Последний киносеанс

«Последний Киносеанс» Питера Богдановича можно воспринимать по разному, но в первую очередь — это ностальгическая лента, буквально гимн 50-ым, снятый в начале 1971, о 50-х и в стиле 50-х.

Вышедшая почти в одно время с ним ностальгическая картина Джорджа Лукаса «Американские Граффити» можно воспринимать как некий антипод «Последнему Киносеансу». Построенный почти на том же фундаменте фильм: провинциальный американский город, молодежь, любовь, дружба и учеба, тем не менее отличается от Киносеанса основным посылом и настроением.

Если Лукас снял позитивный, хоть и ностальгический фильм о себе и своей молодости, в котором он смотрел в будущее с оптимизмом, как в настоящем «кино», то Богданович снял до боли реальный фильм «о жизни», которая пропитана страхом обыденности и повседневной бессмысленности. Богданович снял фильм об уходящей молодости, с уходом которой разбиваются мечты и надежды.

«Последний киносеанс» — налет хрупкой молодости, ушедшей беззаботности, окончательно смытой серым бытом взрослой жизни, воспоминание о том, как перестала иметь значение фраза «всё впереди».

Сам последний киносеанс, событие, которым назван сам фильм, происходит в конце, становится последним не только для единственного городского кинотеатра, но и для самих друзей, символизирует собой не только миг потухания искры молодости, но и закат эпохи Вестернов(фильм, которые смотрели герои «Красная Река» с Джоном Уэйном).

Так и бывает, почти никто никогда не бывает счастлив. Даже красивая расчетливая школьная стерва, удачно вышедшая замуж, что отражено в героине ее матери. Кто теперь узнает в озлобленной и надменной женщине девушку, у которой когда то тоже были мечты, что и повторится с её дочерью. Навязывается аналогия с Миссис Робинсон из фильма «Выпускник» 1967.

И одна из самых безнадежных сцен фильма — несостоявшийся побег героя Тимоти Боттомса из Анарины. И бежать-то из нее некуда — одно пустое бесконечно прямое шоссе, проложенное через пустошь, так и приходит осознание, что дело не в месте, а в самой жизни.

Фильм о смерти, неожиданной, равнодушной, неумолимо вырывающей из жизни тех, без кого ты не можешь жить.

Фильм не о жизни отдельно взятого поколения американских подростков 50-х, а о абсолютно всех людях в мире: ведь эти дети наследуют несбывшиеся мечты и чаяния своих собственных родителей, становясь заложниками их понятий о счастье и успехе, хоть эти понятия и не принесли никому до сих пор того самого счастья.

Подводя итог, «Последний киносеанс» фильм, лишенный задорного и слепого оптимизма (в отличии от великолепного фильма «Маска» того же Питера Богдановича), о безвозвратно ушедшей молодости, после которой остаются только воспоминания, и кто знает, что нас ждет дальше, кроме жалких лохмотьев надвигающейся старости.

«Когда мы малы, мы хотим стать взрослыми, а когда взрослеем пытаемся хотя бы на миг вернуться обратно, и даже переступая черту взросления, не верим, что стали взрослыми. Порой кажется, что где то есть настоящие взрослые, которые делают свою взрослые дела, но по факту, мы просто не хотим сознавать очевидное.»

Ведь страшнее всего не то, что ты становишься старше, а то, что перестаешь быть молодым.

И на мысли о грядущей пустоты и обыденности взрослой жизни наталкивает финальный, словно ветер, пролёт камеры по городу. Пустому, тихому, безлюдному городу…

«Последний киносеанс» — прекрасная по сюжету и атмосферности картина Питера Богдановича. Америка 50-х годов. Тихий провинциальный техасский городок. Всё движется, казалось бы, неспешно и планомерно. Два закадычных друга, скромный тихоня Сонни и грубоватый задира Дуэйн, живут спокойной жизнью обычных подростков, готовящихся ко взрослой жизни. Как и все в их возрасте ребята влюбляются, ссорятся и ищут приключений. Но после поездки в Мексику парни обнаруживают, что всего за несколько дней их городок изменился до неузнаваемости…

