Агирре, гнев божий

Путь к исполнению мечты главного героя тернист и сложен. Агирре является главным вдохновителем экспедиции. На протяжении всего фильма именно у него было наиболее страстное желание попасть в страну богатств и чудес — «Эльдорадо». Герой верил в чудо, и с незыблемым рвением хотел прославить корону своей страны.

В конце путешествия вышло так, что выжили только двое участников: дева в голубом платье и «жестокий ребёнок». Остальные члены экспедиции погибли от того, в какой среде обитания они оказались. Экстремальные условия проявили в героях их истинную сущность, и мало кто смог удержаться на плаву.

Агирре, что часто повторял на протяжении фильма своё придуманное им звание, на плоту оказался с обезьянами. Люди, окружавшие его, погибли. Но открытая конец даёт зрителю надежду на то, что герой всё-таки сможет попасть в страну своей мечты, хоть и в другом, искажённом виде.

7 из 10

По сути дела по-настоящему большим и воистину прорывным фильмом культового немецкого режиссера Вернера Херцога стал «Агирре». Именно он наградил его лаврами великого творца и принес титул легенды, до сих пор нельзя однозначно утверждать — превзошел ли он за все последующее время самого себя или максимум бился головой о собственный потолок. Но почему именно этот фильм из десятков картин режиссера считается чуть ли не эталонным?

Как это обычно бывает — именно на этой картине свет сошелся клином, и целый ряд факторов сложился в стройную систему. Начать с того, что это первая действительно большая художественная работа режиссера, который раньше тяготел только к документальному кино. Тут же мы имеем полноценную историю, глубокий, проработанный сценарий с множеством нарративных перипетий. В основе сюжета заложен идеологический базис самой жизни немецкого режиссера — а именно жажда путешествий, приключений и новых открытий. Для того, чтобы охарактеризовать ее более полно и глубоко, он переносит место и время действия в середину шестнадцатого века, полумифические джунгли Амазонки. Конечно, это время выбрано как нельзя более точно — именно тогда человек, потрясенный собственными открытиями в областях наук оказался на пороге абсолютно нового измерения, иной вселенной. Это время революционных открытий Коперника, совершенных на фоне кровопролитнейших религиозных войн, эпоха творений Микеланджело, ограненных техническими трудами Бекона, эра, вобравшая в себя и прагматизм Макиавелли и мечтания Лопе де Веги. В общем и целом, можно сказать, именно в этот период человек западной цивилизации еще не оставил своих юношеских идеалов, но уже приобщался к новому миру в изумлений от им же самим созданных сокровищ.

Но вернемся к основе фильма — путешествию, наверное, самой важной и таинственной вещи для Херцога. В этом фильме путешествие как таковое носит глубоко философский и трагический смысл. В некотором роде оно является своеобразной метафорой самой жизни. Начальные титры, в общих чертах обрисовывающие обстоятельства происходящего, в глобальном плане уже задают курс для идеологии фильма. В шестнадцатом веке европейская цивилизация достигла абсолютной гегемонии во всех областях, до которых смогла дотянуться. Не стоит строить иллюзии, христианская государственность с ее богатой культурой, развитой экономикой, роскошными дворцами и плодородными землями сумела достигнуть могущества только через кровопролитные войны, бесконечный захват колоний и геноцид народностей. В качестве своеобразного воздаяния, захваченные индейцы решили создать миф о земле Эльдорадо, в которой скрываются все богатства мира и возвели они это воображаемое царство, конечно же, в мертвых землях, угодив в ловушку которых, ни один путник никогда не вернется назад.

Стоит отметить, что почти за четыреста лет до Хайдеггера, мудрые индейцы уже насквозь прозрели саму сущность вооруженного пушками и знаниями западного «наместника божьего» — его бытийной основой является воля к власти, захват и подчинение всего, в том числе природы, а позднее даже времени и пространства. Но при этом алчность его никогда не удовлетворяется, ей не хватает метафизического и мифического простора. Как только его безграничная воля стихийно сливается с мощью фантазии, он как будто сходит с ума, мгновенно отвращаясь от всех данных им клятв и трансцендентных запретов. Такова сущность человека.

