Строшек

«Рыцарь печального образа» перед нами? Несчастный сирота из приюта, в рассказе изгаженной жизни, никому ненужного существа? Похоже, что так.

Это было в самом деле,
Было в жизни, но в чужой-
Кони в яблоках летели,
Не касаясь мостовой.
По-над крышами квартала,
Где кончалась суета,
Там мечта моя летала,
В серых яблоках мечта

Кто из Великих демиургов сцены, культуры не брался за судьбу маленького «человека»? Это всегда притягательно. Это всегда интересно. Песчинка в огромном мире. Звено единого социума в попытке противопоставления. По течению ли скользящее или поломанное, покорёженное, в схватке с Левиафаном мира. Фантазия принимает самый разный окрас. Тут можно «без по порядку», тут лучше без перечисления в иерархической околесице. Кто придёт на ум, того и пиши. Как придёт на ум, того и упоминай. Любая страна. От «А» до «Я». У Э. Рязанова это Юрий Деточкин, сражающийся подобно Дон Кихоту с ветряными мельницами. У Ф. М. Достаевского князь Мышкин с посылами добра души в каждого встречного. И Мигель де Сервантес с его «Хитроумным идальго Ламанчским» подходит под означенный стандарт… Да, сотни-тысячи… «Фактотум»(2005) пьяница-писатель. «Почтовый мусор»(1997) почтовик-затейник. «Догмэн»(2018) собачий парикмахер. «Хрусталь»(2018) девочка-белоруска в грёзах «об американском счастье»… А здесь трагикомедия о маленьком человеке в германском обрамлении.

Кони в яблоках, кони серые,
Как мечта моя — кони смелые,
Скачут-цокуют да по времени,
А я маленький — ниже стремени.

Есть такое кино, где потоком вопросов, заложенных в картину, автор не сшибает зрителя с ног в первые десять-пятнадцать минут экранного времени. Минуло полчаса, ясности всё ещё нет. Сюжетная киноварь перевалила экватор, ты всё ещё в прострации. А затем, и час, и два спустя. После окончания. И позже, «и потом», тоже. И что самое удивительное, возврат в ту же самую среду, от которой, казалось бы освободился, избавился вспышками то затухающих, то разгорающихся конвульсий растревоженной черепной подкорки. Покоя нет. Остыть не можешь. Чайником, вскипающим на плите, прибываешь. Снимите же меня? Отключите питание… Что же я проглотил? Чем меня накормили? Мысль, как гончая, стелется в погоне бега за ускользающим зайцем. Ну, сейчас. Ну, вот-вот настигну. Ещё чуть-чуть. Ещё самую малость…

Словно светоч какой-либо хитрой дисциплины науки, «ковыряешь» и «ковыряешь» проблему раз за разом. Возвращаешься к решению вновь и вновь. Миры Ландау? Глубины Эйнштейна хочу постичь через призму увиденного? Боже упаси. Всё проще. Гораздо проще. Понять. Но колея движения, в поиске ответов для получения озарения, схожа. Думаете хочу осчастливить человечество открытием? Поразить? Нет. И мыслей таких нет. Покой душе дать, вот смирительная рубашка для чехарды восклицаний внутреннего я. Найдя выход, устранив проблему заглушу внутренние вопли нетерпения.

Так что же «учудил» Вернер Херцог? Что за шараду загадал? Приступом, с наскока, «крепость» не взята. Как действовать теперь? Длительная осада? Взять измором? Подкоп устроить? Предателя поискать? Нет. Стоит поразмыслить малость. Это не американское кино нынешнего формата, развлечения полного. Тут иная канва. Задать работы серому веществу необходимо. Исходное — под лупу микроскопа. И «компьютер», переработает, перемолет в себе все варианты. И выдаст безошибочную квинтэссенцию. Осмысление выходит на первый план. С чем имел дело? Что мне было продемонстрировано автором? Какую или может быть — какие, идеи заложены в ленту для осознания?