Эта блестящая драма замечательна, в первую очередь, нетривиальным сюжетом и невероятной стилистикой. Ты словно погружаешься в эту атмосферу. Фильм снят очень красиво. Операторская работа выше всяких похвал. Невозможно не отметить отличную актёрскую игру Бена Джонсона, Клорис Личмен, а также совсем ещё молодых Джеффа Бриджеса, Тимоти Боттомса и Сибил Шепард, для которой эта роль была дебютом. Сама картина сходу подкупает своим реализмом. Каждый персонаж невероятно реалистичен. Просмотр оставляет приятное впечатление с небольшим привкусом печали и заставляет задуматься

10 из 10

Когда смотришь этот фильм, кажется, что подсматриваешь за чужой жизнью в небольшом техасском городке. Но этот стиль «подсматривания» у Питера Богдановича понравился мне больше, чем, к примеру, у того же Фелини (простите за кощунство).

Это своеобразный подростковый (о подростках, а не для подростков) фильм про школьный футбол, первую любовь, вечеринки и первый секс, но довольно непривычно наблюдать за таким вроде бы обыкновенным сюжетом для современного кинематографа, когда на экране чёрно-белый фильм и 50-ые годы. То и дело удивляешься, как всё одинаково и одновременно совершенно по-другому у разных поколений.

Особенно тронула небольшая роль мальчика Билли — за одну только эту поднятую тему фильм заслуживает высшей оценки.

10 из 10

Фильм манипулятивен. Но фильм хороший. Фильм создан по учебникам великого кино и великой литературы и сам претендует на то, что быть учебником. Режиссеру было 32. Он уже был в состоянии занимательно представить трезвые истины о тех, кто моложе, но тех, кто старше видел только схемами и шаблонами. Но актеры, музыка и прямоугольник реальности, попавший в камеру, смогли наполнить эти схемы частью жизни. И эту жизнь наградили академики «Оскара», подбодрив автора — снимай еще. Фильм снял кассу, приманив зрителей песенками из детства-молодости и сценами с обнаженными-молодыми-телами. Но чувственности и страсти в фильме нет, фильм ведь нравоучителен. Т. е. он учителен, а вот какие именно нравы он должен проповедовать, автор уже не знал. И не мог знать, ведь сам он заблудился; он так и остался подростком-переростком, хотя кино прощает и не такое, вырастая выше своих авторов. Зритель легко наполнит фильм и чувством, и выйдет наполненный сладко-манящим обещанием близости смысла, который ощущал все 2 часа киносеанса — кажется, еще чуть-чуть и все поймешь — это чуть-чуть многого стоит. Хотя что кто понял — спроси и в ответ услышишь только фразы из учебников. Но это тоже хорошо…

***

Чем спасается мир?

Вот приходят в него новые люди. Бывшие дети. Когда они дети — их ведут. Они верят. Верят взрослым. Они не расколоты. Их ночные желания не стоят поперек дневной жизни… Потом они подростки. Они уже должны вписаться в социальные роли. Сами же они — сами без усилий над собой — все дальше и дальше от того, что от них требуют, чтобы они изображали.

Кто-то быстро соглашается на первую из попавшихся шкурок для своего маленького я и дальше прикрывает обреченность свою на несовпадение с той ролью, которую на себя натянул, виной других — это не я начала торговать своим свеженьким телом по шаблону жизни своей матери, все больше проваливаясь в пустоту людей-вещей, в которые сама же всех и превращаю, — не я в этом виновата, а эти самые люди-вещи, которые думают только о себе, а не обо мне; и, вообще, все они — полные ничто, лишь я что-то стою, ведь я так страдаю… Эта игра в виновность других/обстоятельств разыгрывается вне зависимости от того, что ты из себя представляешь снаружи — первая ли ты красавица, или среднесписочная дурочка…

