Безумие

Предпоследний фильм в творчестве Альфреда Хичкока — «Исступление» вернул режиссера туда, где он начинал свой долгий и солидный путь — в Британию. Именно здесь (в Лондоне, если быть точным) орудует маньяк, насилующий и душащий женщин. Бывшего летчика Ричарда Блэйни, который является откровенным неудачником по жизни и в силу своего непереносимого характера не уживающегося с другими людьми, обвиняют в убийстве бывшей супруги, ставшей жертвой душителя, а также еще нескольких женщин.

Против Блэйни говорит масса фактов: его видели рядом с местом преступления, накануне он ругался с экс-супругой, у него не было денег и работы, в заявлении о разводе указано, что он обладает прескверным характером. Да, отсутствует мотив, о чем время от времени говорят некоторые персонажи, но этот момент незначителен в сравнении с неподдающимися сомнению фактам. У Блэйни есть свидетели, вот только незадача: одни уже ничего не могут сказать, другие — боятся это делать, опасаясь быть привлеченными к ответственности за укрывание фактов и лжесвидетельство. Во внимание даже не берется тот факт, что Блэйни, будучи человеком без определенного места жительства и постоянного заработка, вряд ли мог себе позволить большой галстучный гардероб и уж тем более такой дорогой, которым была задушена одна из последних жертв.

Как и в некоторых других своих фильмах, Хичкок не церемонится с персонажами, относясь к ним как к расходному материалу. Примерно как в «Психо» — едет себе главная героиня. Только ею кадр и заполняется, а потом раз и акцент переносится на другого персонажа. Такими приемами кстати пользовался и Тарантино в «Доказательстве смерти» с Куртом Расселом.

В «Безумии» Альфред Хичкок вновь весьма реалистично и с жестокой медлительностью показывает сцены убийства и в некоторые моменты кажется, что камера намеренно снимает так долго этот эпизод, чтобы актер-душитель довел свое дело до конца и актриса-жертва испустила дух.

Тонкий английский юмор, проступающий на протяжении всего фильма отчетливо прорисовывает поведенческие реакции людей. Эффект толпы — когда все развесив уши слушают оратора, а затем, поддавшись одному выкрику, тут же обращают внимание на более привлекательный для себя информационный повод. Привычка пропускать по кружечке пивка до обеда, трусливость некоторых героев и их нежелание ввязываться в чужие проблемы, вычурная надменность и ложь глядя в глаза — словом, зритель узнает очень много о типажах как главных, так и второстепенных актеров и даже актеров массовки.

Забавно режиссер противопоставляет чопорных английских полицейских, для которых все очевидно и супругу одного из них, которой достаточно услышать от мужа факты дела и не выходя из кухни определить кто виновен, а кто нет. Вообще тема несправедливо обвиненного и преступника выглядит весьма лаконично. На одного объявлена охота по всему Лондону и он мечется от подворотни к подворотне, чтобы скрыться, а второй — у всех на виду, он свой для своих, пользуется доверием и никому и в голову не может прийти, что именно этот человек тот самый душитель…

Классика жанра. Отличный фильм.

Впрочем, смотреть Вам. Свое мнение никому не навязываю.

Приятного просмотра.

8 из 10

Данным фильмом можно завершать антологию творчества сэра Альфреда, ибо именно он как нельзя лучше иллюстрирует и закольцовывает генезис художественного развития Хичкока. Некогда, почти за полвека до «Исступления», маэстро поставил на родине свой первый прорывной фильм «Жилец», повествующий о похождениях серийного маньяка, который душит по ночам исключительно платиновых блондинок. В далеком 1927 году именно эта картина вывела режиссера в свет и укрепила его лидирующие позиции в британском кинематографе. Ну а к началу семидесятых Хичкок уже стал флагманом и ориентиром всей мировой киноиндустрии. Однако «Бог саспенса» на тот момент переживал далеко не лучшие времена. Достигнув абсолютного зенита известности и признания, могучее светило гениальности маэстро начало медленно закатываться. Две подряд крупнейшие неудачи в карьере подкосили уверенность режиссера в собственных силах. Хичкок вступил в тяжелую пору кризиса, которую переживал очень болезненно. Тогда-то он и решил последовать выработанному на жизненном опыте золотому правилу: «Когда чувствуешь, что почва под ногами колеблется, ступай на протоптанную и испытанную тропу. В общем — в укрытие!». Таким укрытием оказался родной Лондон.

