Русский ковчег

«Русский ковчег» — один из моих любимых фильмов. И это сказал сам Спилберг. Что же за ковчег такой?

Фишка фильма в том, что он снят без склеек. Оператор проходит с камерой по Эрмитажу, где 800 человек разыгрывают сюжет. Сняли не с первого раза, а только с третьего.

Зритель смотрит фильм глазами призрака, которого озвучил сам режиссёр Александр Сокуров. Вместе с ним по дворцу бродит французский маркиз из 19 века, который ворчит, что русские всё позаимствовали у европейцев.

В фильме есть офигенный момент — камера подъезжает к окну, а за ним проезжает карета. Удивительно, как получилось всё синхронизировать. Мимо пробежит Пушкин, Пётр Первый схватит кого-то за ухо.

Незнакомец подходит к разным картинам и размышляет про них, вступая в беседы с людьми. Повествование будет скакать между эпохами. Чтобы вы понимали масштаб — в фильме даже разыграют театральное представление. Всё без склеек.

Можно задаться вопросом — зачем, вообще, делать такую сложную работу, если можно всё смонтировать? Я не знаю. Но фильм получился хороший, успокаивающий. Оператор Тильман Бюттнер таскал на себе тридцатикилограммовую камеру, перемещаясь из зала в зал.

«Русский ковчег» — это, кстати, сам «Эрмитаж» — вместилище искусства.

О «Русском ковчеге» столько писали, так им восхищались (в основном технической его составляющей), что даже трудно что-то добавить, хотя я видел фильм по меньшей мере трижды и ни могу сказать, что был им потрясен хоть раз. Возможно, сейчас, когда вышла «Франкофония», которую необходимо рассматривать в симбиозе с «Русским ковчегом», понять эту картину станет проще, чем при ее выходе на экран. С другой стороны, в «Ковчеге» нет ничего принципиально элитарного, это вполне зрительская лента, хотя из-за отсутствия монтажа смотреть ее физически тяжело.

«Русский ковчег» — притча об историческом времени, по которому несется русская культура, выражением которой становится Эрмитаж: каждый зал музея — своя эпоха, здесь оживают исторические личности, события истории, здесь иностранец в блистательном исполнении Дрейдена, (образ, в котором, безусловно, угадывается маркиз де Кюстин) беспощадно критикует подражательность русской цивилизации, ее раболепство перед властью с вечным эффектом «потемкинских деревень». В то же время рассказчик (фильм снят от первого лица) голосом самого режиссера спорит с гостем-иностранцем, защищая самоценность русской культуры.

Вот в общем-то и весь сюжет, все остальное — безостановочное дрейфование по залам Эрмитажа, становящееся путешествием по эпохам. Моя жена при просмотре фильма со мной в кинозале уснула, в то время как теща (смотря «Ковчег» опять же со мной) буквально ловила каждую сцену и слово фильма: такое противоположное восприятие и объясняет споры вокруг этой картины, которую можно назвать скорее познавательной, чем увлекательной. Такое ощущение, что Сокуров снимал ее для тех, кто никогда не был в Эрмитаже, ибо сам подход, при котором каждый зал — отдельная эпоха, применялся и при составлении экспозиции этого музея. Другое дело, что режиссер населил эти залы людьми в костюмах соответствующих эпох, но они — статисты, полновесных актерских работ в фильме нет (за исключением исполнения Дрейдена).

По этой причине «Русский ковчег» — не вполне художественное кино, как и «Франкофония», впрочем, а скорее научно-популярное, искусствоведческое, которое можно применять при составлении лекций, семинаров, уроков в школе. Эта картина удалась лишь как смелый технический эксперимент, но не как произведение искусства, не как самоценный текст, потому фиктивная составляющая в ней так слаба. «Русский ковчег» при всей дискуссионности позиции героя-иностранца, которую режиссер, как показывают его интервью, все же разделяет, — тем не менее гимн русской культуре, ее сокровищам и всем тем, кто сохранил их наперекор историческим вихрям (потому одними из самых сильных вышли сцены выживания Эрмитажа в блокадном Ленинграде — параллель с ними и сгубила, кстати, «Франкофонию»).

