Поэзия

Корейские, да и в целом восточные фильмы чаще всего нагоняют на меня тоску. Но иногда прям так под настроение идут, что невозможно оторваться. Вот этот фильм, как говорится, зашёл.

Главная героиня — пожилая женщина за 60, дочь которой живет где-то далеко, а сама бабушка воспитывает внука. Воспитывает — не совсем то слово. Все, что показывают на протяжении фильма, я бы этим словом не назвала. Просто удовлетворяет его потребности — готовит ему еду, убирает за ним и т. д. Если б воспитывала, вероятно, трагедии бы не произошло.

Сама женщина ухаживает за пожилым обеспеченным мужчиной после инсульта. И записывается в кружок поэзии. Здесь она чувствует себя отлично, ей нравится искать красоту в окружающем мире, и она мечтает написать хотя бы один прекрасный стих. Но пока ищет вдохновение и пытается понять, как рождаются стихи.

А тем временем в ее одухотворенную и слегка наивную реальность вторгается настоящая жизнь: ее внук вместе с 5 друзьями на протяжении долгого времени насиловал девочку из школы, и та покончила с собой. Чтобы замять это дело, родители мальчиков хотят откупиться от матери девочки, но у главной героини денег нет. К тому же она узнает, что у нее начинает прогрессировать болезнь Альцгеймера.

Фильм неспешный, как и большинство азиатских картин, и полностью затягивает в свою реальность. Многие действия и поступки героев фильма, реакция на внешние раздражители мало понятны мне, и, как мне кажется, будут мало понятны вообще людям, далеким от мира востока. Но этой нелогичностью и странностью мне эти картины и нравятся.

Ничто не предвещало крупного художественного провала Ли Чан Дона в 2018 году: ведь за восемь лет до ужасного «Пылающего» постановщик снимает, возможно, свою самую многозначную картину «Поэзия», где, с одной стороны, продолжает начатую в «Тайном сиянии» критику вестернизации Азии, с другой стороны, добавляет в фильм тему конфликта поколений, почти в духе Одзу, становясь на сторону пожилого человека, которого и делает главным героем. Центральный персонаж «Поэзии», немолодая женщина, находится в мучительном диссонансе с окружающим миром, вернее с человеческим его измерением: на курсах поэзии она постепенно учится видеть и чувствовать природу и по этой причине все больше отдаляется от больной людской цивилизации. Главная героиня, впадая в болезнь Альцгеймера, будто теряет свою индивидуальность, постепенно растворяясь в гармонии природного бытия. Однако, для того, чтобы ей пережить счастье поглощения Божеством, нужен какой-то способ: им и становится поэзия.

Ли Чан Дон создает здесь один из самых чарующих финалов в азиатском кино, безусловно, цитирующий конец антониониевского «Затмения» — красота там, где нас нет: голос, читающий стихи, есть, а самого произносящего их нет, быть может, героиня просто стала частью мироздания. В «Поэзии» режиссер намеренно идет поперек трендов современности, воскрешая в своем фильме эстетику кинематографа Одзу и Мидзогути, неторопливую, гармоническую и гуманистическую. Главная героиня «Поэзии» одна как перст, лишь она видит пошлость новоявленных рифмоплетов, двуличие общества, тайно выгораживающего преступников, лишь бы все было «шито-крыто», инфантильность молодежи, тотально вестернизированной и гедонистической до мозга костей.

В этом мире ей неуютно, и лишь ей одной из всех, посещающих курс, открыты каналы поэтического вдохновения, лишь она понимает, что живет в двоемирье — отвратительном мире, созданном человеком и прекрасном мире, созданном Богом. Научившись выражать красоту этого второго мира, она уже не нуждается в индивидуальности духовно-телесного существования, она развоплощается в свои стихи. Как бы невразумителен Ли Чан Дон не был в «Пылающем», в «Поэзии» он последователен настолько, насколько это возможно, ибо эта нехитрая, но сложно выстроенная история возвращения человека к своим онтологическим корням даже на уровне формы вызывает у зрителя эффект двойного зрения: он, усилиями режиссера, постоянно видит два, не пересекающихся мира, один из которых прекрасен, а другой ужасен.