Хичкок вернулся к истокам не только в плане локации для съемок, но и по части тематики. В дискурсивном отношении маэстро решил вновь взять за основу историю о серийном убийце, однако на этот раз поставить ее в ироническом ключе, таким образом обыгрывая главный шедевр своей жизни, который одновременно и возвеличил, и похоронил его карьеру. Аналогия с «Психо» прослеживается даже на уровне первоисточника. Как известно, именно из реальной истории американского мясника Эда Гейна в 1959 году возник роман Роберта Блоха, по которому маэстро снял фильм. Занятно, что всего спустя несколько лет после его выхода на экраны, в Англии появился свой маньяк по прозвищу «Джек-Раздеватель». Правда девиантные манеры Джека на порядок уступали творчеству Гейна, который обивал лицами своих жертв кухонный гарнитур, но и они оказались достойны того, чтобы быть увековеченными в полубиографическом романе Артура Леберна «Да свидания Пиккадилли, прощай Лестер-сквер». Книга отличалась высокой степенью достоверности, глубиной психологической проработки главного героя и богатством разнообразных символических коннотаций. Естественно, пройти мимо такого материала Хичкок просто не мог. Книге словно на роду было написано быть экранизированной и не кем-то, а именно сэром Альфредом, для которого эта судьбоносная постановка была делом чести.

Успешно опробованная художественная направленность «Психо» была задействована и в «Исступлении». Хичкок задумал картину с небольшим бюджетом в два миллиона долларов, при участии неизвестных широкой аудитории актеров и компактной съемочной группой, которая, конечно, не могла сравниться с «командой Хичкока» (Беркс, Херрманн, Беннетт, Майкл Хейс и др.), однако умела делать свою работу. Кажущиеся минусы были обращены сэром Альфредом в плюсы. Привлечение малоизвестных актеров усилило аспект документальности, а небольшой бюджет заставил режиссера вновь начать измышлять виртуозные технические приемы. Однако, стоит заметить, что, как и в «Психо» лента все-таки имеет одну «звезду», которой является известнейший британский актер Джон Финч, доказавший величие своих драматических способностей безукоризненно отыграв роль «Макбета» в постановке Романа Поланского (вышедшей в один год с «Исступлением»). За адаптацию истории Джека-Раздевателя взялся писатель Энтони Шаффер, вполне заслуженно получивший за работу несколько номинаций. Нарративная конструкция сюжета в итоге приобрела форму типичного Хичкоковского триллера со всеми полагающимися атрибутами, которые мы и должны рассмотреть.

