Таксидермия

Три чудовищных истории, разделенные эпохами, но связанные семейным родством, поведают о трех венгерских мужчинах. Первым предстанет солдат времен Второй мировой, чья безумная извращенность задаст тон всему фильму. Вторым выступит его сын, который со своей дикой прожорливостью придет к участию на соревнованиях едоков. Сын толстяка выйдет на сцену уже третьим и завершит вакханалию уродства своей нездоровой любовью к набиванию «чучел».

«Таксидермия» — это невероятно грязный, тяжелый и во многом шокирующий фильм. Каждая история здесь нацелена в первую очередь на эпатирование стрессоустойчивого зрителя, так как особо впечатлительные заканчивают просмотр уже на первой части. Не смотря на стремление автора к откровенному гротеску различных людских извращений, поколения этой семьи объединяет всепоглощающее одиночество. Герои здесь несчастны из-за порочного круга социального отторжения. Дефолтная, будто передающаяся по генам, ненормальность не позволяет им интегрироваться в традиционное общество, от чего персонажи страдают и лишь усугубляют свои пороки. Интересно, что в фильме на героев имеет влияние и смена историко-политических периодов Венгрии, которые вносят свою лепту в непростые судьбы. Фашистский режим, социалистический блок или безымянное общество потребления — все они в той или иной степени становятся агрессивной средой для обитания этих экстраординарных личностей.

Венгерский режиссер Дьёрдь Пальфи преподносит совершенно поражающее зрелище, где за пеленой дистиллированного безумия развиваются нотки остросоциальной драмы. Переборщил ли он со своими «художественными» приемами? Да, но без такого ультрареализма в кадре не вышло бы так впечатлить зазевавшуюся кинообщественность. «Таксидермия» вышла предельно мрачной, депрессивной и отвратительной, но её минусы превращены в очевидные плюсы за счет впечатляющей некроэстетики и общей незаурядности сюжета. Эталонный пример настоящего артхауса, который может выводить аудиторию из зоны комфорта и не давать оторваться от экрана до наступления титров.

7 из 10

Это уже какой-то прямо «академический» канон «неканонического». Идеальный образец «нестандартного» кино, который можно брать в качестве такового, если необходимо пояснить неофиту, что есть этот пресловутый «арт-хаус» (условность названия мы понимаем).

С первых же минут вспомнились карикатуры на арт-хаус. Сразу и не понять — собственно арт-хаус это, или всё же пародия на него: обшарпанные экстерьеры стран разлагающегося социализма, грязь, мастурбация, рассуждение о влагалище, велендорфских форм бабы, обжирания, ожирение, выделения, рвотные потоки, набивание чучел, самопотрошение, саморасчленение и смерть, но сначала самое карикатурное — забой и разделка свиной туши.

Иногда кажется, что забой свиньи — это какая-то обязательная инициация для приобретения статуса «арт-хаус», самая простая метафора, которая приходит в голову — как символическое избавление от своей животной природы, или примитивная критика «зрителя потребления». Хотя может — это дань традиции авангардному радикальному жесту (венской школе например), этакий юридически дозволенный радикализм: человека убить на экране нельзя, но можно его ближайшего сородича — свинью.

Стандартный арт-хаус исходит из того, что «в начале было убийство» — заклание в честь Мельпомены. Может и вправду подобный кинематограф старается напомнить об истоках искусства и оттого он такой архаичный и звероподобный? А может это специфика кино стран бывшего «соцлагеря» — так сказать, неизбывное болезненное ре-переживание травм, то самое — самопотрошение? Художник его знает.

Картина сомнительная, насквозь декадентская, но местами потешная — вот в общем-то и всё

Если вы не желаете смотреть фильм, нарушающий все традиционные понятия о красоте и эстетике, то в таком случае хорошенько подумайте, прежде чем включить «Таксидермию».

