Мечта / Сон

«Мечта» (или вернее «Сон») вызывает у зрителя смешанное впечатление, как и большинство поздних фильмов Ким Ки Дука, в которых нарушен баланс между довольно скудным содержанием и раздутой для пущей атмосферности формой. В «Мечте» вроде бы интересная идея и рифмах между реальностью и сном (позже гораздо более талантливо обкатанная в венгерской ленте «О теле и душе») по мере развертывания нарратива становится все более заунывной и нудной. Главным просчетом режиссера стало его желание ограничиться ночной жизнью персонажей (мы ничего не знаем об их работе, горестях и радостях будней), пересечению их снов и бодрствований.

В результате мы получаем повторение на протяжении полутора часов одной и той же схемы, сущность которой понятна в первые десять минут экранного времени. Другое дело, что ближе к финалу «Мечта» выруливает на колею подлинной онтологической трагедии, от которой не может спасти даже чувство, возникающее между персонажами, и, конечно, сам финал, особенно две-три завершающие сцены решены в очень мощном контрапункте изображения и звука, благодаря чему фильм оставляет серьезное депрессивное послевкусие.

«Мечта» по многим признакам кризисный для Ким Ки Дука фильм: ведь суть его проблем — не в той жизненной ситуации, связанной с гибелью актрисы, которую он сам спустя три года опишет в «Ариране», вовсе не в трагических случайностях в его жизни. Сам корейский режиссер на протяжении многих лет, чуть ли не начиная с «Крокодила», шел к масштабной экзистенциальной катастрофе, суть которой он приоткрыл уже во «Вздохе», выбрав себе весьма метафорическое камео. Для своих героев, актеров, зрителей долгие годы Ким Ки Дук был злодеем-демиургом, наслаждавшийся и страдавший одновременно с ними от всего того ужаса, который он выливал на экраны. Невозможно долгие годы создавать деструктивное искусство и самому не пасть его жертвой, самому не разрушить свою душу.

Однако, о том, о чем будет спустя годы рассуждать сам режиссер в «Ариране», есть в зачаточном состоянии в «Мечте»: ведь если раньше в его лентах ужасы были внешними для героев, они коренились в извращенном языке любовной страсти, то теперь они уже инкорпорированы в воображение и сны персонажей. Кошмары стали внутренними, частью их личностей, потому героям «Мечты» так трудно их изжить. Однако, несмотря на реальную боль «Мечты», ее депрессию, суицидальное настроение, которые задевают зрителя, как сострадающего человека, за живое, эту картину никак нельзя признать состоявшейся — слишком много в ней незаконченного, эскизного, брошенного на полпути (к уже сказанному молчанию в адрес дневной жизни героев можно добавить скудость их снов, ограничивающихся лишь встречами с бывшими возлюбленными).

Одним словом, кризис внутренней жизни никогда не ударяет сразу по голове, он крадется кошачьими шагами, чтобы набросится потом и растерзать своего носителя, распознать его в своем творчестве — залог подготовки к нему. Ким Ки Дука и большинство его недальновидных фанатов, радовавшихся любой кости (фильму), брошенной им режиссером, этот кризис застал неподготовленными, тем глубже для них (почти откровением) стал «Ариран» — достаточно любительская по форме картина, хоть искренняя и исповедальная по содержанию.

Несмотря на то, что «Мечта», она же «Сон», в разных переводах это название звучит по-разному, оказалась, в конечном счёте, одной из самых личных работ для Ки Дука, на долгое время подломившей его моральный дух и вообще какое бы то ни было желание работать в кинематографической среде, сама по себе является она вполне простой лентой с ясным и чистым символьным кодом и визуальной стилистикой.

Ки Дук размышляет о том, действительно ли взаимодополняемость двух людей приводит к полному взаимопонимание между ними, действительно ли так называемое полное доверие является ключевым для построения здоровых и зрелых отношений между ними, или же всё это устроено как-то совершенно иначе, и порой два вообще незнакомых друг другу человека могут оказаться куда более духовно близки, нежели те, кто долгое время живут бок о бок и называют свои отношения любовью и всем тем прочим, что для самого Ки Дука является больше патетикой, нежели какой бы то ни было минимальной человеческой честностью.

Да, в его восприятии всё более чем предельно ясно: если человек сам в какой-то момент осознаёт, что другой человек отчего-то, вообще не имеет значения — по какой именно причине, но от него эмоционально и духовно зависит, если он сам для себя понимает, что это действительно важно, и если для него, его духа и совести, скажем прямо, немыслимо в данной ситуации не помочь человеку — значит, эти люди близки. Вне зависимости от того, знакомы они или нет, сходятся ли их предпочтения, воззрения и миропонимание в целом, в понимании Ки Дука именно вот это понимание ценности другого человека, волею невесть пойми чего, оказавшегося тебе близким, а отнюдь не бытовая совместимость, является ключевым и вообще, если совсем упростить, единственно важным.