Зачинается все, как и водится у Хичкока, очередным трупом. Бездыханное тело прекрасной английской девушки, задушенной галстуком, причаливает к грязному от мусора и нечистот берегу Темзы. Далее следует стандартная получасовая экспозиция, в которой нас знакомят с двумя главными персонажами. Первый — Ричард Блэйни, бывший пилот ВВС ее Величества, ныне подрабатывающий в барах, разведенный, склонный к алкоголизму и агрессии. Ну просто идеальный маньяк! Второй — Роберт Раск, чистоплотный, успешный, привлекательный бизнесмен, живущий с доброй и ласковой как солнце мамочкой (!), всегда готовый помочь своему непутевому другу. Линии судеб двух приятелей роковым образом сходятся на фигуре бывшей жены Блэйни — Бренды, в гости к которой главный герой заходит для того, чтобы устроить очередной скандал. Однако после непродолжительной ссоры, расколотые половинки двух сердец вновь соединяются, дабы возродить былую гармонию семейной жизни. Тут настает время фирменной Хичкоковской инверсии всех отношений. Вскоре к Бренде заявляется Раск, сверкая неотразимой улыбкой и сыпля комплиментами. Но девушка, доверясь своей интуиции, чувствует смертельную угрозу и пытается выпроводить наглого подхалима. От оказываемого сопротивления Раск возбуждается и пытается изнасиловать красотку, но терпит провал, очевидно в связи с нарушением функциональности половой системы на почве психических комплексов. Свое мужское бессилие, как по учебнику психоанализа, он компенсирует ложной логической установкой («Все вы женщины одинаковы») и сексуализированным убийством при помощи галстука (очевидный фаллический символ), как бы овладевая смутным объектом своего желания обходным путем, т. е. через отнятие жизни. После недюжей работы, Раск что-то весело насвистывая, спокойно уходит. Совершенно случайно (о, эта роковая и отнюдь неслучайная случайность Хичкока) через несколько минут к бывшей супруге заходит Блэйни. Секретарша видит его, спешно покидающим место преступления. Отныне Блэйни является главным подозреваемым в самом громком деле о серийных убийствах в Англии за последние полвека. Все социальное окружение тут же ополчается против потенциального маньяка. И, как всегда у Хичкока, последний шанс на спасения герой может найти только в сердце искренне любящей его девушки…Если конечно и ее тоже не убьют.

В дискурсивном отношении фильм является собой последний и один из наиболее удачно выраженных образцов Хичкоковского творчества. В картине затронуты буквально все основополагающие темы маэстро — дуализм персонажей (герой и убийца по сути являют собой две стороны одной личности), диалектика социальных и экзистенциальных отношений, мобильность вины, релятивизм общественного понятия справедливости, аксиология любви, комичные «неприятности» с трупом, объект, фокусирующий на себе эмоциональный фон и т. д. При этом все аспекты спаяны в единое животрепещущее полотно, словно Хичкок собрал остатки своей духовной энергии и выплеснул ее в последний раз в этом двухчасовом альманахе из фрагментов собственного творчества.

С художественной же стороны, стоит заметить, что сцены убийств сделаны, как всегда, абсолютно безукоризненно, а несколько эпизодов буквально вышибают дух. Отдельно надо сказать про доходящий до кипения градус комичности и сексуализированности. Более того, именно секс и является главной нитью фильма, на которую нанизывается нарратив. Так, например, можно заметить, что Раск убивает девушек только после того, как Блэйни с ними переспал (и можно сказать проспал само убийство) — обстоятельство, которое можно трактовать и в символическом смысле как материализацию подсознательных желаний героя, что лишний раз подтверждает трансцендентную связь персонажей.

В целом же, что и говорить, «Исступление», безусловно, шикарный фильм, являющийся более чем достойным и справедливым завершением великой карьеры сэра Альфреда.

Мсье Пуаро, мисс Марпл, патер Браун и, конечно, Шерлок Холмс окончательно разбаловали англичан. И не только полицию — с этими-то не отличающимися расторопностью и сообразительностью ребятами давно всё было ясно — но и самых обычных граждан, уверовавших в силу закона и неприкосновенность невиновного. Поэтому Ричард был абсолютно уверен, что дело о любителе слишком туго завязывать галстуки на тонких шеях своих хрупких жертв его не коснётся. Даже после того, как убили его бывшую жену. Даже после того, как, оказавшись явно не в то время совершенно не в том месте, он попал во все газеты как подозреваемый в череде жестоких преступлений. Даже после обнаружения скрюченного трупа его актуальной пассии в мешке из-под картошки. Наивный Ричард, глупый Ричард. Запертый в клетке из собственных стереотипов, он был так занят разговорами о собственной непричастности к убийствам, что даже не дал себе труд задуматься, почему тугой узел затягивается именно на его шее. А маньяк продолжал делать то, что ему нравится: насиловать, душить, читать мораль мёртвым женщинам. Уверенный в себе, совершенно забывший о том, что и на старуху бывает проруха.