Бруно, почти идиот. Хотя почему, почти? Ах, да. Если бы врачи поставили диагноз, всё было бы официально. А так… Человек. Несколько выпадающий из струи жизни. Не вписывающийся в общий стандарт. Он беззлобен. Он словно евнух вблизи предмета платонического обожания. Ева — возведена им на недосягаемый пьедестал. Любить, но не обладать. Быть рядом, но секс отсечь напрочь. Заботиться, угождать, преклоняться. И так далее, и тому подобное. Всё в том же духе. Да, Юрий Деточкин. Да, князь Мышкин. Да, Дон Кихот Ламанчский перед зрителем. У одного Дульсинея Тобосская в обожании, у другого Настасья Филипповна в фаворитках, у третьего «просто» Люба (водитель троллейбуса) музой. Музами…

Перед нами тип мужчины с недоразвитыми функциями. Где то на эволюционном пути детства произошёл сбой программы. Они застряли не получив урока. Пропустив мимо самое важное, самое необходимое. Это как в школе. Следовало нагнать товарищей, разобрать упущенное, понять «тему» и двигаться в том же направлении что остальные. Но обстоятельства сложились по другому. И они «отпочковались» от основной ветви. Ушли в бок. Полноценные ли они теперь? «Доношенные» ли? Доведённые до стандарта? Только на первый взгляд. Они даже внешне, по подачи себя, «нечно». Они «другие». В женщине видят мать, но никак не биологического партнёра для продолжения рода. И это лишь один, возможно основополагающий фактор особенностей их характеристики. Милы? Артистичны? Тонкие романтики заставляющие и улыбаться, и негодовать при их виде.

Отозвались карусельно
Бубенцы в ночной тени,
Там, где лошади отдельно,
Там, где яблоки одни.
Но давно по травостою,
По степи мечты моей
Все гоню я к водопою
Серых в яблоках коней.

«Строшек» — это «Приключения Бруно», трактат из двух частей. Где первая — «отчий» дом в декорациях берлинской Европы. Вторая — пьянящий воздух свободы с Американской мечтой под руку. Примечательно, что два громилы материализуются в двух дегенератов стоило лишь пересечь океан. А проститутка всегда остаётся лишь падшей женщиной и не более. А вот искуситель, он кто? Социальная или всё таки мистическая фигура? Подобно чёрту, вынырнувшему из табакерки, подобно искусителю, подтолкнувшему на затею он здесь. Мефистофель наших дней? Возможно. Или один из ближайших подручных чёрной свиты Мессира? Точно. Сделал своё дело и… удалился. Пропал вовсе. Весьма необычно.

Кони в яблоках, кони серые,
Как мечта моя — кони смелые,
Скачут-цокуют да по времени,
А я маленький — ниже стремени.

Трагикомедия. И фермеры с ружьями на тракторах с поднятыми плугами, в насмешке. И аукцион с «пением» председателя, воспринимается «на ура»! И курица пляшет. И утка бьёт в барабан. И заяц несётся на машине. Тут все при деле. Все в заработке. Тут Америка! Свобода!

8 из 10

В ленте «Строшек» режиссер Вернер Херцог прибегает к актуальной для 70-х годов теме нищенства. Герой Бруно С. — бродячий музыкант, только что вышедший из заключения и вынужденный волочить существование в поисках своего места в обществе. По пути из тюрьмы он заходит в трактир, где встречает свою давнюю знакомую Еву, с которой начинает строить жизнь с нуля. Но как зритель увидит в процессе просмотра — не всё складывается так, как хотелось бы, и жизнь для героя примет плачевный оборот.

Сюжет строится по классическому принципу драмы «взлет-падение-взлет-падение» и делает это без каких-либо отступлений от жанра. Это достойно похвалы, так как кинематограф ФРГ того времени не позиционировал себя как строго придерживающийся строгих рамок. Актеры справились со своими ролями без нареканий: Ева Маттес не блистает харизмой, что есть беспроигрышный вариант для её героини, перестраивающей свои семейные принципы на капиталистический манер. Клеменс Шайц из тройки главных героев мне понравился больше всего — у него харизмы хоть отбавляй, а что касается Бруно Шлейнштайна — ему бы я добавил немного меланхоличности. Но в триаде все элементы компенсируют друг друга.