В фильме нет ни экшена, не последовательной линии сюжета, да и глубокий смысл отсутствует. Этот фильм нужно воспринимать как картину или музыкальное произведение, просто смотреть, просто слушать, а настроение и чувства придут сами, как-то подсознательно и иррационально.

Фильм передает не только дух царской России: с ее внутригосударственными интригами, высоким искусством и совершенно прекрасными девушками с ангельской внешностью, статными молодыми людьми в мундирах, но и какой-то особый дух Петербурга. Этот дух передавали более современные персонажи фильма и операторская работа, фокусирующаяся на красотах Эрмитажа.

Понравилась завершающая сцена. Оставила послевкусие какой-то безысходности. Мол, все мы плывем в ковчеге, и нет с него выхода. Когда живешь в России, такое чувствуется. К концовке, да и фильму в целом подходит цитата Пелевина: «С Россией всегда так: любуешься и плачешь, а присмотришься к тому, чем любуешься, так и вырвать может.»

Вряд ли я могу назвать этот фильм своим любимым, но однозначно, за очень качественную работу и атмосферу, ставлю

8 из 10

Для начала хочу отметить, что далеко не многие современные мастера режиссуры остались верными себе и отражают в своём творчестве сознание народа, за сохранение этого прекрасного качества я выражаю почтение Александру Николаевичу.

Кино — не то словно, что может выразить формат произведения «Русский ковчег», это изречение, могучая и мучительная попытка неизъяснимого с многослойным дном. Российская премьера, состоялась в Эрмитаже и была приурочена к 300-летию Санкт-Петербурга. Меня фильм поразил замыслом и исполнением: снятый в Зимнем дворце за 1 час 27 минут «одним кадром» за один дубль, то есть без остановки камеры, и как следствие, без единой монтажной склейки, оператору картины Тильману Бюттнеру пришлось пройти по коридорам Эрмитажа 1,3 километра, неся на себе необходимую аппаратуру общим весом 35 кг.

Роскошный спектакль разума, где двое путешествуют сквозь 300 лет российской истории. Один из них наш современник, остаётся за кадром, мы слышим лишь его голос, и смотри его глазами, спутник героя не лирический персонаж, а историческая личность — французский аристократ, путешественник и писатель Маркиз Астольф Луи Леонор де Кюстин, в великолепном исполнении Сергея Дрейдена. Бесконечно можно наблюдать, как он с любопытством, оглядываясь, движется по изящным проходам. Иногда он бывает медлительным, иногда-стремительным, но всегда — напряженным, как всякий кто думает свою думу. Загадочный и аристократичный портрет, со всеми подробностями и полутонами, пожалуй, лучшая роль в карьере Господина Дрейдена.

Путешественники оживлённо обсуждают друг с другом всё, что попадается им на пути в стенах Эрмитажа, размышляют над горечью пережитков и неизбежной связи времен. Смена эпох и перерождение людей, полная чёткая метафора от начала и до самого конца. Проступают строки правления Петра Первого, Екатерины Второй, Николая Первого и Николая Второго, туманные, почти лихорадочные минуты блокады Ленинграда, но, не называя предмет боли, мы понимаем, о чём идёт речь.

Воспоминания об эфемерных вечерах — высокий ужас красоты: изящные, красиво опущенные дамские накидки, великолепные и блистательные балы, ради которых были накрашены девичьи щечки, общество, которое жило в самодовольной и утонченной иллюзии нереальным, далёким, неопределенным миром. И Маркиз определенно решает остаться здесь, когда публика покидает зал по широкой мраморной лестнице.

Картина России, приобретающая в целом трагический характер, становится окончательно поэтической, абсолютно готовой к вербализации и оркестровке, кстати, музыка в фильме, под руководством Валерия Гергиева, просто восхитительная. Сокуров прострочил ровный шов, построил Ковчег, который соединил века, эпохи и мировоззрения и вызвал приступ какого-то внеземного уныния.

Есть такие произведение, которые для меня не подается полному определению, остаются непознаваемые до конца, потому что они и есть мы. «Русский ковчег» — это как позабытая молитва, которую услышал вновь, изо всех сил стараешься явственно её воспроизвести, и вновь не забыть.