Не секрет, что Альфред Хичкок обладал очень своеобразным чувством юмора. В «Безумии» он позволил ему развернуться в полной мере. Фильм «Frenzy», название которого логичнее было бы перевести на русский язык как «Исступление», ведь главный герой теряет не разум, а самообладание, являет собой не желание режиссёра напугать своего зрителя, а скорее приглашение попировать во время чумы, посмеяться над современным английским обществом, самостоятельно взращивающим маньяков, подобных Раску — обаятельных, умных, безжалостных. Процесс наблюдения здесь гораздо интереснее и важнее результата — возможного заключения настоящего преступника за решётку — так что Хичкок спокойно отвлекается от созерцания вроде-бы-главного героя, сосредотачиваясь на любопытных деталях, способных сказать гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. В центре внимания режиссёра не люди, не ситуации, не коллизии, но отношения, фиговым листочком прикрывающие тотальное равнодушие к окружающему миру. Моментальное переключение внимания зевак с речи политического деятеля к утопленнице в Темзе — и то и другое им одинаково безразлично, но девушка в речке голая, и глаза у неё такие необычные, вылезшие из орбит. Псевдоматеринские чувства Бренды к своему бывшему мужу — а на деле ей проще сунуть ему в карман несколько лишних фунтов, лишь бы оставил её в покое. Комические отношения с едой Главного Инспектора, выражающие его позицию к собственной работе: крупную рыбу слишком долго и разделывать, пусть дальше плавает в супе, а вот мелкую куропатку можно и слопать, её жареная кожа аппетитно захрустит на зубах, и в желудке будет приятно тепло.

В своей «Пляске смерти» Стивен Кинг рекомендовал «Исступление» как фильм, однозначно внесший значительный вклад в развитие жанра хоррора, вопрос только в характеристике последнего. Король Ужасов предлагает свою классификацию, основывающуюся на дефинициях ужаса, страха и отвращения, однако фильм Хичкока опровергает независимость этих условных уровней друг от друга, доказывая, что истинный кошмар рождается от их взаимовыгодного союза, ведь признанный мэтр жанра всё-таки не комедию снимал. Зритель, скептически усмехнувшийся при виде сцены откровенно курьёзного изнасилования, в ужасе отшатнётся от экрана, как только глаза только что умершей женщины заглянут ему прямо в душу, а толстый, вывалившийся изо рта язык, раздвинет губы в посмертной кривой ухмылке. Будет по-настоящему страшно вместе с камерой испуганно пятиться от места совершающегося преступления на улицу, туда, где самые обычные прохожие занимаются своими рутинными делами, не представляя, что творится прямо у них над головой, на втором этаже миленького домика в викторианском стиле. А разрывание грудной клетки Чужим покажется детским лепетом по сравнению с близкими контактами маньяка с уже окоченевшей жертвой, отбрыкивающейся от своего мучителя холодными как лёд ногами, сжимающей в изящных пальцах булавку — единственную улику, которая может выдать убийцу.

Точность — вежливость королей. И режиссёров. Хичкок доказывает это, безупречно просчитывая реакцию зрителя, безошибочно играя на его нервах. Нет, он не ограничится использованием двух органов чувств, он задействует все. Вынудит вглядываться, не давая отвести взгляд, взрежет такую спокойную тишину жутким криком и хрустом ломающихся костей, заставит ощутить под пальцами тонкую кожу мертвеца, вдохнуть запах маслянистых вод Темзы и почувствовать вкус отвратительного коктейля, которым жена Главного инспектора угощает своих гостей. Сгустившийся воздух можно будет резать ножом, а мэтр лишь зажжёт сигару и усмехнётся над своим доверчивым зрителем, которого он снова напугал. И для этого не нужны монстры под кроватью, вполне достаточно самого существования человека на Земле.