Ели вы все-таки твердо решили смотреть, то с первых минут вам наверняка захочется выключить это кино… Но подождите, потому что чем дальше, тем интереснее. И вы сами это поймете.

«Таксидермия» — это история о трех поколениях мужчин и их странных взаимоотношениях с женщинами, да и вообще с миром.

Если пропустить мимо все нелицеприятные моменты, то перед нами предстает очень смелое независимое кино, которому удается многое выразить: проблемы отцов и детей, любовные отношения, крах реализации самого себя, страхи, неуверенность, и наконец, обнажение человеческих пороков.

Многие ругают фильм за излишнюю мерзость и чернуху, но это преподносится нам так просто и обыденно, что ты чувствуешь полное право просто смеяться над всем происходящим.

Мне фильм понравился. Он необычный, но это не значит, что он не заслуживает внимания. В определенных кругах «Таксидермия» считается культовой. Хотя бы уже поэтому ее стоит оценить по достоинству.

Фильм упрекают в непристойности, гипертрофированном натурализме, излишней анатомичности — и совершенно зря. Киноязык, который выбрал режиссер, особым образом красив, и он заслуживает уважения. И что точно не стоит выискивать в фильме, так это некую христианскую мораль, обличение пороков и т. п. Возможно, фильм следует преимущественно воспринимать с точки зрения эстетики, а не религии (хотя выход на конечные смыслы в фильме, конечно же, есть, особенно в последней сцене). В ленте много интереснейших деталей, метафор, отсылок — редкий случай, когда фильм стоит пересмотреть.

Тема «мужское — женское» очень важна во всех трех историях. В них раскрыть тайну женской притягательности и непостоянства пытается мужчина. Это, вероятно, один из наиболее насыщенных мужским, маскулинным видением фильмов, что я видел.

Заячьегубый Вендель страдает от тяги к женщинам, невозможности обладания ими и переизбытка семени. Мир крестьян — уродливый, но насыщенный почти животным эротизмом — показан очень ярко. Животные и женщины здесь — желанная плоть, армейская иерархия по-кафкиански мучительна. Показательна фигура лейтенанта, который, задаваясь вопросом о соотношении вульвы и бытия, решает его в стиле ню-реалиста Густава Курбе с его «Происхождением мира». А Морошговани до самой смерти ищет спасения в образах фантазии, и все его наследие — мистическим образом возникший от сочетания с женщиной-свиньей сын Кальман.

В истории о Кальмане отчетливо видна пародия на социалистическую Венгрию — и талантливая, черт побери, пародия! Создается впечатление, что смотришь экранизацию какой-то повести В. Сорокина. Спортсмен (кстати, вся сущность спорта в фильме показана отлично) Кальман страдает от переменчивости своей избранницы Гизеллы. Ему в конце концов удается наладить быт, однако удалось ли стать биологическим отцом Лайоша — как по мне, этот момент не прояснен до конца.

Ставший таксидермистом Лайош также рвется к женскому, пытаясь продлить собственное существование. И он не нарцисс, нет, господа критики, не мните себя психологами! Тот путь, который он в конце концов избирает, делает его как символ человечества бессмертным, сопричастным вечности. Сама сцена декапитации и ритуала в музее исполнены великолепно, они одухотворены невероятным величием Человека, хотя их и тяжело смотреть неподготовленным взглядом. Уродство жизни посредством препарации оборачивается торжеством бессмертия. Ощущения могу сравнить только с финалом «Зед и два нуля» П. Гринуэя.

Можно поразглагольствовать, конечно, что фильм об отвратительной изнанке реальности, о некрофилии, об ужасе человека греховного, и рассуждать далее в том же духе наивного оптимизма. На мой взгляд, Д. Пальфи показывает не то, каким всему не должно быть, а то, каким оно является на самом деле. У отвратительного есть своя эстетика, а человеческое нужно преодолевать, чтобы стать Человеком. Рекомендую фильм всем, кто способен критически и реалистически воспринимать окружающий мир.

9 из 10