Семейный очаг

Разлука с Антуаном Дуанелем не была для Трюффо долгой. Через два года после «Украденных поцелуев» он вновь вернулся к своему любимому герою и продолжил наблюдение за жизнью парижского инфанта. После непродолжительного романа с мадам Табар Дуанель возвращается к Кристине, они женятся, и у них рождается сын. Чтобы прокормить семью молодой отец устраивается на работу в цветочное ателье, где главной его обязанностью становится ежедневная подкраска цветов…

Посредством такого странного действия, мимикрирующего образа, Трюффо намекает на фальшь или, по меньшей мере, на мнимость жизненного благополучия Антуана. Его неспособность выполнять долго одну работу приводит к очередному скандалу, и вот мы уже видим Антуана, управляющим микромоделями кораблей в одной строительной компании.

Здесь он знакомится с японкой Киеко, и у вечного мальчика-мужа начинается новый теперь уже «интернациональный» любовный роман. Ситуация вечной «подвешенности» в отношениях между женой и любовницей и неспособность сделать между ними выбор, требование к себе большей любви, чем он способен давать взамен, приводит к разрыву с очередной пассией. Это становится поводом для возвращения Антуана домой.

Тонкая психологическая комедия, рассказывающая не только об интимной жизни главного героя, но и о нравах, царящих в окружающем Антуана обществе, обнаруживает своё родство с классическими фильмами Жана Ренуара и Рене Клера, со специфическим юмором Тати и Ле Шануа. Особенно явственно это проявляется в сценах, живописующих атмосферу маленького парижского дворика, с его почти коммунальным микроклиматом, формирующим мировоззрение и жизненный уклад героев.

При всей очевидности художественного допущения, можно сказать, что в «хрониках Антуана Дуанеля» Франсуа Трюффо проявил себя как один из самых точных хроникеров парижского быта третьей четверти ХХ века.

Шествие мятежного, вечно ищущего и, в лучшем случае, через раз находящего, но, зачастую, куда больше теряющего, нежели обретающего Антуана Дуанэля по извилистой стезе дел душевных, столь же богатой на преграды, сколь и скудной на взаимность, в конечном счете, достигло своего закономерного, но вряд ли ожидаемого исхода. Отгремел в сердце гул четырёхсот ударов, притупилось чувство 20-ти лет, вернулись поцелуи, отобранные украдкой и, в конце концов, настал черед жизни супружеской, что для птицы высокого полета обременительней камня, привязанного к шее утопленника.

Французы — нация воистину потрясающая, у них решительно всё встречается в возмутительном избытке. Их женщины всегда (ну ладно, практически всегда) чуть более кокетливы, чем того требуют нормы приличия, а мужчины, опять же, всегда (вот тут уж без всяких исключений) дети чуть больше, чем того требует здравый смысл. Потому, если принять во внимание, что мужчина в своих повседневных заботах и, даже в степени их переживания есть не кто иной, как взрослый ребенок, то француз, без всякого сомнения, — ребенок вдвойне. И порой его ребячество, касающейся вещей серьёзных по определению, приобретает черты обаятельного озорства, в своем задоре граничащее не то с наигранной легкомысленностью, не то с форменным безрассудством.

Вот таким вот, бесконечно играющим мальчуганом, по сути, и был Франсуа Трюффо, выдававший миловидную улыбку там, где другие привыкли хмурить брови. Лишившись примера благочестивой семьи еще в раннем детстве, впоследствии он так и не сумел на личном опыте испытать все её преимущества, хотя и пытался неоднократно. Оставшись до конца своих дней человеком, отрицающим всякие супружеские ценности, Трюффо не переставал удивляться завидному постоянству людей, вступающих в брак по собственной инициативе. Ведь, в сущности, что может быть притягательного в добровольном ограничении личных интересов, выливающимся в бесконечный клубок компромиссов и невозможность полноценной свободы?

Именно поэтому Трюффо с неистовым любопытством созерцал семейную жизнь, но никак не изучал её подноготную, ведь наверняка чувствовал себя неосведомленным в вопросах подобного толка и не смел пускаться в философствования на пустом месте. Учитывая простодушную инфантильность, его наблюдение подчас походит на шаловливое подглядывание за жизнью соседей по лестничной клетке, в котором озорства больше, чем в глазах ребенка, совершившего мелкую провинность.

