Молчание

Известно, что первой экранизацией своего романа Сюсаку Эндо доволен не был. Его разочаровали скромный масштаб постановки, искаженный смысл, упрощение персонажей и вольная концовка. Претензии небезосновательны, но дело, думается, в другом: писателя смущал лично Масахиро Синода — человек менее религиозный, чем сам Эндо или Скорсезе, на долгие годы сделавший «Молчание» своей настольной книгой. Эпохальным фильм действительно не получился — пронизывающей энергетикой он не обладает, но и к безусловным неудачам его все же относить не стоит. Основная мысль произведения, объясняющая причины гонения миссионеров местной знатью, сохранена в картине, как, впрочем, и мечты крестьян о небесном царстве, где им жилось бы в умиротворении и покое.

В «Молчании» 1971 года нет осмысления католической веры — хороша она или плоха для Страны восходящего солнца. Эта картина о мучительных раздумьях, тягостных сомнениях и экзистенциальной пустоте, непроглядным туманом окутавшей Японию XVI века. Есть голая, как обглоданная рыба, фабула: невзирая на опасность, два иезуита ищут исчезнувшего учителя и тайно ведут миссионерскую службу. Кардинал в кадре не появляется, а информация подается фресками с трагическим содержанием. Синода избегает высказываться на сложную тему. Мессам, крещениям, причастиям и цитированию Евангелия времени уделено мало. Незаметно, чтобы в чудотворную силу молитв верили сами проповедники, и это показательно. Картина предстает не религиозным, а больше историческим полотном. Сюжет разбит на малосвязанные фрагменты, очередность ряда событий нарушена, повествованию недостает цельности, а пленение центрального персонажа происходит заметно раньше, чем в романе. Очевидно, режиссер исследует проблему, какой она предстает с японской стороны. Язык Синоды не назовешь деликатным, а размышления — глубокомысленными, его идеи отличаются «мирской» уверенностью, граничащей с категоричностью.

События ленты охватывают период окончательного определения властей в отношении к христианству. Искоренение чужой веры, благополучно распространявшейся целое столетие, возникло не на пустом месте. По раздраженному поведению самураев, совершающих рейды в поселки, становится понятна причина крутых перемен: иноземное влияние оказалось чрезмерным, оно заменило людям вековые традиции и поставило под сомнение значимость прежних законов. Япония не желала стать ни португальской колонией, ни чьей-то еще. С какой стороны ни зайди, это естественное желание для государства, традиционно шедшего своим особым путем. Когда людям навязывают что-то ненужное, это горе-благодеяние. Христианская вера — именно такой подарок. У японцев была религия, они не нуждались в заморском учении. Вельможи были слишком уверены, что Япония подобна трясине, в которой саженцам христианства не укорениться. Жестокое в своей очевидности объяснение, но Синода нашел его достаточным и не стал изводить священников «Господним молчанием». Оно сменилось вполне светскими предательствами, ложью, заблуждениями и крахом иллюзий.

Власть имущие не приемлют посягательств на свою территорию. Формально главный герой картины падре Родригес, но лишь до первого допроса губернатором Нагасаки. Португальскому гостю доводилось слышать о садистской изобретательности и выдающемся коварстве Иноуэ, возглавившего преследование католиков. После шокирующих сцен пыток логично предположить, что именно японский господин является стержнем экранизации. И реальность оправдывает ожидания: перед пленником предстает не кровавый деспот, а дипломатичный приверженец собственных убеждений, видящихся ему безоговорочно справедливыми. Немигающий взгляд горящих огнем упрямой убежденности глаз, нервно подергивающиеся руки, меняющийся тембр голоса — такому человеку не обязательно подписывать смертные приговоры, он знает об опасности мученичества и предпочитает ломать волю. Решительность Иноуэ, впрочем, взращена не доблестью, а обычным страхом перед чем-то непонятным и чуждым лично для себя. Страх провоцирует агрессию — так было, есть и будет. Психологическая дуэль Родригеса и Иноуэ оказалась режиссеру милее поисков ответа на вопрос: чье же молчание вынесено в заголовок? Возможно, поэтому фильм известен и под названием «Тишина». Масахиро Синоде так проще.

В романе пленный миссионер днями, неделями, месяцами ждал, когда же Всевышний снизойдет до разговора с ним. Морок страданий привел к отождествлению себя с Христом, и, насколько это сумел объяснить писатель, истинная вера осталась с Родригесом навсегда. Однако по фильму такого сказать нельзя — отречение не страшит безысходностью, а разочаровывает примитивностью. Закрадывается мысль, будто измученному падре вера только мешала, а проницательный Иноуэ открыл ему правду. Вывод разочаровывающий, печальный, и понятно чем он не удовлетворил Сюсаку Эндо. До построчной экранизации Скорсезе классик не дожил, но в версии Синоды хотя бы стала очевидной противоречивая сущность мессианства. Было ли вообще благом оно для Японии? Безусловно, но не таким значимым, как виделось с Пиренейского полуострова. Португальцы не задумывалась над необходимостью своей миссии, а когда осознали всю ее сложность, стало слишком поздно. Непонимание особенностей чужой культуры привело к трагедии — гораздо более страшной, чем любая режиссерская самодеятельность.