Вообще говоря, своей популярностью картина обязана Йену Кертису, солисту группы Joy Division, который после просмотра повесился на бельевой веревке и тем самым повысил интерес многих зрителей к просмотру. Так или иначе фильм смотрится с ярко выраженным депрессивным настроением. Мы можем видеть легкие комические нотки, уравновешивающие происходящее на экране, иными словами — «вычерчивающие контуры». Мне это доставило полное эстетическое удовольствие, я люблю эти фильмы.

Рекомендую к просмотру всем любителям кино, специализирующимся в кинематографе ФРГ и, конечно же, всем тем, кто больше любит наблюдать за изменением характеров персонажей и их влиянием на окружающую действительность, чем за сюжетными поворотами. После просмотра остается приятный подавленный осадок в пределах катарсиса. Любители авангарда оценят. Фанаты блокбастеров — мимо.

В ленте «Строшек», снятой Херцогом вновь с Бруно С. в главной роли, перед нами разворачивается одиссея странноватого героя в Америку в поисках счастья. Как и Каспар Хаузер, он простодушен и доверчив, не знает английского, однако, смело отправляется навстречу своим мечтам. Американская реальность, разворачивающаяся перед его взором, далека от трагической, скорее она трагикомична, порой абсурдна (чего стоит только сцена аукциона, на которой обманом продается с молотка вся собственность Строшека).

Привычные для кино скорее Вендерса, чем Херцога жизненные реалии, менее экстраординарные и более прозаические, однако, исполненные драматизма от крушения надежд простодушного героя, делают эту картину если не выдающейся, то, по крайней мере, достойной упоминания при анализе режиссерского пути Херцога.

«Строшек» появился благодаря тесным отношениям Херцога и Бруно С., сложившимся во время их первой совместной работы. Бруно как-то пожаловался режиссёру на бесперспективность жизни в Германии, страны, сделавшей его маргиналом и изгоем. Все надежды на спасение он связывал с переездом в Америку, ставшую в его представлениях чем-то вроде Земли обетованной. Так к Херцогу пришла идея создать картину, в которой бы проигрывалась данная ситуация. Не мудрствуя лукаво, он обратился непосредственно к «сюжету судьбы» самого Бруно С. предложив ему как бы проиграть её дальше.

После очередной отсидки на свободу возвращается исполнитель сентиментальных уличных песенок Бруно Строшек. Вскоре судьба сводит его с проституткой Марией, в дружбе с нею он обретает смысл жизни. Но сутенеры Марии не оставляют их в покое, и тогда вместе с соседом Шайтцем они втроём отправляются в Америку: по общему мнению там они должны быстро разбогатеть. В захудалом провинциальном местечке в Висконсине начинается их новая жизнь: Бруно работает в автомастерской, а Мария в придорожной забегаловке.

Но необходимость регулярно выплачивать взносы за приобретенный в рассрочку дом, делает Бруно апатичным к жизни. Чтобы выправить финансовую ситуацию Мария решает вернуться к прежней профессии, всё чаще отправляясь в рейсы с дальнобойщиками. И вот уже передвижной домик идёт с молотка: аукцион по продаже предстаёт в образе шоу, в котором нет места для неудачников. В ответ Бруно и старик Шайтц совершают ограбление, и с 22 добытыми долларами Строшек уезжает, куда глаза глядят…

Иллюзорность счастья передается и через образ курицы, выплясывающей мелодию в музыкальном автомате-клетке, около которого делает свою последнюю остановку «Каспар Хаузер ХХ века». Мотив предательства Марии и утраты последних надежд Бруно С., так и не научившийся отличать настоящую жизнь от кино, «отыгрывает» с такой степенью отчаянья, что эта близкая к документальной история обретает масштабы почти что шекспировской трагедии.

Мнимость материального благополучия героев лишь подтверждает иллюзорность их мечтаний о прекрасном и безоблачном мире, который так и не смогли отыскать паломники из Германии. За «Строшека», рисующего один из самых безжалостных портретов современной Америки, Херцогу и Бруно С. была присуждена премия немецких критиков.