Голод

Я сильно поменял свое отношения к фильму к концу фильма. Очень сильно. Поэтому все-таки ставлю высокую оценку, конечно же. Фильм очень специфический. И не потому что прям ух какой классный, а из-за того что очень драматический. Он заслуживает такую высокую оценку. Нельзя сказать что он увлекателен и завлекателен. Нет, он совсем другой. Там вообще очень мало диалогов и сам фильм как бы даже разбит на несколько частей. И даже первые 50 минут вообще нужно просто перетерпеть так как не очень понятно что происходит. Мало того что непонятно что еще и то что происходит вызывает не самые приятные ощущения. Сцены как бы так помягче сказать — отвратительные. Это если мягко. Остальное можно додумать. Любителям пожевать попкорн вообще не рекомендую даже садиться за просмотр. А дальше начинается вот то самое, что меняет отношение к фильму. Это уже для самых выдержанных. И начинается с диалога со священником. Шикарным диалогом! Потом финал. Ну и заключительная часть: небольшой рассказ о том что это были за события и к чем они привели. А сам фильм — это борьба человека ценой своей жизни за права на свободу. И не только свободу свою, а и целых поколений после.

P.S. Сцена от которой мурашки шли по коже — это финал фильма, когда под долгие звуки шаркающей швабры, которой смывают нечистоты заключенных в камерах, идет монолог Маргарет Тэтчер и ее точка зрения на все эти события. Более яркого образа для все этих событий даже придумать сложно.

8 из 10

Пока тюремный надзиратель в очередной раз медленно погружает руки в холодную воду в надежде облегчить боль в костяшках пальцев, разбитых до крови о слишком твёрдый череп очередного упёртого заключённого, категорически отказывающегося стричься и мыться, остальные заключённые, с упорством, достойным лучшего применения, размазывают собственное дерьмо по стенам крошечной камеры и курят самокрутки из Библии. Ведь это война, на которой хороши все средства. Так что пусть тюремщик устроит себе короткий перекур и, стоя у ярко-белой стены, словно перед расстрелом, будет рассеянно смотреть сквозь завесу серебристых снежинок, отделяющую его спокойное и почти безмятежное сиюминутное настоящее от скорого непреодолимого будущего, в котором место только вони тёмно-коричневой мочи, морем разливающейся по коридору, хрусту ломающихся костей и глухим ударам резиновой дубинки о хрупкие тела. Битва ещё не закончилась, и пусть зарастание грязью и делёжка койки с опарышами не дали своих результатов, у борцов за… свободу, кажется? остался ещё один беспроигрышный аргумент. Смерть за идею, что может быть желаннее для революционера. Тем более, смерть мученическая, когда бренное вместилище души тает с каждым днём, покрывается язвами, пока однажды не остановится взгляд, и не прокатится из глаза последняя слеза в память о той жизни, которую несчастному так и не суждено прожить.

Стив Маккуин в детстве был так впечатлён историей о голодной забастовке заключённых из Ирландской республиканской армии, что решил посвятить свой первый полнометражный фильм именно этой теме. Однако, несмотря на сосредоточенность режиссёра на источнике своего вдохновения, в самой ленте о сути конфликта не будет сказано практически ничего. Фоновый монолог, начитанный женским голосом, который по умолчанию принадлежит Маргарет Тэтчер, предоставит факт непримиримого противостояния ирландцев и британского правительства. Длинная проникновенная тирада главного героя, лидера голодовки Бобби Сэндса прольёт свет на желание отдельно взятого заключённого обрести вожделенную свободу. Но сам фильм, начавшись и оборвавшись буквально на полуслове, представляет собой скорее почти документальную хронику нелёгкого противостояния тюремщиков и заключённых, чем авторское высказывание о конкретном политическом событии. Поначалу ещё пытаясь вести диалог со зрителем, ближе к середине ленты Маккуин будто обрывает сам себя и прекращает использование ставших потом любимыми приёмов, концентрируясь исключительно на воинствующе эстетской форме повествования, считая его содержание, возможно, слишком личным, чтобы транслировать широкой общественности. В результате возникшее было после первой пары десятков минут хронометража ощущение собственной извращённости и явной склонности к вуайеризму с каждой минутой только крепнет, пока камера лениво скользит по измазанным стенам и мутным потокам, изредко останавливаясь на особенностях передачи запрещённой аппаратуры из вагины в ширинку и смакуя подробности обыскивания заключённых с заглядыванием в рот и в анус. Да, не стоит заглядывать в чужой дневник и пытаться понять смысл сокращений, пометок и аббревиатур, автор вряд ли будет этому рад.

