Если...

По своей природу британский режиссёр, сценарист и продюсер Линдсэй Андерсон был бунтарём. На фоне многочисленных протестов социалистического толка студенческими массами в середине прошлого столетия он с головой окунулся в творчество и вращался в данных кругах, где воспитывалась плеяда новаторов от искусства. Уже первые работы Линдсэя Андерсона были отмечены критиками, например, «Такова спортивная жизнь» (1963) была номинирована на «Золотую пальмовую ветвь». Но всё же наибольшую популярность Линдсэй Андерсон приобрёл за счёт своей трилогии о Мике Трэвисе, где в жёсткой и практически незавуалированной форме драматической сатиры высмеивал архаичные устои общества.

И первой частью трилогии про Мика Дэвиса стала картина «Если…», вышедшая на экраны в 1968-ом году. Сюжет «Если…» о правилах жизни (хотя тут более уместным было бы словосочетание «правилах выживания») в закрытой школе для мальчиков долгое время вынашивал Дэвид Шервин — ещё один бунтарь и однодумец Андерсона. Вместе со сосценаристом Джоном Хоулеттом Шервин, в конце концов, довёл его до ума, но, правда, в режиссёрском кресле видел иного человека, а не Андерсона, но вряд ли, думается, что Шервин впоследствии пожалел о конечном выборе постановщика, хоть и Андерсон всё же подправил конечный вариант сценария, воспользовавшись собственными воспоминаниями о проживании в школе для мальчиков.

Фильм «Если…» действительно вышел весьма жёстким, а порой и жестоким. По своей сути он даже был революционным, так как в то время далеко не все могли себе позволить вольнодумие и кинематограф всё же придерживался некоторых догм, касающихся демонстрации сцен насилия и интимных сцен. И в данном случае к «Если…» можно применить термин «независимое кино», которое столь ценно у критиков. Но по началу «Если…» не нашло достойного отзыва и лишь по прошествии нескольких десятилетий фильм был занесён в условно называемый «Фонд британского кино». Конечно, сцены, где старшеклассники по истине измываются над новичками, а учителя и оставшийся персонал предпочитают закрывать на это глаза, прикрываясь устоявшимися нормами жизни в школе. В конечном итоге всё это не могло не привести к плачевному концу… И финал был поставлен так, что даже сейчас эта тема остаётся актуальной, пугающей и весьма трагической. Я не буду раскрывать в чём суть кульминации в «Если…», но когда Вы посмотрите фильм, то сами поймёте о чём же идёт речь.

На главную роль Линдсэй Андерсон пригласил Малкольма МакДауэлла. На тот момент актёр не был известен и только прорывался в кинематограф, но его талант, умение быть разным, подстраиваться под желания режиссёра и даже его бездонный взгляд — всё это заставило обратить внимание на Малкольма МакДауэлла. И его игра была действительно какой-то безумной, вязкой, сильно выделяющейся на фоне остальных. И поэтому не удивительно, что культовый Стэнли Кубрик пригласил актёра на главную роль в картине «Заводной апельсин» (1971), к слову, долгое время запрещённой в некоторых странах и даже в Британии она не сразу вышла на экраны. Но кроме совершенно новаторского, жестокого и порой сильно устрашающего своим реализмом сценария и игры от Малкольма МакДауэлла необходимо отметить выверенную работу оператора картины Мирослава Ондржичека, благодаря которому, собственно, и был достигнут эффект реализма, а его работа с долгими кадрами по истине поражает (в который раз приходится констатировать, что восточноевропейская школа операторов одна из лучших, если не самая лучшая и непревзойдённая).

Несмотря на то, что драме «Если…» уже более полувека актуальность некоторых затронутых проблем не исходит из нашего общества, и Линдсэя Андерсона со сценаристами даже можно было бы назвать провидцами, да только вот предугадываемость некоторых событий глубоко трагичны. И всегда всё же стараюсь дать какую-либо оценку фильмам и не делаю этого за редким исключением, но «Если…» — это как раз тот случай. Сложно оценивать картины, которые произвели огромное влияние на развитие искусства кинематографа в целом. Как это бывало с фильмами от Пьер Паоло Пазолини, Райнера Вернера Фассбиндера и того же Стэнли Кубрика.

P.S.: Кстати, воспитание в школе в чём-то сильно напоминало муштру в армии, и военную парадоксальность Линдсэй Андерсон не преминул случаем высмеять в следующей части трилогии о Мике Дэвисе «О, счастливчик» (1973).

