Венера в мехах

Театрализованное кино по одноимённой пьесе американского драматурга Дэвида Айвза, которая, в свою очередь, основана на знаменитой повести Леопольда фон Захер-Мазоха — с первых минут захватывает внимание и реальное время превращается в невидимку, в нежданного гостя, на которого по сути плевать.

Эммануель Сенье в кадре означает лишь одно — уровень харизмы, наполненности персонажа гарантировано высок! Причем становится интересно, какова Сенье на самом деле, как человек, как женщина настоящего мастодонта кино? Ведь в этом фильме она фактически играет две роли сразу, и роли эти полярны: средненькая актриса, выглядящая так вульгарно и комично, но в сочетании с красотой самой Сенье — получается коктейль неожиданных противоречий, которые в итоговом образе притягивают своей диковатостью, неуклюжестью и настырностью. А второй персонаж Сенье — это сначала госпожа, а в конце фильма и вовсе богиня, нерасторопно рассекающая театральную сцену пылающими волнами томной харизмы. Взгляды из-под полу закрытых глаз, взъерошенные волосы, кожаный лакированный костюм, ошейник, неприлично низко опущенные чулки.

Ванда продуманный игрок. Каждое её слово, каждое действие столь уверенно преподносятся ей самой, что замученному кастингами режиссеру ничего не остается, кроме как добровольно и с неожиданно сменившейся нежностью сдаться Ванде.

Тома даже для зрителя является не больше, чем игрушкой, дополнением. Он скорее ещё одна декорация на сцене, претендующая на важность, а по сути давно забытое кем-то нечто. По мере того, как Ванда втягивает нас в свою игру, Тома меняется. Он принимает правила почти беспрекословно, на полном серьёзе он проживает то, что сам написал благодаря той энергии, той жгучей чувственности, которую излучает Ванда.

Кстати, она умело и обаятельно подводит режиссера к тому, что он и его невеста жалкие снобы, что они лишь претендуют на интеллектуальность, на важность ментального здоровья, но на самом деле вся их жизнь, успехи, работа — это побочные от знатного происхождения вещи. Режиссера Ванда упрекает в том, что он писал слепо, бездумно, почти глупо, поскольку сам не прожил то, о чем говорит. Это и есть замшелая брешь пьесы: в ней нет настоящей чувственности, но её можно привнести апломбом цельной личности, что Ванда и делает на протяжении всего фильма.

Данный фильм являет собой цельное, умеренно насыщенное, одновременно комическое и трагическое произведение, которое в фильмографии Полански занимает особое место, хотя эта работа безусловно пересекается некоторыми мезансценами с предыдущими картинами мастера.

9 из 10

«Венера в мехах» (2013) фильм Романа Полански. Сюжет фильма может уместиться в одном предложении: режиссер Тома Новачек репетирует свою пьесу с актрисой Вандой Журден.

Трактовки фильма предлагают различные пути реконструкции: биографических подробностей, сценария, литературных источников.

Но можно взять фильм в скобки, подвесив в неопределенности происходящего.

Хочется предположить, что зритель в эти скобки идет, поскольку вхождение в фильмическое пространство начинается с постепенного открытия дверей, за которыми следуют еще одни двери и еще одни. Степень удаления обеспечена множественной рамкой, рамкой которая от повседневности очень плотно закрывает происходящее.

Но вместе с тем: старый театр, уставший режиссер, дождь, сломанный каблук, пропущенное время, семейные обязательства, как постепенно всплывающие обстоятельства жизни двух героев — обычный репертуар сопротивления повседневного, где ничего не происходит.

Приготовления героини к чтению своей роли, бутафорство образа: накладных ресниц, дешевой помады, актерской скороговорки, несуразности одежды, — заостряют комичность происходящего, его предельную прозаичность и тривиальность.

То, что начинает происходить — это история, которая в рамках повседневности случиться не может. Никогда. И хочется думать о ней как об истории желания.

Желания, как того, что оказывается возможным только в очень хрупких координатах не редуцируемых до ясных причин.

Можно ли рассматривать происходящее в фильме как процесс обретения? Утраты? Дезавуирования ? Припоминания?

Представляется, что основной герой фильма — это чувственность и ее трансформация (а может быть трансгрессия), и она множественна. Герои не знают, куда приведет их желание. Но плотная рамка условности позволяет пройти в нем до конца. Внутри фильма она обеспечена перебоями ритма, банальность граничит с возвышенным, прекрасное с прозаичным, рабочие уточнения с тем, что уже начинает случаться.

Именно перебой, двусмысленность и неопределенность позволяют удерживать этот феномен — чувственности как трансцендентного, не редуцируемого к причинам, биографии, социальности, воспитанию, и измеряемого, исключительно, интенсивностью.