Ассоциации с дневником укрепляет и режиссёрское акцентирование внимания на большом количестве вроде бы малозначимых деталей, отчаянно не желающих складываться в общую законченную картину. Прошлое Маккуина как художника слишком даёт о себе знать, и здесь он больше похож не на режиссёра, но на фотографа, отчего-то возжелавшего снабдить некоторые удачные кадры видеопояснением. До чётко выверенной структуры «Стыда» оставалось ещё три года, а в «Голоде» просто много хороших, действительно красивых эпизодов, моментов, сцен, от которых режиссёр, питая явную любовь к своему детищу, просто не смог отказаться. Поэтому зритель не раз почувствует себя откровенным тупицей, который без многократных нудных повторений просто не в силах осмыслить увиденное, пока будет наблюдать эти окровавленные костяшки пальцев крупным планом в разных ракурсах снова, снова, и снова, и ещё раз, до тех пор, пока вода в раковине не окрасится в нужный цвет, приятный глазу режиссёра. Красиво? Безусловно. Так ли необходимо? Спорный вопрос. Слишком спорный. И появление на экране Бобби Сэндса где-то во второй половине фильма вряд ли сможет дать ответ на всё возникающие вопросы. Маккуин уверен в лживости изречённой мысли, дав высказаться своему герою лишь единожды, а потом обрекая его на молчание, не заботясь даже о том, чтобы лишний раз посмотреть тому в глаза. Страдальца видно за версту, поэтому кровоточащих ран, кровавой рвоты и трещинок — на потолке и на губах — вполне достаточно для постижения всей глубины концептуальности режиссёрской мысли.

Слишком личный для автора, слишком нарциссичный по форме, слишком агрессивно натуралистичный, «Голод» был просто обречён на успех. Ведь это ли не режиссёрская удача, когда цвет глаз главного героя идеально сочетается с цветом больничных стен, кровавая струйка изо рта расположена на лице так точно, что одновременно напоминает и ироническую усмешку, и гримасу боли, ассоциируясь с трагикомической театральной маской, а камера ловко ловит блик на хрустально чистой слезе, выкатившейся из уголка глаза. И неважно, что пустота в этих глазах удачно монтируется с холодностью и бесполезностью рисуемого полотна. Ведь красота спасёт мир. Всегда спасала. И правильного применения этого знания иногда вполне достаточно, чтобы снимать кино.

После невероятно посредственных, много о чем говорящих о режиссере, но таких обласканных «12 лет рабства» не думала, что еще когда-либо обращусь к творчеству Стива МакКуина. Но польстилась на Фассбендера и посмотрела «Голод».

Что тут скажешь… Фассбендер хорош. В принципе, можно было бы этим и закончить, но, полагаю, для рецензии этого маловато, поэтому скажу пару слов.

В первую очередь, я не считаю, что при просмотре художественных фильмов, зритель должен быть подкован в основной коллизии. Я имею весьма смутные представления об ИРА и уточнять их не собираюсь. Режиссер же, желая представить фильм как можно более широкой аудитории (или у МакКуина не было такой цели? Тогда вопросов нет), должен был хотя бы немного рассказать нам о том, что именно такое невероятно серьезное, важное, судьбоносное заставляет полуобнаженных, длинноволосых, грязных, загнанных, истощенных мужчин жить, намазывая свои фекалии на стены. Напрягшись и по ходу фильма лазая в «Википедию», зритель, наконец, понимает, в чем дело и уже более сосредоточенно смотрит в экран. А что если «Вики» недоступна? Тогда мы видим, что некие заключенные, которым дали за неназванные проступки сроки, всеми силами выводят из себя охранников, которые страдая от болячек, полученных об лица этих же заключенных, вынуждены нюхать смрад испражнений, насильно мыть и стричь брыкающихся и орущих проклятия узников и т. д. и т. п.

Скованное тишиной повествование представлено нам статическим, с длинными планами, что, в принципе, неплохо и отдает документалистикой. Только вот в чем проблемка… Любые планы, будь они длинными или короткими, должны быть осмысленными, о чем-то говорящими, заставляющими, так сказать, проникнуться атмосферой. К сожалению, в исполнении МакКуина все это выглядит чрезвычайно по-дилетантски. Видимо, он хотел нам показать нечто, но это нечто не получилось. Так, более 5 минут, от начала в конец коридора несчастный охранник гонит шваброй мочу заключенных. Когда он ее, наконец, пригнал и оказалось, что ничего не оказалось, я хотела выключить все к чертовой матери.