«Поэзия» — это слово не только в защиту традиционного Востока, столь же последовательное и художественно убедительное, как и «Весна, лето, осень, зима… и снова весна» Ким Ки Дука, но и в защиту классического подхода к кино и человеку, воплощенного в свое время Одзу, Мидзогути, Куросавой и впервые подвергнутого критике японской «новой волной». Именно этот отказ от традиций, национальных и кинематографических, и привел азиатских режиссеров к «экстриму», ставшему фестивальным трендом нулевых, что невозможно было бы представить, допустим, во времена Одзу. Сейчас в кино Юго-Восточной Азии едва ли не один Чжан Имоу отстаивает национальные традиции, но и он часто в своих коммерческих проектах эксплуатирует экзотику Азии для западного рынка, отодвигая серьезные концептуальные задачи на второй план.

На этом безрадостном фоне радует то, что такой крупный корейский режиссер, как Ли Чан Дон, не слагает усилий, чтобы защитить в своем кино (а «Тайное сияние» и «Поэзия» демонстрируют это с невероятной долей доказательности и достоверности) национальные традиции Востока от маховика глобализации и вестернизации. То же, что он порой совершает ошибки, как показал «Пылающий», неудивительно, ибо он — такой же человек, как мы с вами, а не супергерой, хотя таковым его и пыталась сделать общественность, дав ему место министра культуры Южной Кореи. Защитить интересы обычного человека, сделать его героем фильмов, таких, как у Ли Чан Дона, повернуть ситуацию в кино таким образом, чтобы такие же обычные люди шли в кино смотреть на свои проблемы, — это задача не только для Южной Кореи, но и для любой страны, всерьез озабоченной сохранением своего самосознания в искусстве, в том числе и в кино, а не только на бумаге и депутатской трибуне.

Так получилось, что с работами бывшего министра культуры Южной Корее я не был знаком до «Пылающего». Перерыв от «Поэзии» был достаточно большой, постараемся упущенное наверстать.

Ми-Джа — элегантная, спокойная и разумная бабушка, предпочитающая красиво одеваться и культурно вести диалоги. Судьба для неё, однако, находит несколько серьёзных испытаний — она начинает забывать слова из-за развивающейся болезни, мужчина, у которого она работает сиделкой, использует её, а внук, живущий с ней, обвиняется в групповом изнасиловании девушки, впоследствии покончившей жизнь самоубийством, из-за чего от Ми-Джа требуется пять миллионов, дабы мать погибшей девушки не имела претензий и дело было улажено. Казалось бы, все варианты для того, чтобы окончательно сломаться. Однако Ми-Джа воспринимает всё с большим достоинством, находя побег от себя в уроках поэзии, через которые она пытается увидеть в мире прекрасное.

По суммарному количеству препятствий, событий и прочих эксцессов, происходящих с героиней и вызванных её миролюбивостью, картина может выглядеть коллекцией злого рока, выраженной в обычной социальной трагедии маленького человека. Однако поэзия здесь становится мощным соперником для невзгод и союзником для героини. Можно сказать, что в рамках современного кинематографа, данное использование поэзии как раз является наболее оправданным. Пусть трудно понять, что сочинение обычного стихотворения составляет заинтересованность девушек ходить на курсы, после которых они всё равно не способны выражать свои чувства поэтической формой, однако маленькие заметки, которые Ми-Джа записывает в своём блокноте, пусть даже чрезмерно банальные, являются тонкой и одновременно сильнейшей характеристикой персонажа. Кажется, что из человека, находящегося уже на финальном круге своей жизни, собирается человек новый, готовый, окончательно во всём разобравшийся.

Но в данном продукте творчества Ли Чхан Дона завораживает не только принадлежность поэзии. Безупречен его язык — это действительно в какой-то мере дар говорить о низменном высокими словами. Выдерживать паузы, включать в оборот окружающую атмосферу. Его мир медлителен и равномерен — нет никаких нравоучительных, резонёрских наставлений, нет сгущения красок, силы слова и многозначительных лозунгов. Проблемы размываются в широте души и взгляда. Это не значит, что они отсутствуют — конечным итогом они всё равно заберут своё. Однако их течение в руках Ли Чхан Дона гораздо более плавное, чем должно было быть в искусстве реализма. А как легко их переносит героиня, держа на себе практически весь хронометраж ленты?

