По ту сторону черной радуги

Фильм Паноса Косматоса 'По ту сторону черной радуги' явно был не только лишь площадкой для визуальных эпилептических экспериментов перед 'Мэнди'. Методичный фантастический триллер, с душераздирающим эмбиентом, излучающий страхи рейгановской эпохи, застенчивый и беспристрастный, впитавший в себя 'Космическую одиссею' Кубрика, рассказы Кена Кизи и ужастики категории Б с их привлекательным магнетизмом. (Согласно Месмеру, люди выделяют особого рода магнитную энергию, или флюиды, которые позволяют им устанавливать телепатическую связь друг с другом – прозрачный намек на одного из героев фильма).

'По ту сторону черной радуги' будоражит воображение и порождает в зрителе ощущение путешествия во времени. Матрица прошлого, когда ребенок, случайно попадает в комнату, где по телевизору крутят фильмы, которые ему еще нельзя смотреть –прекрасно вписывается в сюжетную неразбериху. Все это напоминает обрывочный сон, белый шум мерцающего экрана, ведь после пробуждения в своей кровати от звуков суеты родителей на кухне и сладкого запаха хлеба на завтрак, остается только одна мысль: было ли это на самом деле или просто приснилось?

Синопсис фильма весьма примечателен: в 1960-х годах учёный Меркурио Арбория основал 'Институт Арбории', исследовательский центр в духе Нью-Эйдж, посвящённый поиску примирения между наукой и религией, позволяя людям переходить в эпоху вечного счастья. В 1983 году главой Института стал его протеже, Барри Найл. Внешне очаровательный и отличный учёный, Барри страдает от расстройства психики и удерживает в Институте девушку Елену. Она демонстрирует некие парапсихологические способности, которые Найл подавляет, используя большое светящееся устройство в форме призмы.

'Найти способ внутреннего покоя место где мечты становятся реальностью' – девиз не только для научного центра. Кажется именно этот принцип исповедует политика всего фильма. В своем роде это отличная репрезентация эпохи 80-х–великого времени неопределенности и страшных угроз. Эпоха нью-эйджа и рейгономики со всей своей давящей тревожностью отлично рифмуется с узнаваемой детской наивностью, готовой впитывать все новое и необычное, как губка. Косматос прекрасно это понимает, пока его отец снимал брутальные боевики со Сталлоне, сам Панос играл в настолки типа Dungeons and Dragons и смотрел 'Повелителей Вселенной'. Поэтому он отлично чувствует важный момент болезненного перехода из детства во взрослый и дискомфортный мир. 

С легкой подачи режиссёра в 'черной радуге' разбросано (спрятано) так много артефактов из прошлого, ведь уникальные предметы с 'волшебными' свойствами обычно коллекционируют дети, чтобы потом выменять их с друзьями на новую фигурку или значок, а взрослые кажутся такими скупыми и жуткими, ведь они ежедневно натягивают на себя маски дружелюбия, чтобы скрыть свои истинные чувства. Поэтому хромированный ретрофутуризм в фильме отражает неудовольствие настоящим, хвастается ностальгическими маркерами и изобретательной архаикой. Эстетический взгляд назад, груз ответственности за будущее, невротичный синкретизм – изображение буквально погружается в камеру сенсорной депривации, чтобы навсегда стереть себя, судорожно забыть о том, как губительна неопределенность в этой хитровыдуманной системе ценностей, о том, как ужасно, когда ты тратишь все свои силы, на то, чтобы держать себя в рамках, какими бы вопиющими ни были окружающие их обстоятельства.

Конечно, ведь 'нетрудно впасть в отчаяние, когда ты не знаешь кто ты или что ты'.

Футуризм рождает уродов. Он не мать и не отец. Он двери. Проем ведёт в мир, где в губернии плёночного процессора, доктор медицины расщепляет атомы психики своих подопечных. Дань образу, и есть дверь. Можно шептать, условно соблюдая стилистику, а можно отдаться в лоно вдохновения, играя болезненными, но знакомыми образами. Гипертрофированные воспоминания из отсмотренных в детстве фильмов, прорезаются через Плевну на экран настоящего. Транслируя задумку режиссёра-творца. Это восьмидесятые годы, где-то между Кубриком и Кроненбергом, минуя Карпентера. Пыль видеосалонов родила живительный лишай, из которого Панос Косматос варит целебные зелья. Уж не зря так откровенно мелькает тематика вспомогательных препаратов в его картинах.