Посмотрела «Исступление» («Безумие»). Какое нехичкоковское слово, да же? Подозрение, головокружение и даже завороженность, да. Но это? Страсть, ярость, безумие… разве они из его оперы? Разве их создашь «черным юмором», прохладцей, плотно-пластичной историей без срывов в бездны и полетов в облака? Ведь даже знаменитый хичкоковский саспенс не страсть, а атмосфера тревоги, созданная расчетливо, рассудочно, умело (страсть же магична и расчетами только рушится).

Помните лестницу, уводящую маньяка и жертву вверх, в его комнату? Она пуста, изворотлива, темна — пространство-тень, ведущее в никуда, в смерть.

А потом, когда убийца и жертва уже вошли в квартиру, камера проделывает обратный путь, уже без девушки. И пока мы следим за этим медленным проходом вспять, желая, чтобы тоненькая фигурка Барбары тоже шла по ней прочь из адского места, происходит убийство.

Путешествие одинокой камеры по страшно пустой лестнице вниз, где кипит жизнь и суетятся люди, — тревога, да, но разве взрывающая?

И можно ли назвать взрывом (исступлением) самую мрачную сцену фильма (если не всего творчества Хичкока), где Боб борется с трупом за булавку в окружении грязных мешков. Сцена эта насквозь иронична и уже этим прохладна. Покойница не хочет уступать. Бьет чистюлю Боба прямо в лицо холодной грязной пяткой и держит булавку крепко, как залог своего спасения пусть не в этой, так хоть в будущей жизни. Здесь любой рискует рассмеяться… И это как тест. Хичкок словно спрашивает у нас: а на чьей вы стороне? Исполнены ли ваши сердца жалостью, страданием или жаждой возмездия? А может, вам просто интересно, чем закончится поединок с трупом, и вы развлекаетесь? Что именно в вас пронзает эта злосчастная булавка: сердце, любопытство или инстинкт?

В начале фильма чиновники, обсуждая за чашечкой кофе проделки маньяка, говорят о том, что Лондону это только на пользу. Больше туристов, ага! Ведь к знаменитому туману добавляется существенный бонус (оживляющий времена самого Джека Потрошителя) — мертвые истерзанные девушки на улицах. Черный юмор, холодный. Искушающий захохотать.

Не знаю, хотел ли Хичкок, чтобы страдание и сострадание пронизывали его зрителей (был ли настолько сентиментален?), но то, что он иронизировал над теми, кто не умеет страдать и избегает страшащего, это точно.

Он был увлечен психоанализом, потому понимал: наши неврозы оттого, что мы отказываемся честно и до конца проходить путь страданий, проживать их, и, избегая мук разными способами, лишаемся всех остальных чувств.

Всю жизнь Хичкок боролся с испуганным и закомплексованным мальчиком в себе, тем, который стоял в сторонке, когда другие дети играли во дворе иезуитского колледжа. Отсюда присутствие во всех его картинах чего-то выходящего из-под контроля. Все для того, что бы вновь и вновь испытать ощущение: неподконтрольное (страхи, комплексы) можно контролировать, побеждать!

Его любимая ситуация — невинный (в «Исступлении» это Ричард Блени) в непонятном. Хоть где-нибудь непонятное победило? Мне бы так хотелось, чтобы это случилось в «Ребекке», «Марни»… Нет! Даже роскошные необыкновенности его «сюрреализма» в «Завороженном» напоминают не сон, а скорее план-схему, и впоследствии до обидного четко и подробно разъяснены (если не препарированы).