К середине фильма появляется «виновник торжества», долгожданный Майкл Фассбендер, исполняющий роль реального персонажа — борца за независимость Ирландии и прав политических заключенных Бобби Сэндс. Не знаю, каким был Сэндс на самом деле. Если таким, как его представил Майкл, то это, видимо, был тонкочувствующий, глубоко фанатичный человек. После того, как жизнь в грязи и дерьме оказалась малоэффективной, Сэндс решился на отчаянный шаг — голодовку, которая должна была окончиться его кончиной. МакКуин избавил нас от этого процесса самобичевания Бобби, и показал последнего уже на финальной стадии истощения. Не желая спойлерить, скажу лишь, что протекала голодовка весьма любопытно, что вызвало немалое удивление. Скрашенное убедительной игрой Фассбендера удивление компенсировалось порадовавшим отсутствием болтовни: режиссер дал возможность полностью погрузиться в происходящее, продумать и додумать его, не отвлекаясь на посторонние шумы.

Чем кончился фильм не трудно предложить. Все увиденное подвело меня к одному единственному вопросу: «Был ли смысл во всем произошедшем, стоило оно того результата, к которому в конце концов пришли подвижники?»

Ответ на этот вопрос зависит от много: нравственных качеств, политических взглядов, жизненного опыта, наличия детей. Для меня ответ однозначный — не стоило. Почему-то показалось, что и МакКуин того же мнения.

Из плюсов картины отмечу сцену с плачущим спецназовцем да диалог Бобби со священником. С последним я, кстати, полностью согласна: за свое решение Сэндс будет наказан Богом за глупость.

Они худы до изнеможения, упрямы до скрежета в зубах, грязны как поросята, эти длинноволосые Иисусы, с замусоленными простынями, обматывающими их талии вместо одежды, с торчащими ребрами и острыми ключицами. Они курят пустые цигарки, вырванные из ветхого завета, вдыхая плачевные песни народа Израильского, и вынашивают идею, в которой для них — жизнь, а жизнь для них в свободе. Быть может, они сами виноваты в своих бедах, в неискоренимой глупости прочно засевшей в их истощенных головах. Или виноваты в напрасных надеждах на снисходительность британского правительства. Или еще в чем, за что теперь приходится страдать.

В последней картине МакКуина («12 лет рабства»), один чернокожий парень сказал «Лучше умереть в борьбе, чем жить рабами». И тем не менее главный герой на протяжении всего фильма старался именно выжить, призрачно надеясь на чудесное освобождение. И в этом плане первая картина режиссера возмещает то, чего так не хватало последней. В «Голоде» самоощущение человека добровольно пошедшего на восстание и одержимого высокой идеей, доведено до предела и это не может не будоражить. А если кроме всего этого вам хоть немного симпатичен любимчик МакКуина, без которого пока не обошелся ни один его фильм, Майкл Фассбендер, то смотреть будет вдвойне невыносимо. Но не смотря на жестокость и грязь — в картине присутствует прекрасное — непоколебимость идеалов, которые хоть и спорны, но для героя священны, и наверняка он сам, выкуривая плачь Иеремии, проводил насмешливую параллель между собой и Христом, размышляя о победе, которая станет достижима через смерть, через тело, которое умрет от истощения, оставив после себя одержавший победу дух. Прекрасное — это и художественная поэтизированная документалистика, и то, во что фильм трансформируется во второй своей части (после разговора со священником).

Является ли подвигом рассказанная история — решать зрителю, более того, после просмотра сложно сказать на чьей стороне были сами создатели. Стив МакКуин не стал углубляться в политику (где каждый всегда сможет найти своих правых и неправых), а показал частную историю борьбы за идею на примере одной личности, своеобразно приоткрыв при этом тему «левой щеки». В одной книге, написанной совсем на другую тему, было сказано: «Если тебя вдруг ударят по правой щеке, ты, еще не успев ничего осознать, немедленно бьешь противника. Если тому не повезет, можешь его и изуродовать. Но если еще до этого успеешь получить и по левой щеке, у тебя будет время осознать свою злобу и ты сможешь отнестись к своему телу как к чужому, с холодной головой. Потому-то и говорится: подставь левую щеку».