В фильме выражением этой скрытой истины нашего бытия является великий и ужасный Клаус Кински. Его игра в строгом смысле слова не является игрой — это стихийный порыв самости, в кадре он выглядит так же органично и естественно как дикий тигр, его безумие не наигранно, но до нельзя документально, в чем можно убедиться прочитав факты о создании фильма. Взгляд и мимика — именно тот заветный ключ, который и нужен был этой картине (как и многим другим лентам Херцога, отчего они с актером породнились, несмотря на все конфликты) — в нем бьющая через край жажда бытия сливается с безрассудной отвагой, жестокостью и каким-то экстатическим помешательством. Даже описать это сложно, а сыграть и вовсе невозможно, если сам актер этим не живет.

Но герой Кински — авторитарный и жестокий руководитель, является лишь одной стороной медали. Без второй части — массы, он ничто, и соединяя их, Херцог как бы репрезентирует социум, само общество как растущий и развивающийся социальный организм. Фактически, большая часть фильма уделена именно исследованию генезиса общности и ее видоизменениям под влиянием власти. В метафорической форме режиссер представляет нам все фазы ее модерации — как с трона силой хитрости и коварства смещают уполномоченных представителей, устраняют конкурентов, умело спекулируют общественными иллюзиями и страхами, дабы в конечном счете под покровом надежд прийти к распаду. И все это делает один человек — Агирре. Вообще интересно заметить как именно вокруг его фигуры, которая вообще-то всегда остается в тени, формируется группа. Стае нужен вожак, она нуждается в сильных личностях, и что привлекает стаю в таких персонажах как Агирре — это апофеоз метафизической тайны в человеке. Вот почему всех правителей называли помазанниками божьими, говоря что от Бога — вся власть. Агирре — абсолютный властелин своей стаи в конечном счете, конечно же, также должен приобрести как минимум божественные черты или позаимствовать у Владыки некоторые атрибуты — такие как гнев. Имеет ли это что-то общее с реальностью? Нет, ну а что вообще реально?

Стоит отметить, что для Херцога реальность не объективна, наше (человеческое) существование — зыбкая, распадающаяся на мгновения грань между нашей субъективной вселенной, наводненной идеалами, заветами, мечтами, принципами и радикальной жестокостью, безразличной объективностью природы. Онтология режиссера усматривается уже в том, как он преподносит зрителю изображение. С одной стороны мы видим абсолютно документальный фильм — тут много съемок ручной камерой, нет ни одной декорации, а все актеры вынуждены были реально по несколько дней проводить в джунглях Африки, также не стоит говорить о том, что в картине отсутствуют спецэффекты — все донельзя натурально, включая эпизоды со скидыванием лошади в воду или стаей набежавших мартышек на тонущем плоту.

Но с другой стороны, реальность то и дело подавляется какими-то миражами — длиннейшие эпизоды, медитативно снятые с фиксированной точки рассеивающей линзой под однообразную, почти шаманскую музыку будто вгоняют в транс, заводят в иной мир, из которого многие не находят выхода. А по сути сам фильм является неким ответом на вопрос — как диалектически сочетать реальность и иллюзию. Ответ таков — воплощать одно в другом. «Агирре» и есть это живое воплощение кинематографа в плоть и кровь, где актеры — это туземцы, съемки проводятся в джунглях Амазонки, а съемочная группа неделями живет на плоту. Таков идеал Херцога и самого героя Агирре — воплощай фантазию во чтобы то ни стало и тогда «от взгляда твоего задрожит земля.»

Прочитав замечательное дополненное издание от Rosebund «Вернер Херцог: Путеводитель Растерянных», сел я пересматривать его фильмографию. И первое ощущаешь, что фильму почти 50 лет, а он не устарел ни на грамм даже визуально. Сама фигура одного из важнейших творцов нового немецкого кино открывается с дополнительной важной черты его бесстрашия и железного характера. Херцогу приводил слова, что его Агирре — эта метафора Фашизма, что он ни раз опровергал, но вскользь возвращаясь к этому вопросу. Все герои фильмов Херцога не юродивые, будто Строшек или Каспар Хаузер в исполнении Бруно Шлейнштайна, или же Агирре в исполнении импульсивного Клауса Кински. Хотя с первого взгляда это ощущение и складывается. Всех их можно обобщить идеей иллюзий, разложенного общества и непостижимости природы. Агирре с первых кадров и депрессивной гипнотической музыкой Попол Вух отдает о обреченности и полном крахе иллюзий.