И всё было бы прекрасно абсолютно, если бы у данных конкретных двоих, связанных посредством общих сновидений, притом моторного типа, редкий вид сомнамбулизма достаточно, но действительно заслуживающий внимания, помимо общих снов не оказалось ещё и вороха абсолютно комплементарных проблем. Один — всё ещё любит свою бывшую девушку, другая — всё ещё ненавидит своего бывшего мужчину. Потому данная перекрёстность ощущений образует, в конечном итоге, абсолютно гремучую смесь, когда все эти упрёки и недомолвки вместо своих этих незавершённых, по сути, отношений эти двое начинают высказывать друг другу, всё больше и больше распаляя эту со зависимость.

Разумеется, финал трагичен. Для всех. В прямом смысле. Ки Дук в данной ситуации слишком честен, чтобы не понимать, что данная история, по законам любой драмы, требует логического завершения: не можешь понять — прерви цикл сам. Или же, что куда ценнее, попытайся понять. Только вот у его героев того не выходит — ни понять, ни принять, ни полюбить. Тотальное самопожертвование, граничащее с тотальным же нежеланием слышать и осознавать что-либо, кроме своей боли.

И, если уж говорить откровенно, несмотря на всю достаточную специфичность ситуации — а кто вообще в ходе разрыва с тем, к кому привык и кто, как водится, зла оставил больше, чем добрых воспоминаний, обходится без того, чтобы зациклиться на своих собственных переживаниях, никого и ничего вокруг себя не замечая? Только лишь тот, кто правда любит. И, исходя из этого, Ки Дук абсолютно прав, предполагая тот факт, что это — настолько редкий случай, что его можно даже и не учитывать в общей статистике этих поломанных человеческих душ, попросту показав его в виде маленькой бабочки, очутившейся вдруг посреди снежного поля и порхающей абсолютно свободно. Да, и это чувство легко может замерзнуть и пропасть в одночасье — но что мешает появиться ещё одной, если одна уже каким-то образом появилась? Да совершенно ничего.

Парню снятся сны о том, что он преследует свою бывшую, при этом девушка, с которой он незнаком, ходит во сне и повторяет действия его снов со своим бывшим.

Может, звучит запутанно, но на самом деле всё довольно просто. Такой себе фильмец с претензией на психологический триллер: темный, неспешный, жутковатый, порой противный (особенно в конце). Но всё это никак не придает ему нужной атмосферы, он всё равно получился каким-то скомканным и нелепым. Логический аспект страдает настолько, что никакие оправдания по поводу того, что это арт-хаус или еще что — не сработают.

Девочке нужно перестать ходить во сне, отсюда она делает вывод, что парню нужно перестать спать. И весь фильм эти двое пытаются бороться с природой, заставляя себя бодрствовать больше суток, при этом они надеются и стремятся выстоять. Как и почему — самая большая загадка. Меня это невероятно сбивало с толку, и я никак не могла понять, почему нельзя приковать её наручниками к батарее, или составить расписание, чтобы спать по очереди.

Концовка тоже до безумия нелепа — парень обещает не спать, тогда как уже спать можно спокойно — из-за решетки девочку никто никуда не отпустит.

В общем, я понимаю, что это какой-то очень серьезный режиссер с каким-то своим стилем, но одно дело стиль, а другое дело логика. Без неё никак и никуда, иначе пол фильма (а то и весь) будет проведено в недоумении. Будь он хоть десять раз артовым.

Актеры меня никак не зацепили, думаю, это опять же из-за того, что поведение героев сильно сбивало с толку. Мрачная атмосфера утомляла, неспешное развитие сюжета усыпляло. Уныло и беспросветно.

3 из 10

К поэтическому кинематографу нельзя относиться буквально. В нем главное — не сюжет, а как это показано. И «Мечта», несомненно, относится к этому классу фильмов.

Чжин, засыпая видит сны, а Ран, страдающая лунатизмом, воплощает их в жизнь. Между этими молодыми людьми установилась мистическая связь, потому их бывшие сейчас вместе. А далее начинается борьба молодых людей со своей напастью. Вначале они пробуют не спать, но, в конце концов, природа берет свое. Потом пытаются спать по очереди. Но и здесь происходят накладки.

В итоге наступает неизбежное — Ран убивает своего бывшего возлюбленного, потому что так захотел во сне Чжин, и попадает в психиатрическую лечебницу.

Сюжет, несомненно, кровавый, но как я уже сказал вначале, он совершенно не главное в фильме. Пышные платья, которые создает Ран, иероглифы-печати, вырезаемые Чжин, буддийский храм, интерьеры дома — все это создает глубину и «звучание» кадра.

Порой кажется, что герои могут даже ничего не делать, а просто находиться в этих декорациях и фильм уже состоится.

Азиатский арт-хаус. (Понравится любителям фильмов Гринуэя).

8 из 10