Данная картина повествует о внешней и внутренней борьбе людей за понимание ценности и глубины Веры в Бога.

Португальские священники («Падре»), прибывшие к берегам Японии из далекой европейской страны, пытаются найти своего учителя и попутно наблюдают картину страшных пыток над обычными крестьянами со стороны местных властей, желающих избавить свой народ от чуждого верования. Не всем крестьянам удается устоять перед смертельными психологическими и физическими ударами своих же властителей и многие из них в итоге отказываются от европейской Веры, чтобы попросту выжить. Власти же ничего не имеют против самого трактования чужой Веры, но считают лишним следование ей на своей родной земле, отдавая предпочтение традиционной и привычной.

Главной драмой фильма являются душевные терзания относительно молодого падре Родригеса, схваченного японскими властями и принуждаемого ими отказаться от проповедуемой Веры. Перед глазами священника предстают убийственные пытки десятков людей, физические издевательства над ним самим и, самое главное, потерянный учитель, предавший Веру уже много лет назад.

Прекрасно созданная создателями ленты атмосфера безысходности приговора смены «неверных» суждений, режущие ушные перепонки звуки музыкальных инструментов и актерская работа японских актеров предоставляют картине шанс запомниться зрителю на долгие годы. Актерские «старания» Дэвида Лэмпсона добавляют небольшой минус ленте.

«Молчание» показывает на что человек может пойти, чтобы доказать преданность своему Богу. Но услышит ли Он..?

7 из 10

Угрюмое море медленно катит тяжелые темные волны, будто сошедшие с картин Хокусая туманные горы и острова мрачно приветствуют незваных гостей. Увы, открывающему «Молчание» колоритному пейзажу было суждено стать одним из немногочисленных достоинств фильма. Картина о злоключениях португальских миссионеров, прибывших возродить в Японии запрещенную католическую веру, имела все шансы стать сильным рассуждением о религии, духовности и преданности идеалам, но лишь доказала, что не все забытые фильмы забыты незаслуженно. И среди обилия затерянных жемчужин кино немало тех, место которым на дне глубокой океанской впадины, привязанными к очень тяжелому грузу.

Сценарий экранизации одноименного романа Сюсаку Эндо, кажется, был написан по аннотации на обложке, — использовалась лишь общая сюжетная канва, а все сильные стороны книги превратились в недостатки. Незнакомому с первоисточником зрителю из показанного на экране вряд ли удастся понять суть символичного названия, заставлявшего сомневаться в существовании Бога, молча наблюдающего за бедами мира. Главный герой падре Родригес, чьи муки неоднократно сравниваются в романе со страданиями Христа, стал не искателем истины в странном мире, а упрямцем, отказывающимся предать веру исключительно из принципа. В фильме Масахиро Синоды сопереживать решительно некому: действия приехавших на край света священников самонадеянны и демонстрируют незнание людской природы, их прихожане-японцы изображены безликой, безымянной и бесхарактерной массой, а самураи-управленцы — выдумывающие всё новые наказания садисты, посягающие на славу испанской инквизиции, которую уж тут-то никто не ждал. Даже претендующие на святость мученики выглядят нелепо и наивно, что оставляет не у дел целевую христианскую аудиторию, да и атеистов это форменное издевательство над религией не порадует в силу своих изьянов. Путаное «Молчание» то измывается над церковью, то одобряюще хлопает ее по плечу, пока зритель мучительно ждет финала.

Нехитрая фабула, уродливый рудимент истории Эндо, закономерно не пестрит смыслами. Отыскать философские темы и критику средневековой политики европейских стран можно лишь при помощи гениев сыска, но копаться в этих обрывочных размышлениях хочется не больше, чем рассматривать содержимое чьего-то желудка. Как христиане не вдавались в мировоззрение своей японской паствы, так не вникает в психологию героев и Синода, превращающий перспективный образ Родригеса, типичного чужака в чужой стране, в плоского, как лица японцев, карикатурного персонажа, которому не достает ни силы, ни убедительности. Суть странствий священника можно было бы сравнить и с путешествием Агирре в Эльдорадо, и со странствием капитана Уилларда по джунглям камбоджийского ада. Но не страдающий избытком таланта Дэвид Лэмпсон — не Клаус Кински или Мартин Шин, а горе-режиссеру Синоде далеко до Вернера Херцога и Френсиса Форда Копполы.