Центром фильма является Кински, который только при помощи Херцога и его угроз застрелить Клауса смог обуздать его дикость. Минимализм и простота съемочных планов и ресурсов. У Херцога был личный враг, кинокритик, который ненавидел его фильмы только за скромность и не хватку огромных ресурсов. Для меня же эта из главных черт творчества Вернера. Фильм рассматриваю как приключенческую философскую притчу. Пусть и история ссылается на предположительный дневник испанского монаха Гаспара де Карвахаля, ее можно интерпретировать как вечный человеческий путь о недосягаемости человека над природой временем и властью. А уж подводить под нее можно хоть Третий Рейх, Римскую или же Османскую империю, которые остались где-то во времени — каждое воображение решает сам. Агирре не потеряет своего шарма в экзистенциальном поиске.

«Агирре, гнев Божий» гораздо проще понять, чем посмотреть его с первого раза от начала до конца, вкрадчиво всматриваясь в каждый кадр. Тем не менее, смыслом фильм не обделён, в рамках искусства являясь чуть ли не новым откровением, ранее не упомянутым в Библии и других священных писаниях, так или иначе связанных с нравственностью человека и его природой. Недаром третью игровую работу Вернера Херцога сейчас причисляют к лучшим творениям мирового кинематографа, а остальные режиссёры неоднократно высказывались по поводу влияния и называли «Агирре» одной из своих любимых картин. Сам Херцог добился ею культивирования собственной личности творца-нонконформиста, отвергающего культурные посредственности, и прочно вошёл в группу нового немецкого кино, хотя сам не принимает идейную сопоставимость с Фассбиндером или Вендерсом. Действительно, успех для тридцатилетнего универсала, ранее нередко задействованного и в документалистике, и в короткометражках. А притом, каким он славится заносчивым характером, работа явно проходила не в спокойной манере. Да ещё и в главной роли участвовал совершенный безумец Клаус Кински, неоднократно саботировавший процесс съёмок вплоть до настоящего террора и вседозволенности. Но Херцогу такой расклад только нравился, ведь он был убеждён, что Кински — единственный, кто действительно может сыграть Агирре. И чтобы добиться от актёра максимальной аутентичности, он нередко доводил Клауса до бешенства и лишь потом приступал к съёмкам. Удивительное явление в эпоху прошедшего экспрессионизма.

Фильм достаточно философичен. Его запросто можно обозвать притчей и не преувеличить. Более того, так будет дано максимально точное описание «Агирре». Особенно по тому, каким образом Херцог добивается причастия к поучению: он показывает историческую основу, за которую берёт в действительности существовавшее плавание испанских конкистадоров в атлантических реках с целью поиска очередной вариации сказочного Эльдорадо. Вот только в картине к беспрекословной истине относятся даты и имена (и то не все), остальное режиссёр сознательно утрировал для придания необходимого замысла. В той экспедиции действительно участвовал Лопе де Агирре, чью судьбу в ленте тоже слегка подкорректировали. Однако, учитывая факты его собственной жизни, создатели даже приукрасили фигуру завоевателя и не выставили ещё хуже возможного.