По-настоящему магическое кино, к которому нет ни единого вопроса. Иллюзорный мир, который легко создать самому себе, так же, как это получилось у именитого корейского режиссёра.

10.5.2019

Этот фильм заприметил я себе ещё несколько лет назад, но добрался лишь после просмотра «Пылающего» этого же режиссёра. Уж очень понравилось, как адаптировал Ли Чхан-дон рассказ Мураками для кино. Так и в «Поэзии» сценарий органичен и до деталей выверен, и не случайно отмечен в Каннах.

На первых кадрах фильма нам показывают мертвую девочку в реке. Как вскоре выясняется, к её смерти причастен мальчик, которого воспитывает довольно милая и одевающаяся со вкусом пожилая дама по имени Ми-Джа Ян. Уже на пенсии, подрабатывает сиделкой у недееспособного богатого господина и воспитывает своего внука. С дочкой, живущей в другом городе общается лишь по телефону. Почему та бросила своего сына, неизвестно.

А внука в пример не поставишь. Мало того, что слушает музыку до утра, жалуется на «устаревший» телефон, да и вообще не особо уважителен к своей бабушке, так ещё и в компании своих друзей сотворил мерзость с одноклассницей. А расплачиваться в прямом смысле за это Ми-Дже. А ей итак нелегко, болезнь наступает. Всё чаще и чаще забывает такие простые слова, как электричество, кошелёк. А ведь одновременно она случайно увлекается поэзией…

Учитель поэтического кружка объясняет на примере яблока:

Самое важное в жизни — это ВИДЕТЬ. Важно видеть, то что окружает нас. Сколько раз вы видели яблоки? Тысячу? 10 тысяч? Миллион? Неправильно. До сих пор вы ниразу не видели яблоко. Понять, что такое яблоко, заинтересоваться им, общаться с ним — вот что значит по-настоящему видеть яблоко.

Пристально смотреть на него какое-то время, рассмотреть его тень… чувствовать каждый его изгиб, покрутить его в руках, откусить от него кусочек, представить, что в него впитался солнечный свет… Вот что значит по-настоящему увидеть его. Когда видишь что-то по-настоящему, чувства возникают сами по себе, как вода весной.

Ми-Джа дома держит в руке яблоко, отрезая кусочек и произносит: «лучше яблоки есть, чем смотреть на них». По мере развития драматичной истории, наша героиня смотрит на цветы, делает в блокноте заметки, говорит всякие забавные странности, но всё никак не удаётся написать хоть какое-то стихотворение. «Откуда приходит вдохновение?» — задаётся вопросом главная героиня. Этот же вопрос возникнет у каждого зрителя в процессе и после просмотра фильма. Сложно ответить коротко. В случае Ми-Джи это боль и страдание. Довольно популярная мысль, что истинная и пронзительная красота достигается путём мук и сердечных терзаний автора.

Ну и без символизма в корейском кино никуда. На приёме у врача Ми-Джа замечает на подоконнике горшок с камелиями и восхищённо рассказывает, что это цветы зимы и страданий. Красные камелии символизируют страдания, белые — невинность, жёлтые — славу.

Юмор есть, своеобразный, ситуативный. Вы обязательно улыбнётесь и не раз. В очень сильной сцене Ми-Джа едет к маме погибшей девочки договариваться о компромиссе. Но переволновавшись и забывая о теме разговора, ведёт милую беседу о персиках.

Вообще история хоть и драматичная, сентиментальная, но смотрится легко. Один из тех фильмов, где всё плохо, но ты посмотрел и не утонул в депрессии, а наоборот приобрёл надежду. Красота не спасёт мир, конечно. Но это не значит, что не надо учиться видеть её вокруг нас.

Концовка фильма всё расставляет на свои места, превращая фильм в стихотворение, поэзию.