Фильм Линдея Андерсона «Если…» не мог не попасть в поле моего зрения: закрытый колледж; подростки, выступающие против установленных порядков; настоящая дружба и — вроде как — любовь. Если не это — лучшие исходные обстоятельства, то — что?

Первое, о чём я подумала во время просмотра фильма: «Чёрт, я совсем забыла, как хорош Малкольм МакДауэлл!». У меня в памяти ярко отпечатался его образ из «Заводного апельсина»: наклеенные ресницы, котелок; позднее — широко распахнутые глаза, которые нельзя закрыть. Я совсем забыла, что он может быть и задумчивым, и — даже — трогательным, что ли.

Дружеские отношения героев, на мой взгляд, показаны очень тонко и точно, как и сами герои: они уже не дети, но ещё и не взрослые. Они могут совершать спонтанные, необдуманные поступки. В то же время, они глубоко чувствуют несправедливость и жестокость мира и не хотят с ней мириться. Они могут дурачиться, могут быть серьёзными. Они молоды, они могут всё.

Фильм, на мой взгляд, очень интересно простроен: в ровное течение сюжета врываются сюрреалистические эпизоды. Во всяком случае, я интерпретирую это именно так. Они, словно бы, есть то самое «если». Если бы они сделали то… Если бы поступили так… Жизнь была бы иной, если бы.

Не совсем понятным мне показалось только решение снять некоторые сцены на чёрно-белую плёнку. Мне не удалось понять принцип, по которому были выделены какие-то конкретные эпизоды.

В своё время фильм считался едва ли не скандальным. На мой взгляд, в этом отношении, время сыграло в пользу картины. Сегодня зритель не будет шокирован, какие-то отдельные «шокирующие» сцены не заслонят все ленты. За ними ему будет не так сложно увидеть борьбу личность с системой, тему, становящуюся актуальнее день ото дня.

«Всегда, чтобы стать частью сообщества, нужно знать неписаные скрытые правила, которые никогда не признаются явно, но крайне важны для самосознания группы», — говорит Славой Жижек в документальном фильме «Киногид извращенца: идеология» прежде, чем привести в пример фильм Линдсея Андерсона «Если». Но он не говорит в свою аргументацию ничего более того, что в частных школах это проявляется, не смотря на демократичность таких заведений, в издевательстве старших учеников над младшими и всеобщем молчаливом принятии этого факта, как необходимой части ритуала по вступлению в высшее общество. Было интересно разобрать и развить эту тему до конца в контексте заявленного фильма.

Протагонист фильма, сыгранный Малкольмом Макдауэлом выступает, на первый взгляд, в роли закоренелого маргинала. Майк возводит в кумир дедушку Мао, нарушает правила, проявляет в себе качества юного ницшеанца, почитая войну за последний акт творчества. Казалось бы, задача частной школы для мальчиков — вернуть отбившуюся овцу в стадо. Однако, развивая мысль Жижека, позже выясняется, что его бунт оправдан, наказание за него требуется только на первый взгляд, а овца все это время была в строю.

После хулиганской выходки компании учеников, директор им заявляет: «Бунт — самое простое». Возникает вопрос: а что же тогда сложное? Из сюжета фильма, следует думать, конечный ответ — война. Только такое объяснение придает смысл происходящему на экране. Война — высшее проявление бунта, а этот бунт, по версии фильма, есть суть «творческий накал» истеблишмента. Следовательно, война — последний акт творчества как по мнению главного героя, так и по мнению администрации его школы. Тогда все встает на свои места, чего не происходит, если увязывать ленту в контекст однозначной оппозиции студенчества тех лет.

Поначалу главный герой неоднократно предпринимает попытки выбиться из «системы», облить черные вороньи перья белой краской, противопоставить себя своей стае. Однако, по словам его учителя, подобные им члены общества формируются посредством творческого и упругого воображения, которым, по всей видимости, и одарен более других Майк. Подтверждается это тем, что по мере движения фильма, вместе с увеличением агрессии главного героя, растет снисходительность светского общества к его действиям, уменьшается мера символического наказания.