Мы не знаем играет Ванда или она этим является. Аффективная плотность свидетельствует о том, что является, но является в этом зазоре между то ли пьесой, то ли жизнью, то ли репетицией, то ли непосредственно случающимся. Основное происходящее случается между, это и не режиссер, и не актриса, и не герои, и не отсылка к литературе. Взятие в скобки всех определенностей оставляет возможность чистого события.

Мы могли бы предположить, что существуют феномены достоверность которых возможна только в предельной степени условности. И желание один из подобных. Как только обретаются земные координаты — все грозит превратится в пошлость, в фарс, в комедию, во все, что угодно. Полански предлагает зрителю каким-то образом подумать о желании. И том, хрупком пространстве, где оно оказывается возможным. Беккетовском «где и были, если были».

Париж, Париж, Париж… Уже не город-мечта для влюбленных идиотов, но и не маргинальная клоака, напоминающая вход в пустоту через прямую кишку. Непривычно бесконечно льющий словно из ведра дождь, заливающий все вокруг и превращающий даже самую безыскусную поэзию в скучный депрессивный быт. Ни просвета, ни привета — театр, выброшенный за пределы всех престижных парижских округов, пуст и ничтожен, как и его главный, все еще начинающий и перспективный на пятом десятке лет режиссер Тома, которому скучно и одиноко…

Ее едва ли можно было назвать прекрасной и нежной. Увы, этот потрепанный жизнью вульгарный бутончик с именем Ванда и нарядом отпетой садомазохистки(все выигрышные места облачены в стильный латекс и изящно подчеркнуты) не претендовал на звание самой красивой женщины в мире, но в ней что-то было притягательное, гипнотизирущее, обольщающее, чарующее и одурманивающее. Ангел со стервозным характером, сошедший не с небес, но с грешной земли. Дива с кошачьими повадками распутной девки. Муза, во имя которой Тома, готов за бесценок продать свое белое тело, а за еще меньшую цену — и черную душу. Венера, в которой нет ничего божественного, но еще больше — человеческого. Женщина-демон, которой хочется поддаться, раствориться в терпком аромате ее кожи, утонуть в безбрежном океане ее волос, стать подле Нее, но не с ней на равных. Актриса, для которой весь мир — ее театр, а театр — сама жизнь. Она тебя подавит, унизит и утолит твою жажду, но все равно губы будут сухими, а тело нещадно стонущим и саднящим.

Роман скандального австрийского писателя XIX Леопольда Фон Захер Мазоха «Венера в мехах», впервые в мировой литературе беззастенчиво рассказавший о том, что садизм — это хорошо, а мазохизм намного лучше, особенно если над твоим бренным телом измывается красивая дама, знавал немало вариаций и интерпретаций в мировом кинематографе: от дореволюционной зарисовки 1915 года до хардкора от графоманствующего кинематографиста Хесуса Франко 1969 года. Однако в 2013 году, в рамках очередного Каннского кинофестиваля Роман Полански представил собственную и, пожалуй, самую нестандартную интерпретацию уже давно ставшего архетипичным сюжета Захер Мазоха.

Третья по счету в карьере Полански картина, сконструированная по принципам театрализованного представления после жесткой «Смерти и Девы» и сатирической «Резни», «Венера в мехах», как ни одно предыдущее творение режиссера полно кинематографических аллюзий, искусно завуалированных и замаскированных, так и откровенно биографических деталей, невольно придающих «Венере…» исповедальные, но нисколько не покаянные интонации. Эдакий напряженный сгусток режиссерского мастерства и драматического актерствования, «Венера в мехах» не ребус, но приятный глазу и слуху перформанс, сотканный из множества мелких, но важных для понимания деталей, фильм-настроение и фильм-философия

Сыгранный Матье Амальриком режиссер Тома сильно похож как внешне, так и внутренне на самого Романа Полански — Enfant terrible всего послевоенного мирового кино, деконструктора старых жанров и привычных тем, нервического типа, изгнанного из США и обретшего свой приют в Европе. Тома — это сам режиссер в молодости, в миг своих изысканий, в моменты неизбежного кризиса, режиссер, вынужденно живущий миром театра и кино, а не реальным. Потому в картине и легко проглядывают темы и мотивы предыдущих картин режиссера, ведь Тома и подобен Трелковскому, на сей раз оказавшемуся в мире искусства ни своим, но и не чужим, а Ванда есть не более чем квинтэссенцией всех предыдущих образов, воплощенных Эммануэль Сенье в «Горькой луне»(тема одержимости плотью и духом в «Венере в мехах» разыграна в ключе гротеска и фарса) и «Девятых вратах»(истинная сущность Ванды так и остается невыясненной, однако есть в ней нечто дьяволическое, потустороннее). Полански с определенной доли иронии воспевает свою Музу, которой уготована для него роль демиурга и воскресителя из Голгофы творческого тупика.