Помните образ Хичкока (хоть в тех же камео)? Строгий, застегнутый на все пуговицы, сложивший ручки на животе, внимательно-прищуренный наблюдатель. Такие не целуются с музой, такие с ней беседуют, договариваются и даже, случается, руководят ею.

Он НЕ страстен, хоть и не лишен тяги к иррациональному. Но еще сильнее тяга (прямо как на «сеансе черной магии») к его объяснению, а значит — уничтожению. Вот уж кто не жаждет утопиться в страхе (привет всем любителям хорроров и слешеров). Вот кто мечтает избавиться от него (не бегством, заметьте, но преодолением; не подвигом, а рассудком)!

Уж коль между культурой и природой имеется пропасть (как нам на разные лады, но в один голос объясняют многие философы), то Хичкок только на стороне культуры. Природу тяжелее объяснять и контролировать. (К слову, о страхе «природного» (как иррационального) им снят удивительный ироничный и полный предвидений фильм-катастрофа «Птицы»).

Кажется, натурные съемки — самое ненатуральное, что есть в его кино. А в нарисованных, расчерченных, как план, пространствах комнат, залов, кабинетов он — в своей стихии.

Его интерьеры — монолиты. Попробуй выброси хоть одну вещь из мрачно-уютной комнаты маньяка Боба! Как можно нарушить порядок этой зловещей череды портретов, что расставлены и развешены в ней? Рассматривать их можно только в той системе, которую предложил режиссер: сначала уродливая (словно пририсованная или наклеенная шкодливым ребенком) улыбка мамы в ажурной рамочке, потом «цыганская страсть» с кастаньетами, потом экзотические женщины с лицами иссиня-черным и серым. И кто поймет вкусы извращенца? Тем не менее, все картинки говорят все о хозяине… И это все, конечно, не страсть, а болезнь.

Но даже когда страсти случаются, Хичкок так ловко и умело прячет их, прямо как Линч свои тайны. Вот и его убийца Боб редко выплескивает их наружу, почти всегда прохладен и трезв. Лишь однажды мы видим истинный срыв в бездну: Боб, не в силах себя остановить, повторяет «прелесть, прелесть, прелесть…», а жертва, попадая в ритм его зловещей «мантры», твердит свою — «Живый в помощи Вышнего…».

Все остальное время Боб подчеркнуто нормален, вежлив, приятен, дружелюбен, улыбчив… Лишь ковырянье в зубах, да рыжий цвет волос отвращают тех, кто умеет «читать» детали. (Не каждый так часто чистит зубы, только тот, для кого чистота стала манией, а грязь — проблемой. Ну а рыжесть намекает на фольклорных палачей и Джека Потрошителя, о котором выше).

О, Хичкок всегда очень точен! Рассудочен. Прохладен (как его знаменитые блондинки). Разве такие могут позволить иррациональности зла побеждать?

Да, он ловко и порой беспощадно умеет вырывать нас из суетливого скольжения по поверхности жизни. Да, он дает услышать и увидеть, что под ней скрывается самый настоящий из ада голосок. Да, он порой зло смеется над нашими (и собственными! страхами). Но в тупиках этих ответов никогда не оставляет.

Самое настоящее в искусстве утверждает, а не отрицает. Хичкок верит в ценность (и цельность) этого мира, несмотря на все его безобразия и бессмыслицы. Вот почему его эстетику не назовешь жуткой. Она слишком человеческая (и человечная) для этого. Даже самые мрачные его фильмы («Психо» и «Исступление») показывают убийц не демонами, но людьми с вполне объяснимыми реакциями, поступками, болезнями. Существование Боба Раска и Энтони Перкенса не отменяет этики и смысла, не топит в безнадежности, не загоняет в тупик (как существование Боба в знаменитом сериале Линча). И… они не побеждают.

У хичкоковского «исступления» температура вполне здорового тела — 36 и 6. Как и у финального обвинения убийце: «Мистер Раск, вы забыли надеть галстук».