О недавнем золотом периоде японского кино напоминает только деморализующий, хотя и, парадокс, не самый значительный, хронометраж, по ощущениям соотносимый с более чем трехчасовыми «Семью самураями» Акиры Куросавы. На произношение простейших фраз у героев уходит не меньше полуминуты, что заставляет сомневаться в уровне развития всей съемочной группы, а пропустить важный сюжетный поворот невозможно, даже если отвлекаться с неприличной регулярностью. Кульминационного момента зритель так и не дождется, напряжение не пожелает сдвинуться с уютной мертвой точки, а абсурд будет неотъемлемой частью фильма до самого конца. Абсолютная примитивность лишенного символичности и необычных приемов «Молчания» вызвала бы у Акиры Куросавы немало страшных снов, из-за бессмысленных диалогов и пустоты содержания Ясудзиро Одзу подавился бы зеленым чаем после риса, а изображенные в фильме самураи вынудили бы Кэндзи Мидзогути в срочном порядке сделать харакири. Но хуже всего то, что Масахиро Синода, не пытаясь быть кем-то другим, не остается и собой. В стерильном и беспомощном фильме нет ни намека на его привычную театральность и заимствование приемов кабуки, нет и проникновения в душу персонажей. Решившемуся заново экранизировать и без того не идеальное «Молчание» Мартину Скорсезе хочется только посочувствовать. Трудно верить в существование богов, которые на мольбы отвечают молчанием. Еще труднее доверять небожителям, позволяющим снимать такое плохое кино.

Если б японцы верили в Бога, которого мы им внушали. Но в храмах, построенных нами, люди молились не нашему Богу, а своему, непонятному нам божеству… — Феррейра опустил голову и пожевал губами, обдумывая слова. — Нет, конечно, это не Бог. Случалось вам видеть бабочку, попавшую в паутину? Сначала она — настоящая бабочка. Но спустя день от нее остается лишь мертвая оболочка: есть крылышки, тельце, но бабочки нет. Японцы расправились с нашим Богом так же, как паук с попавшейся бабочкой: они высосали из него кровь и плоть, оставив безжизненный остов. (с) Сюсаку Эндо «Молчание»

Проникновенная и совершенно не замеченная мировой кинотусовкой созерцательная притча, рассказывающая про объективные сложности в работе у католических миссионеров в средневековой Японии. Большая часть истории представлена в качестве поисков — молодой священник ищет предмет своего восхищения, отца Феррейру. Принципиальный Феррейра не мог смириться с простыми испытаниями, что и вызывает удивление главного героя. Откуда же все эти слухи про отступничество? Весь фильм он движется к страшной разгадке, затягиваясь в суровое очарование скалистых островов, составляющих Японию. Вместе с героем и мы будем шаг за шагом утрачивать иллюзии, понимая причины того, почему не сложилась в Японии миссионерская деятельность.

По своей структуре перед нами выстраивается совершенно сходная с «Апокалипсисом наших дней» конструкция. Там ведь тоже Уилларду приходится пройти все круги военного ада, чтобы понять причины поступков Куртца. Только вот вместо декораций войны во Вьетнаме, перед зрителем раскроется такая суровая и одновременно симпатичная Япония. Не знаю даже, что мне ближе — оригинально закрученная история, позволяющая не просто размышления о роли христианства в мире, но и о дороге человека к Богу или безукоризненная картинка маленького человека, уверенно шагающего на фоне величественных скал и могучего океана. Именно они были действительными исполнителями главной роли (хотя и актеры сыграли просто превосходно).

Таким образом, я оказался в плену этой резкой по своему посылу гармонии. Острая сущность ленты была уравновешенна точенной формой. Что просто не позволяет поставить этому фильму более низкой оценки.

***

Остается теперь лишь обсудить вопрос влияния этой картины на современный кинематограф. Не сказал бы, что лента была как-то особенно выделена кроме включения в конкурсную программу Каннского фестиваля. Остается лишь усмехнуться странному кругозору жюри, и лично его главе Джозефу Лоузи, не заметившим очевидный «нетленный» хит. Впрочем, может кто-то и осорбился уверенности Масахиро Синоды, решившего всерьез подискутировать на христианские темы. Да еще и так подискутировать, что сложно ведь обвинять его в китче. Это вам не хулиганствующий Никос Казандзакис, предлагающий на суд зрителя альтернативные евангелические финалы. Синода выбирает самую суть из культового романа Эндо.

Сейчас «Молчание» будут просматривать многие. Сам Скорсезе собирается его переснимать. Причем, он пишет, что так и не просмотрел фильм Синоды. Не склонен верить этому утверждению. Более того, не считаю что можно снять что-либо лучшее. Формат избранный Синодой раскрывает тематику с лихвой. Могу лишь предположить, что Скорсезе просто обновит ленту и сделает более понятными для массовой аудитории визуальные решения Масахиро. Актеров более известных привлечет. Ведь все рассуждения Эндо для Скорсезе очень близки.

Иногда, по правде говоря, я представляю как Бардем или Дей-Льюис в образе Феррейры произнесут эту фразу: — «Бог у японцев — идеально-прекрасное, наделенное волшебным могуществом существо. Но он — одной природы с людьми. Это не канонический Бог христианства». Полностью в стилистике Мартина, ведь. Только, картину Синоды я ставлю заведомо на более высокое место. В моей системе координат, она еще и один из лучших фильмов 1971 года. Кино совсем не простое, но однозначно порекомендую его любителям картин о поисках мира в душе.

10 из 10