Однако на первый взгляд затейливый и игривый гимн женщине в противовес слабому мужчине(нотки пряного БДСМ есть лишь для галочки) превращается постепенно и в гимн искусству, театру, гимн изобретательному вымыслу и стертым границам реальности с наличием весьма прозрачного конфликта между полом слабым и сильным. Только вот в «Венере в мехах» нет привычного восхваления феминизма, равенства и всеобщего благолепия харрасмента. Есть лишь изощренная ирония над стереотипами современного сознания что мужчин, что женщин, которые забывают, что Венера это не только корень в длинном перечне заболеваний, что это имя существительное, а не прилагательное и не нарицательное.

Реальные персонажи подменяются вымышленными, подмостки захудалого театра становятся самой жизнью со всеми красками, материями, плотью и кровью, и нет уже ни режиссера, ни актрисы — проникновение в мир вымышленный, желанный и долгожданный удалось. Конфликт сглажен, но побеждает не Он, а Она. Женщина, которая все равно остается главнее любого мужчины. Женщина из влажных снов и галлюциногенных мечтаний, поддавшись которым можно не только все потерять, но и многое получить. Хотя бы на минуту или секунду. А она исчезнет, как и положено всем мифическим существам, но после этого жизнь твоя уже никогда не будет прежней.

Роман Полански по праву является одним из самых выдающихся режиссеров в истории мирового кинематографа, чьё творчество оказало глобальное влияние на многих авторов и оставило заметный вклад в мире киноискусства. Удивительно, но даже в 80 летнем возрасте знаменитый постановщик не растерял свой творческий запал и своеобразный азарт. Это отчетливо демонстрируется в данной ленте. В этом фильме Роман Полански не только показывает то, что на пенсию ему рано, но и в очередной раз подтверждает, что он разноплановый автор. Режиссер, который способен работать абсолютно в любом жанровом направлении.

Картина является экранизацией пьесы американского драматурга Дэвида Айвза, которая, в свою очередь, основана на знаменитой повести австрийского писателя Леопольда фон Захер-Мазоха «Венера в мехах». Действие разворачивается в помещении небольшого театра, где режиссер — постановщик занимается прослушиванием претенденток на главную женскую роль. Однако перед его уходом, в театр заявляется вульгарная женщина, которая убеждена, что это идеальная для неё роль. Простой диалог двух человек превращается в круговорот страстей, желаний и настоящих потрясений, постепенно стирая границы между театральной репетицией и реальностью.

Как и в своей предыдущей работе, великолепной камерной трагикомедии «Резня», все события происходят исключительно в одной локации, а действие представлено в виде диалогов всего двух персонажей. Артхаусный сплав драмы и черной комедии с эротическим налетом. Картина обладает интересной атмосферой, она разворачивается в легкой и непринужденной манере, но постепенно градус повышается, в воздухе витает напряжение, что в итоге выливается в очень необычный финал, отдавая духом сюрреализма и какой-то мистикой. Во всяком случае после просмотра есть над чем подумать. Также в ленте есть своеобразные отсылки к творчеству режиссера, особенно интересным мне показался тонкий реверанс в сторону фильма «Жилец».

Однако важно понимать, что столь радикальное авторское кино подойдёт далеко не всем. Я очень хорошо отношусь к творчеству Романа Полански, но данная работа меня не зацепила. Уж очень специфичным получилось кино. Здесь есть все составляющие успеха, работа оператора и музыкальное сопровождение, умные диалоги и отличные актерские партии, но в общем плане это дело вкуса.

Главные и единственные роли исполнили Эмманюэль Сенье и Матьё Амальрик. Первая исполнила свою роль просто блестяще, показав великолепную харизму и умение тонко переходить от состояния глупой девицы до властной госпожи с мастерским перевоплощением. Её бешеная энергетика и сексуальная раскрепощенность завораживает и главного героя, и зрителя. Второй же предстал в образе сложного театрального режиссера, в какой-то степени его герой является версией самого режиссера, это заметно даже в прическе. Прекрасный актерский дуэт мастерски разыгрывает психологическую дуэль.

Венера в мехах это маленький независимый фильм от одного из признанных мастеров мирового кинематографа. Драма, трагедия и комедия в одном авторском флаконе, поднимающая темы феминизма, взаимоотношений между мужчиной и женщиной, а также в сатирической манере исследующая театральную среду. Мне данная картина показалась интересной, но не очень понравилась, просто не мой формат. Однако в любом случае почитателям творчества режиссера пропускать её не стоит.

6 из 10