иллюзорными тонкими переживаниями. По своему, ясное дело, образу и подобию.

Гной из воспалённого уха кошмарного и милого героя Гудмана по цвету и консистенции напоминает субстанцию от отклеивающихся обоев. Она и была наверняка, улыбаюсь, использована. Он затыкает ухо ватой, а Бартон потом оба уха берушами. В разговоре с детективами Финк не припоминает ничего существенного из разговора с Чарли, так что беруши от окружающего мира у него конкретные. Таких вот параллелей, дублирований достаточно. Забавно, как лицо Гудмана из колюче-подозрительного, недовольного, после некого обдумывания, разом вдруг размягчается, расплывается в широкой благодушной улыбке. Хитреца перманентно играет на нём. Себе на уме, Чарли-Карл словно вечно борется со своей натурой, демонами перед честным простофилей Финком, которого решил котировать. Или, во всяком случае, снисходительно, своеобразно опекать. Когда всё, что важно, что хранил, может уместиться в коробку... Как выразился Чарльз Буковски: весь ваш скарб должен уместиться в чемодан. Или ещё уже. В такую вот коробку. В морщинистой, словно человеческая кожа, бумаге.

Постановка каждого эпизода тут, помимо текста, выверена с ювелирной точностью: жесты, мимика, интонации, звуки. Даже звук сквозняка в коридоре отеля с «Earle» с тысячей бра звучит атмосферно, одушевлённо, словно отдельный разговаривающий или нашёптывающий таким образом на своём неясном языке персонаж. Отеля «Earle», слоган которого гласит: «A day or a lifetime». A lifetime само собой. В РФ исходным пунктом измерений всех глубин и высот служит нуль Кронштадтского футштока. Футшток это такая специальная рейка-линейка с мерными делениями. Даже космические орбиты ведут отсчёт от небольшой медной таблички с горизонтальной чертой, закреплённой на быке Синего моста в Кронштадте, маркирующей нулевую отметку линейки-футштока. Аллегория весьма корявенькая, согласен, но «Бартон Финк» это вот такой Кронштадтский футшток, которым я меряю глубины и высоты других произведений синематографа.

10 из 10

'Бартон Финк' - пожалуй, самый сложный по своей структуре и подаче фильм братьев Коэнов. Понравился умеренный темп повествования, стилистика картины и её невероятная атмосферность. Здорово передан дух Америки 40-х годов. Декорации и костюмы великолепные. Лихо закрученный сюжет с интересными поворотами запутывает зрителя, держа его в напряжении. Понравилось обилие символизма. Коэны ничего не объясняют зрителю, сохраняя интригу и давая зрителю пищу для размышления. И за этот подход также ставлю жирный плюс создателям картины. С технической точки зрения 'Бартон Финк' безупречен. Свои многочисленные премии за операторскую работу картина получила совершенно заслуженно. Кульминационный момент картины - один из самых лучших моментов в кинематографе, что я видел. Хочется похвалить фильм за тонко прописанные диалоги и за классный чёрный юмор, которым всегда славились Коэны.

На мой взгляд, в 'Бартон Финке' Джон Туртурро сыграл самую лучшую роль в своей насыщенной и богатой карьере. Поскольку я сам своего рода писатель, я особенно тонко уловил 'волну' Финка. Его волнения. Ощутил себя в его роли. Самое лучшее впечатление произвёл и Джон Гудман, представший в несколько непривычном для него амплуа. Было приятно увидеть, пусть и в небольшой роли, Стива Бушеми.

'Бартон Финк' - неординарный фильм, со своим особенным шармом. После просмотра хочется откинуться на спинку кресла и предаться размышлениям. Впечатлён

9 из 10

Твой внутренний конфликт никому не интересен
Сейчас, сидя перед экраном компьютера, чувствую себя как главный герой фильма - слова никак не соизволят прийти и помочь мне в описании детища Коэнов. Наверное, это из-за того, что фильм затрагивает так много тем, и не сразу получается зацепиться за что-то одно.

Фильм не всегда понятен, не всегда ты увлечённо смотришь и думаешь о дальнейшей судьбе героев. Но в то же время 'Бартон Финк' преподносит как на блюдечке много интересных мыслей. Для себя я выделила следующие темы:

1. Отношения творца и народа. Сам Бартон постоянно утверждает, что он человек обычный и хочет всего хорошего для работяг. Но в самом начале фильма внимательный зритель заметит, что настойчивые предложения его соседа рассказать пару историй про тех, кто не слишком натренирован для борьбы умственной, пролетают мимо Финка и даже как-будто раздражают его. А уж ситуация на танцах, когда наш писатель кричит о своём великолепии в кругу моряков, заканчивается не в пользу величайшего.

2. Поиск вдохновения. Бартон показывает, что настоящее искусство может быть создано только в страдании и боли, в чём я отчасти согласна. И я даже не имею в виду какие-то внешние условия, просто по мировому опыту и собственным наблюдениям меланхолия никогда не мешала творить. Должен же быть какой-то протест, какая-то шокирующая идея, а такое редко приходит к человеку, который чувствует отсутствие сопротивления и любовь к себе.