Но ценить фильм стоит не за легендарную основу. Вернер Херцог здесь с помощью высокомерного и безумного Агирре, «гнева Божьего, князя природы», показывает, насколько может затуманиться человеческий разум во время сладострастной миссии по завоеванию несметных богатств; показывает, как может убить чрезмерная власть. Агирре одержим, беспрекословен, ему нельзя не подчиниться, что каким-то магическим образом выражается содействием со стороны остальных попутчиков. И в данном случае можно было обойтись без адаптаций, беря за основу оригинальный сценарий, однако разницы никакой в принципе нет, а старая история даже служит на пользу атмосфере, выступая неким поверьем. Семантика такова, что обыкновенный поход в самом деле становится чем-то воинственно-настроенным, готовым к пролитию крови во имя, как оказывается, не золота, а какой-то идеи, вряд ли видимой, осознаваемой и самим Агирре. Его влечёт вглубь древних цивилизаций блаженное желание захватить, а не истратить. Просто захватить и стать новоиспеченным кайзером — всё ради власти. Неслучайно он постоянно говорит о нашествии Эрнана Кортеса, завоевавшего Мексику, ослушавшись приказа командиров. Так и герой (правильнее, антигерой) — ему претит собственное положение, и он всеми силами пытается достигнуть власти. Достигни экспедиция Эльдорадо, и пусть хоть кто-то начнёт перечить. И в какой-то момент его одержимость перерастает в маниакальную мегаломанию, в манию величия. Он непросто теперь с виду опытный и грозный воин, он — гнев Божий. Он забыл своё положение и неоднократно пошёл на военные преступления типа судебно-ритуальной церемонии по линчеванию неугодного Педро де Урсуа, дабы цель не превратилась в приказ отступить.

Но Агирре — не князь природы. Это принципиально подтверждается с помощью самих съёмок, декоративным методом. Режиссёр, кажется, намеренно издевается над зрителем, очень томительно и навязчиво показывая не диалоги и не действие, а перуанские джунгли. Можно сказать, Херцог ещё раз подтвердил свою неприязнь к житейским правилам мейнстрима, выдав кино по принципу «Сиди и думай», заставляет разжёвывать, а не разжёвывает самостоятельно. С другой стороны, на дорогие спецэффекты и профессиональные ракурсы не было средств, бюджет составлял всего-то 370 тысяч долларов. Лишённая динамики ручная камера двигается по просторам тропиков и демонстрирует их бескрайнюю красоту, а в то же время сильные паузы между моментами даёт возможность полюбоваться лесами и рекой. Но для сюжета параллель с природой важна. Именно ей противопоставляется Агирре. Именно её он пытается превзойти, над ней взять контроль, также зомбируя остальных путешественников. Зрителю же помогает вникнуть подходящее музыкальное сопровождение, отождествляющее безумие героя, его внутреннее состояние. Природа убивает экспедицию, солдаты гибнут от дротиков с ядом, пущенных обычными дикарями — вот какова истина всевластной природы, каковую Агирре не в силах остановить.

Однако, образ главного героя важен только в сравнении с остальными. Для Херцога не последним был анализ истории собственной державы, отчего на протяжении всего фильма чувствуются аналогии с фашизмом. Режиссёр пытался показать на фоне экспедиции общество, опьянённое идеологией Гитлера, которое, подобно сослуживцам Агирре, шло с единой целью — прославлять диктатора, строить ему культ личности при жизни, хотя они хотели лишь жить лучше. В фильме ответом на вопрос о приходе тоталитарной партии к власти является само общество, развращённое мелкими целями — свобода, обогащение, спокойствие. Агирре же хотел большего — абсолютизма во всём. Он переломил ход мысли конкистадоров, заставил их без меча и ружья слепо шествовать к стране из мифологии, попутно на словах завоёвывая земли. Как и Гитлер сделал с нацией, сломленной и униженной результатами Первой мировой войны. Вот только у общества остался шанс на исправление, каждый мог, подобно Мартину Хайдеггеру, в отношении фашизма сказать — «Я ошибся», избежав роковых последствий. А у героев фильма не было такой возможности. Они оказались в одной лодке с самовлюблённым деспотом и приготовились сами друг друга резать за предательство. Иронично, что Агирре сам себя называл предателем. Главным предателем — это важно! Анализ приводит к утешительному для поколения 1970-х итогу — наследники отцов войны не приняли её принципов. А в фильме они действовали до самого конца.

В этом и притча: стоя на плоту в окружении десятков мартышек, с намазанными бутафорской кровью руками Агирре остался наедине с дикой природой, и она готова пустить в него копьё или смыть течением. Он уже никак ей не ответит. Получив безграничное доминирование, он лишился всего, что имел: людей, функционирующей идеи, власти… Да, он убедил остальных в собственной неприкасаемости, но встать рядом с вселенной не смог и не мог. Не зная меры, «гнев Божий», добился гнева Божьего.

8,5 из 10