Слова проповедника, предвещающие традиционные милитаристские школьные соревнования, звучащие как: «дезертиры не должны рассчитывать на милость Христа» (то есть, отлучившиеся не вправе уповать на милость касты), оправданы только на первый взгляд, только в начале фильма. Когда кто-то провинился, его лупят или ставят под холодный душ, а когда старшие издеваются над младшими — те не смеют протестовать, так как это неизбежная стадия посвящения в мир высшего света. Примечательна сцена в эпизоде жестокого телесного наказания главного героя: один из учеников, как и все молча слушающий звуки побоев, склоняется над микроскопом, под объективом которого множатся бактерии — множатся члены светского общества под молчаливым наблюдением других. Посвящение это неотъемлемо, и после него ограничений уже не существует, и в этом состоит привилегия высшего общества. А слова проповедника о дезертирстве, как и речь генерала о подчинении и умении отдавать приказы — все это только маленькие средства формирования иллюзии общественного мнения, ради в меру сдерживания «творческой силы». Но не ради простых людей — пушечного мяса на поле войны, а ради самих себя, потому что такие бунты направлены в первую очередь на себе подобных, на источник провокаций, на силу реакции, что основательно демонстрирует последний эпизод ленты. Итак, вопреки словам проповедника, за первое дезертирство — ранение самого преподобного, завзятая шайка хулиганов отделывается извинениями и уборкой.

Подобная измена оказывается нормой, как и сама война (конечная сцена обстрела, за который, вероятно, также не последует серьезной ответственности). Она разряжает регулярный и логичный «творческий накал» истеблишмента, тем самым поддерживая всю систему в ровном, привычном строю. Когда туча становится черной, выход есть только в грозе. Казалось бы, протестуют бунтари против традиции, в финале открыв огонь по армии, замужним дамам, рыцарям, духовенству; но этот протест вписывается в сами рамки традиции.

Важно понимать, в кого они стреляют еще потому, что это выносит трактовку кинокартины из-под угла зрения проблемы насилия в школе, в духе наиболее хрестоматийных в этом плане, современных фильмов «Пиф-паф, ты — мертв», «Класс». В этой ленте мишенью выступают не психи-одноклассники, а представители многовековых традиций, из пут которых выбраться невозможно.

Показателен звуковой лейтмотив — христианский литургический гимн Sanctus в качестве любимой композиции главного героя. Впервые он звучит в стенах здания школы, как будто заявляя своей природой, что так было и прежде, затем также словно подпевает при сексуальном бунте в кафе: «так было и до вас», а в последний раз звучит при огненной битве, и тогда его предположительное символическое значение только утверждается. Под шум молодежных беспорядков, времени которых было свойственно совсем другое музыкально сопровождение, автор протолкнул фильм, многими понятый превратно, ведь он не о революции, а о перманентных революциях, он о чем-то, сопряженным со словом sanctus, о чем-то святом, чтимом, вечном, непреложном.

Слоган картины — «на чьей стороне будешь ты?» — оказывается трюком, ведь фильм говорит о том, что никто не волен выбирать сторону, что никто не в силах выбиться из касты, в которой был рожден.

Дэвид Шервин и Джон Хоулетт решили рассказать всю правду о школе для мальчиков в Тонбридже. И написали сценарий, за который взялся Линдсей Андерсон, которого позже назовут одним из ярчайших представителей «Британской новой волны». Будучи выпускником Челтенхэмского колледжа, Андерсон, очевидно, нашем представленный материал знакомым и актуальным. Так появился фильм, который прославил Малькольма МакДауэлла и раскрыл обществу глаза на средневековые порядки, царящие в закрытых английских школах.

Школа в Тонбриджа основана в 1553 году. Если верить создателям фильма, в подобных заведениях создают аристократов палочной дисциплиной. Причем, самые яростные носители традиций, как правило, сами успевают погрязнуть в пороках. Мальком МакДауэлл играет одного из старшеклассников, который становится гостью в горле группе «старших товарищей». Для этого его герою ничего не надо делать: не так посмотрел, недостаточно низко поклонился, что-то сказал, чуть длиннее отпустил волосы на затылке. Но что, если те, кого считают бунтарями, взбунтуются на самом деле?

У нас посыл фильма будет особенно понятен тем, кто служил в советской армии. Правда, есть существенная разница между школой для мальчиков и казармой. В первом случае, пройдя все испытания, выпускник вливается в средний класс. Во-втором — он просто возвращается домой и пытается нагнать упущенное время.

1968-ой стал годом студенческим бунтов, и «Если…» попал в самую точку.

7 из 10