Задолго до Мэнди и ее Культистов, был НИИ нейронных связей мозга. Там добрый доктор Барри, эскулап от медицины, пробовал играть в бога, и доигрался. Финал эксперимента явил темную иную сущность. Комплекс Боха, это урод шагающий образностью, в лучах синти-поп трека на кожаных крагах из далёкого космоса. Это если логически осмыслить дебют странного Паноса. Тема веществ, в частности галлюциногенов, очень бросается в глаза, и какбэ намекает на некие, творческие особенности режиссёра, если не пристрастия.

Как бы там ни было с футуризмом и образностью Панос переборщил. Мягко говоря. Очень увлекательно наблюдать за визуальной фантасмагорией, но за ней теряется логическая нить. Вроде как главная героиня и есть, но ее при этом и нет. За раскрытием сути происходящего в аду НИИ, ее значимость растворяется в потоке шизофренических образов. Последние, и это не обговаривается, тащат посыл, я словно побывал в наркотическом мне художника в стиле сай-фай-кибер-нойр, и это было прекрасно. Уважаю также за то, что картина не подходит под конвейер коммерциализации. Это авторский фильм от начала и до конца, с посылками понятными лишь одному творцу и его психоделическим гениям извне. При этом под финал, все становиться ясно и предельно логично. Да так, что даже можно поаплодировать Косматосу, ибо его видение эпохи 80-хх в жанровом винегрет, имеет крепкий авторский почерк, пусть и для узкого круга поданных не от мира сего.

После просмотра очень впечатлившего меня фильма Паноса Косматоса «Мэнди», с Кейджем в главной роли, я не мог не посмотреть предыдущую работу режиссёра. Для меня этот фильм показался чем-то типа пробы пера перед настоящим фильмом, которым и стала «Мэнди», ведь фактически все визуальные фишки, использованные в Радуге перекочевали прямиком в «Мэнди», а их тут не мало, и все они весьма запоминающиеся. Для меня Радуга — это даже не фильм — это всё равно что смотреть последовательность удивительно красивых и необычных фотографий, которые объединены сюжетом. Такое впечатление у меня возникло потому, что действие в фильме тянется настолько медленно, что сцена, сути в которой на 5 секунд может идти две минуты. Панос Косматос не просто наслаждается выбором образов, композиции, цветокоррекции и эффектов, он растягивает их настолько, что без отличной художественной составляющей визуальной части, вы бы выключили фильм на первых 5 минутах. Некоторые сцены и образы, представленные в фильме, навсегда запомнятся мне, но, и это самое важное но, хоть я сам и тащусь от такого визуального фетишизма, история в фильме настолько слабая, пустая и нераскрытая, что в отрыве от визуала она не выдерживает вообще никакой критики. Это выглядит как сюжет для корометражки, растянутый на целый фильм за счёт нагромождения «синематографа». Звуковое сопровождение отличное, игра актёров — тяжело её оценить в таком визуально-ориентированном фильме. Моё резюме такое — смотрите этот фильм только как дополнение к «Мэнди», сам по себе он ооочень на любителя.

6 из 10

Красивое и лаконичное полотно итальянского режиссёра Паноса Косматоса.

Сюжет: учёный мечтает разгадать формулу мира и создаются вещества. Через эти вещества проходит ученик и совокупляется с дочерью учёного. В итоге появляется дитя Нового Эона — прекрасная Елена. Она надежда всего человечества и своего деда, ради неё он жил и творил. Но вот её отец, что «заглянул в глаза Бога» и обожился (Бог тоже заглянул в него, оставив в нём часть своего существа), став носителем демонического разрушительного начала, словно древний Уран вступил в противостояние со своим ребёнком.

В итоге побеждает Елена, олицетворяющая жизнь, свет и красоту.

При всей красоте и минималистичности фильм психологически тяжёлый. Зрителя погружают в вязкую, кислотную среду, образованную аудио и видео рядами, воздействующую на подсознание.