Любопытно, что такой подход, по сути, оказался наиболее проникновенным, ведь не только свел общее к частному, но и обрисовал контуры едва ли не идеального семейного очага, в котором супруги если и прибегают к маленьким хитростям, то только ради обоюдной выгоды, а чувство взаимной привязанности превыше адюльтера, поскольку гораздо сильнее в эмоциональном плане. В таких отношениях крайностей не существует: если муж просит жену одеть очки, то только потому, что её нынешний облик видится ему пресноватым, но никак не из-за прежней подружки, страдавшей близорукостью. Если супруга нуждается в уединении, то только потому, что послеродовая депрессия это нехилый гормональный стресс, а не следствие отчуждение от мужа. Но осознается всё это отнюдь не сразу, особенно если во всем привычно видеть обратную сторону медали.

Стилистически совершенно не отличаясь от «Украденных поцелуев», «Семейный очаг» в том же регистре повествует о жизни Антуана Дуанеля в Париже, смене им, как и в прошлом фильме, работ и жизни в браке. Сюжетных завихрений и драм в фильме нет вовсе, элегический взгляд на жизнь преобладает и даже распад брака — не трагедия. Трюффо назвал Клода Сотэ самым французским из режиссеров, но три фильма про Дуанеля(не считая «400 ударов») вряд ли можно превзойти во «французскости», если под ней понимать погруженность в мелочи, легкость и импрессионистичность, необязательность.

В фильме почти отсутствуют унылые и тоскливые нотки, преобладает созерцательный взгляд на социум. В этом смысле встреча в борделе героя с отцом жены явлляется показательной — сцена, которая могла стать в ином фильме источником неловкости, стыда и даже конфликта, носит совершенно безэмоциональный характер. Персонаж фильма, узнав, что в планируемой книге Дуанеля не будет ни труб ни барабанов рекомендует автору так и назвать ее — «Ни труб, ни барабанов». Так можно назвать и три фильма про взрослого Дуанеля, представляющие собой своего рода антологию взросления городского мещанина.

7 из 10

Молодой эксцентричный продавец цветов с душой живописца Антуан Дуанель (Лео) женат на учительнице музыки Кристин (Жад). И всё у них в общем-то хорошо: уютная квартирка, нет проблем с деньгами, новая работа Антуана в солидной международной фирме, рождение сына Альфонса. Словом, не жизнь, а мечта. Но со временем молодому французу надоедает тихая семейная жизнь в захолустном райончике, и Антуан заводит интрижку с приехавшей во Францию по работе японкой.

Франсуа Трюффо, судя по всему, решил провести донельзя циничный эксперимент, заставив молодую супружескую пару пережить, кажется, все семейные тяготы всего за пару лет совместной жизни. Начинается всё со споров об имени ребёнка, затем — нерегулярный, даже редкий секс, тяжёлые рабочие будни, увлечение другим человеком. Трюффо оказался крайне недоверчивым к семейным ценностям и потому ловко высмеял стремление многих пар к безоблачной жизни, сразу сталкивая «голубков» с многочисленными трудностями и добавляя традиционного меланхоличного французского колорита по вкусу (чего стоит хотя бы местечко, в котором проживает Наша парочка — ни капли света, только тусклые и невыразительные цвета, соответствующие понятию «брак», которое для многих уже стало синонимом слова «скука»). Хотя в большей степени режиссёр всё же высмеивает жизненные стремления главного героя, его психологию; Антуан сам не понимает, чего хочет от жизни: заниматься цветами или стать известным писателем, остаться с верной и заботливой Кристин или с загадочной японкой Киоко, прожить остатки дней в гордом холостяцком одиночестве или рядом с женой и любимым сыном.

Сегодня «Семейный очаг» уже означает проблему, ставшую частью реальности. Многие пары не проживают и десяти лет вместе, после чего хлопают дверьми и расходятся по разным углам в поисках новых ощущений, не желая идти на компромисс. Правда, Трюффо, хоть и проявил себя как большой циник, но в своём фильме не поставил жирную точку на расставании Антуана и Кристин. Через два года, пройдя через все невзгоды, они смогли пересмотреть представления о совершенных брачных отношениях. Антуан и Кристин становятся похожими на соседскую пожилую пару: нервный муж в ожидании жены сбрасывает на лестницу её пальто и шляпку, а та в панике выбегает в парадную, приговаривая, что она торопится, как может. То же самое начинают проделывать супруги Дуанель, и тем комичнее звучит фраза соседки: «Теперь они любят друг друга по-настоящему».