Колодец и маятник

После немалого успеха «Дома Ашеров» Роджер Корман и компания в лице Винсента Прайса и Ричарда Мэтисона немедля приступили к съемкам следующего фильма, основанного на рассказе Эдгара По — «Колодец и маятник».

Оригинальный рассказ По весьма короткий, поэтому Мэтисон написал некую предысторию к событиям, описанных в первоисточнике.

В фильме, как и в большинстве рассказов По, речь шла о таинственной болезни, и умирающей от неё прекрасной женщины.

Как и в большинстве фильмов цикла, «Колодец и маятник» начинается с впечатляющей сцены, в которой главный герой прибывает в загадочное поместье и вовлекается в пучину страшных событий, связанных с родовым проклятием и таинственной болезнью.

«Колодец и маятник» получился несколько слабее «Падения дома Ашеров», но в нём всё равно множество красочных декораций, необычная цветовая гамма, впечатляющий финал, и, конечно же — удивительная игра Винсента Прайса.

Кроме того, в фильме засветилась «королева крика» Барбара Стил, которая как раз только прославилась после своего удачного дебюта у Марио Бавы в «Маске сатаны». Здесь она, как и обычно в фильмах с ее участием, исполнила роль роковой изменницы. Ей такие роли давались, как никому иному.

В фильме есть примечательная сцена, в которой показан труп невесты главного героя, лежащий в гробу, застывший с ужасающим выражением на лице в момент попытки вырваться наружу, будучи заживо похороненной. Сам Стивен Кинг признал эту сцену, как одну из самых страшных в истории фильмов ужасов.

«Колодец и маятник», наряду со многими классическими фильмами ужасов, оказал большое влияние на творчество Тима Бёртона. Это влияние в особенности можно заметить в «Сонной лощине».

Итог: тандем Корман-Прайс-Мэтисон снова проявил себя на высочайшем уровне, однако фильм не лишен некоторой затянутости, чему послужило нехватка бюджета.

9 из 10

Отобедав, мне захотелось уединиться, и я с замиранием сердца пошла в святую святых нашего дома.
Пыточная была светла и уютна. Здесь все напоминало мне детство.
Команда КВН «Мегаполис»

Надо сразу же подчеркнуть, что это не экранизация рассказа Эдгара Алана По. Мне не вполне ясно, зачем кинематографисты используют это название для фильмов, не имеющих отношения к рассказу, но что поделаешь.

Френсис приезжает из Англии в Испанию, получив сообщение о смерти своей сестры Элизабет. Её муж, дон Медина, похоже, не ожидал его приезда, нервничает и очень уклончиво отвечает на вопросы о смерти жены. Он явно неадекватен и проводит неестественно много времени в подвале с пыточными инструментами, доставшемся ему от отца — безумного инквизитора. Выясняется, что, когда дон был ещё ребёнком, он видел, как отец до смерти замучил здесь своих жену и брата, что, конечно, не сказалось благотворно на психике мальчика. Элизабет тоже умерла в этой комнате — от эмоционального потрясения, по заключению доктора… Однако умерла ли? В замке слышится её игра на клавесине, в её комнате кто-то переставляет вещи…

Сценарий написал сам Ричард Матесон, однако, если честно, он не слишком глубок или оригинален. В сущности, он в основе своей сходен с «Дьяволицами» Клузо, которые Матесон едва ли мог пропустить. При этом злодея я заподозрил уже к середине фильма. Однако финал следует признать действительно неожиданным и оригинальным, и это — самая сильная часть фильма. Возможно, и не слишком психологически достоверно, зато по-чеховски — ружья выстрелили все до единого, и оглушительно. А уж последний кадр…

В этом фильме Роджер Корман — уже совсем не тот режиссёр, что снимал «Атаку крабов-монстров». До величия ему, конечно, куда как далеко, но он уже умеет создавать атмосферу. Быть может, растянутые разноцветные кадры и отдают китчем (отдают, будем честны), но блуждания по тёмным коридорам сняты отлично, а финал — и вовсе на пятёрку. Эта сцена, оправдывающая название фильма, просто переполнена саспенсом, и создают его мерно колеблющиеся тени, раскачивание лезвия, скрип и грохот шестерней и подвесов… Прекрасно!

А вот актёрские работы. При всём уважении к Винсенту Прайсу, он явно переигрывает. Так корчиться, изображая злодея, так страдальчески пучить глаза вовсе не обязательно. Зная, что Прайс может играть куда лучше, я могу лишь предполагать, что такова была режиссёрская установка — или, может, актёр халтурил, не считая фильм стоящим труда? Все остальные, как водится, просто не запоминаются.

В целом «Колодец и маятник» определённо заслуживает внимания (и не как образцовая неудача, а в хорошем смысле), если вас интересует кино такого рода.

Сразу же после экранизации «Дома Эшеров» Роджер Кормен решил продолжить тему Эдгара Аллана По. Он опять пригласил Ричарда Мэтисона и Винсента Прайса, выбрал в качестве декорации старинный замок (вернее, стилизовал декорации под замок) и приготовился удивлять зрителя.