3. Ну и конечно, монетизация творчества. Думаю, всем ясно и понятно, что очень часто приходится наступать себе на горло и писать о каких-то невразумительных вещах, когда дело касается заработка денег на своих произведениях.

Это, на мой взгляд, основные и наиболее проработанные темы в фильме, но также там есть и проблемы самокопирования, кризиса, разрушения надежд, что ты весь такой необычный и особенный и что весь мир в трепете ожидает, когда ты наконец поделишься с ним каким-нибудь секретом, с таким трудом найденном в твоей прекрасной и чувственной душе.

Братья не пытаются донести до зрителя своё мнение, они просто ведут его по этой занимательной истории, как бы подкидывая дровишки в пламя ваших размышлений. И это вроде бы даже хорошо, много умных дядечек говорят нам, что искусство не должно давать ответы, но должно помогать человеку прийти к этим ответам, которые для всех будут, конечно же, разными. Но в фильме так много неопределённостей, в какой-то момент хочется услышать голоса авторов, поясняющие хоть что-то. И это действительно проблема, которая может подпортить впечатление от картины.

Под конец фильма уже начинаешь не улавливать сути происходящего. Меня посещали мысли, мог ли вдруг Бартон сам оказаться в своей же истории, когда Чарльз выходил из пылающего лифта? При этом герой и борец, который доставил писателю так много проблем, - сам Чарльз, не добрый и не злой, а просто главный герой голливудского фильма. Герой, рождённый вне тех клише, про которые говорили все вокруг Бартона, не тот созданный на века образ, меняющий имена, но не суть. Теперь герой просто существует и вроде бы даже его можно немножечко понять, ведь он всего-то пытается выжить в этом жестоком мире, где зазнайки приходят в его дом и пытаются диктовать свои условия. А может, мне просто кажется, кто ж разберёт...

В конце отзыва хочу указать на несомненный плюс фильма - красивая картинка, от которой ты не в силах оторвать взгляда. Причём снято это не нарочито, мол, посмотрите, что мы умеем, а подается очень деликатно и нежно.

Всем мира, добра и креатива.

P.S. Стив Бушеми чудесен.

— Ты читал Библию, Пит? — Святую Библию? — Да. — Да, по-моему. Во всяком случае, я слышал о ней.
Знаете, в произведениях Коэнов мне, как и многим другим, всегда нравилось, что любой смотрящий после увиденного не может дать однозначный ответ на то, что же все-таки он только что посмотрел. Была ли это комедия или драма? Но жанр фильма не самый главный вопрос.

Давайте по порядку: я же не один увидел здесь довольно заметные отсылки на рай и ад? Думаю, это более чем очевидно. Я говорю об очень похожих вратах в окне за спиной Липника, похожих на врата в Рай. А также о горящей, но не сгорающей гостинице. Неужели это все просто-напросто аллегория на традиционное понимание мироздания? Разобраться в этом помогут сами герои, а именно Бартон и Чарли. Бартон, как и практически любая творческая личность, - человек не от мира сего. Он претенциозен и явно упивается тем, что он якобы понял мысли, так называемого, ‘простого человека’. Он живет в Нью-Йорке и ставит пьесы на Бродвее, пьёт дорогое шампанское и рассуждает о сущем. Но, внезапно, он попадает в мир Чарли. Чарли, как он говорит в начале, - обычный страховой агент. Рабочая сила этого мира. Он плачет за стеной именного для того, чтобы познакомиться с Бартоном. Чарли не знает боли, хоть он и говорит, что люди бывают жестокими. Потому что боль - это и есть жизнь Чарли. Они с Бартоном притворяются, что понимают друг друга, но оба понимают, что это неправда. Может ли быть так, что Бартон продал душу Чарли в обмен о его молчании? Вопросов в процессе просмотра может появиться сколько угодно, и чтобы не разводить графоманию, я попробую максимально понятно изложить свою главную мысль.

Можно сколько угодно придумывать теории, которые помогут нам разгадать этот фильм. Здесь есть все - библейские отсылки: Дьявол, который искушает тебя и просит продать ему душу, но все же понимающий тебя, и Бог, который сперва протягивает тебе руку помощи, но затем отвергает тебя; творческий кризис, который знаком любому творцу; простейшие ценности, которые преподносятся в другом свете, любовь, смерть, муки и жизнь. Здесь каждый увидит что-то своё. Именно в этом самый главный, как я считаю, гений фильма. Лично я здесь увидел немного непредсказуемую историю продажи души Дьяволу. И что самое интересное - Дьявол здесь единственный положительный персонаж.

Что касается актеров - не зря сценарий писался именно под них. Туртурро и Гудман - сложно выразить словами как отыграли эти люди, это просто нужно увидеть.

И самое главное, друзья - обращайте внимание на детали в фильмах этих двух гениев, они помогут вам понять их кино.