И требования к соответствию ролям лишь в малой степени выдвигается «взрослыми», куда как больше этих требований от членов твоей же стаи. «Будь как все!» — во все времена этот клич ломал и перемалывал одного за другим почти каждого нового человека. И перемалывал прежде и вначале всего жерновами, которые вешал на себя сам этот новый человек. Делать как все, думать о чем все, желать как все. Счастливым себя называть, когда собираешь именно те фишки, которые собирают все. Называть счастливым. И даже большую часть дня думать о себе так. Притворяться до последнего. И лишь изредка срываться…

Это если удается собрать часть фишек. А если нет — то тоже есть утешение — менять свою пустую жизнь на каждую следующую нехватку — на анестезирующий мираж «неудачи» — в начале у тебя нет детской игрушки, потому у тебя нет премиальной девицы, потом нет машины, потом нет нужных нулей в банке, а том уже нет и пары лет жизни впереди — каждое из этих «нет» приковывает к себе все твое внимание и дарит возможность не глядеть трезво вокруг — так твое существование вроде и не таким пустым и страшным получается…

***

Кто самый несчастный персонаж фильма? Отец главного героя? Он появляется на несколько кадров. И исчезает. Никому ни для чего не нужный и себе не нужный. Или толстая дешевая проститутка? Где осталось в ней человеческого и как, когда случилось так, что она согласилась утопить прежнюю светлую девочку в темном вонючем своем жире? Ведь была же когда-то эта светлая девочка и где-то наверное она еще прячется?

А кто самый счастливый? А таких нет. Было бы слишком просто посчитать таким счастливцем аутичного мальчика, который день за днем пытается сделать улицы города чище и который так был рад встречи с любым добрым человеком. С добрым. С добротой… Да, он как-то и когда-то счастлив, но согласны ли мы на такое счастье? Почему жалось так сдавливает наше сердце, когда видим мы его? Кого мы жалеем? Его? А может себя? Всех нас? Человека?

А если не жалеем и не горюем, как не горевала о нем 40-летняя старуха из фильма? Ведь, что нам чья-то чужая смерть, если себя-любимую уже давно-давно раздавило?

***

Кто спасает этот мир? Люди, которые в нем и спасаются.

Кто длит усилие подняться над всегда неудачной жизнью? Ведь жизнь всегда неудачна — эта штука до неприличия банальна: смерть — неудача жизни, как бы кто не ерепенился.

Так как же мы длим еще нашу человечность? А вот так и длим. Ритуалами-повторами, переживаниями по поводу матчей на стадиончиках, тратами на пойло денег, которые с утра пойдем зарабатывать снова и снова, чтобы потом снова их потратить на всякую дрянь…

Чем занять себя человечеству, когда голод-отступил-враги-далеко-дома-построены-дороги-проложены? Сбиваться в кучу, льнуть друг к другу, забываться во влечении, плакать от брошенности, плакать только о себе; закрыть глаза, отвлечься на ветер, забыть, выкинуть из головы смерть, которая пока ты жив — всегда смерь кого-то другого, какого-то другого неудачника и дурачка…

Кто святой в этом мире уже без веры? Святой без всяких шуток? Тот, кто пережил смерть самых близких, единственно близких и остался человеком. Тот, кто не кричал с трибун и не указывал на врагов, а поддерживал день за днем места для тихой радости и близости; кто крутил киношку, в которой люди могли чуть приподняться над собой; кто негромко жил, ценя мир с собой; кто не упускал счастья, но и не ломал жизни вокруг, в тупой попытке продлить это счастье еще на пару лет-месяцев-дней…

Когда же такие люди уходят то, то, что они так незаметно поддерживали, проседает, проседает и коверкается, если рядом не находится того, кто продолжит их дело. Впрочем, их дело нельзя продолжить, можно начать и продолжить свое, а для этого надо сначала самому стать человеком, самому научиться стоять, самому выстоять…

Было ли легче, когда Церковь очерчивала круг внимания людей, а не телевизор/интернет? Вряд ли было сильно легче, ведь тогда те, кто сейчас «лезут в телевизор и топ», пролезали в Церковь, а тех, кто был настоящей опорой для самых слабых, было столь же мало… Трудна дорога к миру с собой…