И, по правде говоря, удивил. Задача ведь стояла непростая — заставить прочувствовать зрителя произведение Эдгара По. Это непросто. Вот для примера — прочтите начало известного рассказа:

«Я изнемог; долгая пытка совсем измучила меня; и когда меня наконец развязали и усадили, я почувствовал, что теряю сознание. Слова смертного приговора — страшные слова — были последними, какие различило мое ухо. Потом голоса инквизиторов слились в смутный, дальний гул. Он вызвал в мозгу моем образ вихря, круговорота, быть может, оттого, что напомнил шум мельничного колеса. Но вот и гул затих; я вообще перестал слышать. Зато я все еще видел, но с какой беспощадной, преувеличенной отчетливостью!»

Прекрасный текст — перечитываю и наслаждаюсь. Но, это ведь совсем чуждая 60-м годам двадцатого века стилистика. И все же, несмотря на явное отсутствие динамизма, которое сразу же хочется посчитать грубой ошибкой, фильм Роджера Кормена будто переносит тексты По на экран. Витиеватая, своеобразная атмосфера ужаса проявляется весьма точно. Бросающийся в глаза небольшой бюджет картины не имеет никакого значения. Мы понимаем, что это едва ли не лучшая экранизация «Колодца и маятника» — на все времена. Кино ведь смотрится и в наши дни.

Конечно, сравнивая фильм с другими экранизациями Корменом По, «Колодец и маятник» не кажется лидером. Слишком уж много было утеряно в первой части картины и середине фильма — это я о замедленности картины и отсутствии действий. Однако, парадоксально — но атмосфера передается прекрасно.

Да и Винсент Прайс сыграл привычно на высочайшем уровне.

Так что, остается завершить рецензию, а в итоге: замечательное кино, страшная и напряженная история. Мне кажется, что фильм стилистически полностью повторяет «Дом Эшеров» и в силу этого обстоятельства (а также, недостаточной проработке деталей в первой половине ленты), я не склонен давать этому фильму слишком высокие оценки. Но, последние минут 15 просто замечательны.

7 из 10

Странны фантазии американского поэта — метрономически раскачивающийся маятник больших часов с футляром наводил его на мысль о лезвии косы, снижающейся мерно над живою грудью каждого, кто дышит, а в гробу мерещилась царапающаяся жизнь, которая очнулась от забвенья, летаргии. Соединить два сюжета подсказывала их метафорическая связь — и кинематографисты, начиная с Эпштейна, прямо или косвенно этим и занимались.

В «Колодце и маятнике» Корман развивает темы «Дома Ашеров», своей предшествующей экранизации по мотивам Эдгара По, уже более решительно отступая от текста и накапливая багаж для своих будущих костюмированных хорроров. Молодой англичанин приезжает в Испанию века этак XVII, чтобы узнать обстоятельства смерти сестры, супруги утонченного дона Николаса Медины, обладателя генеалогического яблочка с червоточиной. Замок в Испании, оказывается, стоит у самого синего моря. А стены нерадушного приюта, разумеется, изъедены проказою царившего здесь зла, и неспокойны дни и ночи обитателей.

Тут используется ритмическая визуальная антитеза статичного «средневекового», больше барочного интерьера, насыщенного кладбищенскими страстями, и щедро бьющего о камни, брызгами дробясь, прибоя — антитеза, позднее примененная с более широким разметом прибрежных картин в «Терроре» («Ужасе»), навеянном теми же Ашерами. Передавая рассказы дона Николаса, его сестры и его врача, Корман прибегает к элегантным флешбекам, снятым то в синей, то в красном гамме, со скошенным и частично смазанным кадром — это пригодится для кошмаров сатанистки Дианы в «Маске Красной смерти», лучшем фильме «эдгаровского» цикла. Отдельную радость взору доставляет смелое совмещение антиквариата и панье «ancien regime» с экспрессионистской живописью, от «Дома Ашеров» и дальше, на фоне шероховато-пятнистых стен. Обнаружилось раздвоение личности у дона Николаса — центрального персонажа, исполняемого, как и почти во всем цикле, Винсентом Прайсом, — и эта мрачная стивенсоновская притча в ответ на загадку Сфинкса появится в «Заколдованном замке» и изысканной «Гробнице Лигейи». Да, издерганный, разбитый вдовец в шлафроке дон Николас покажет ухмылку, кто здесь самый главный «оябун» демонского скопища, хороший актер умеет быть разным.

В «Колодце и маятнике» — что самое важное — Корман начал совмещать сюжеты разных новелл и даже стихотворений По в пределах фильма «по мотивам» одного текста, скрестив собственно «Колодец и маятник» с «Ашерами». Далее будет «Вильям Вильсон» внутри «Маски Красной смерти», «Заколдованный замок» в экранизации Лавкрафта с соответствующим названием, намеки на «Колодец и маятник» и «Черного кота» в «Гробнице Лигейи». Конечно, традиция заложена опять-таки еще Эпштейном, но подхватил ее человек, снимавший в 50-ые аляповатую фантастику, и подхватил достойно, как мы полагаем.

Ответить на вопрос, что же случилось с англичанкой Элизабет, женою дона Николаса и сестрою его гостя — значит, подступиться уже к финальной сцене с заостренным маятником, поэтому позволим лишь сказать, что этот классический «хоррор» так и раскачивается метрономообразно от мистического триллера до психологического саспенса и обратно. И стал, вероятно, этот фильм ключевым для формированья тематического и стилистического единства того, что сложилось в известный, достаточно изысканный «эдгаровский цикл» 60-ых годов, после которого Корман больше занимался продюсированием всевозможного грайндхауза, вроде «Галактики ужаса».