Непрощенный

Четыре Оскара и 4-е место в списке лучших вестернов всех времен что-то да значат. И если отношение к значимости вожделенного золотого истукана в масштабах мировой культуры максимально переоценено, а всевозможные рейтинги и топ-листы «уважаемых» институтов и сообществ критиков своим количеством ни на йоту не поднимают качество их оценок, невозможно отмахнуться от объективного факта: это одна из сильнейших кинодрам, и один из лучших фильмов Иствуда. Как актёра и как режиссёра. Назвать фильм «вестерном» рука не поднимается, хотя все необходимые для этого атрибуты присутствуют с лихвой.

Можно долго размышлять о вестерне как жанре: его появлении, становлении и развитии, триумфе, пике и закате, равно как и многочисленных его смертях. Дело не в этом. Дело в том, что Иствуду удалось одновременно и с триумфом реализовать сразу несколько сверхзадач, которые он перед собой ставил.

Во-первых, он вдохнул в донельзя архетипический и узкий в изобразительной палитре жанр новую жизнь, тем дав пациенту при смерти живительный глоток свежего воздуха и надежду на выздоровление. Не в первый, кстати, и не в последний раз различные режиссеры проделывали в разное время над вестерном подобные экзекуции. Тот же культовый Пекинпа и его прямой ученик — Тарантино. В том числе и путём привнесения психологичности и глубины записным ковбоям в джинсах с пачкой Кэмела в руке. Но именно с Непрощённого вестерны вновь и в который раз обрели былую славу, тем практически заново перезапустив эксплуатационную жанровую кинонишу, подняв её на принципиально иной драматургический уровень. А говорить о культурном влиянии фильма и вовсе не приходится. Все же мы помним культовую балладу группы Металлика? Хотя кто у кого позаимствовал — ещё вопрос.

Забавно, что пытаясь окончательно и уже навсегда поставить крест на жанре, Иствуд вновь открыл его с очередной стороны. И он был, отнюдь, не первым в своём желании похоронить вестерн. Но очередную волну вестерномании 90-х запустил именно Непрощённый. Уже после него появятся Уайт Эрп, Тумстоун, Быстрый и мёртвый, всевозможные Мэверики, Легенды осени и даже Вайлд-вайлд-вест. И только спустя пару лет миру будет явлен Мертвец Джармуша — фильм-легенда, фильм-притча, мистический триллер, укуренный наркоманский трип, вестерн и роуд-муви в одном флаконе. Фильм, разом ставший классикой мирового кинематографа и один из величайших фильмов всех времён.

Пытаясь растоптать набившие оскомину архетипы и заезженные ходы, Иствуд полностью перемешал и спутал все карты, навсегда разрушив казавшееся ранее незыблемым тонкое равновесие вестерна как жанра: антитезы герой-антигерой. Отныне в вестерне нет и не будет героев! А психологическая пружина мотивов и поступков всех без исключения персонажей далека от идеалов гуманизма, логики и законе. И непреложных, казалось, канонов жанра, заложенных ещё на заре кинематографа.

Во-вторых, фильмом Иствуд в огромной мере отдал дань уважения таким знаковым для жанра персонажам как Серджио Леоне и прочим апологетам спагетти-вестернов. Ведь сам Леоне в своё время ровно также возродил вестерн из пепла, вдохнув в него драматизм и правду жизни, привнеся туда юмор и самоиронию, сделав из третьесортного киномыла с ходульными Вейнами и наспех сколоченными городами-призраками предмет культа. И полностью поменяв пренебрежительный маркер термина «спагетти» на едва ли не канон жанра на последующие 30 лет. Кто сегодня вспомнит классические голливудские вестерны 40—50-х годов? Зато глубокомысленный прищур спагетти-Блондинчика под музыку гениального Морриконе помнят все! И уж кто должен быть более благодарен Леоне, ведь именно тот дал Иствуду путёвку в долгую и счастливую киножизнь.

Очередным достижением режиссёра можно считать некое отвлечённое созерцание вестерна как жанра. Режиссер словно даёт нам возможность поставить просмотр на паузу и, отведя поодаль, чтоб было лучше видно всю картинку издали, объяснить: «Смотрите, здесь я иду строго в формальных рамках жанра. Тут вам и прерии, и Дикий Запад, и индейцы, и охотники за головами, и салун, и виски со шлюхами в придачу. Вот вам знаменитый иствудовский прищур и удаляющаяся одинокая фигурка всадника на горизонте. Я использую ровно тот же реквизит и ту же палитру, чтобы фильм казался классическим вестерном».

Он словно показывает нам весь механизм вестерна изнутри. Но, при этом, формально используя стандартный набор, он заставляет вертеться пружинкам и шестерёнкам механизма в совершенно непривычном, нелогичном, безумном ритме и последовательности. Режиссёр словно предлагает и нам, вслед за репортером-охотником за ускользающей эпохой и пареньком, выросшим уже на легендах о знаменитых бандитах, стать летописцами уходящей эпохи, уходящего жанра.

Подобное странное ощущение потусторонности, отвлечённости навеяло ассоциации с кэрролловским сказочным Зазеркальем, где все вещи не те, чем являются. Чем привыкли являться. То есть это, вроде, как и не вестерн в буквальном смысле, а лишь игра в вестерн, макет вестерна или, подобно кэрролловской квази-черепахе — некий квази-вестерн. Вестерн, где один записной злодей потерял сноровку и вечно плюхается то со своей кобылы, то в грязь за свиньёй. Другой не видит дальше своего носа, а третий в решающий момент говорит «я устал, я ухожу». Где шериф, формально защищая порядок, провоцирует куда более кровавую финальную бойню. И где само понятие справедливости претерпело диаметральное изменение и полное развенчание. Когда кровь должна пролиться уже вне первичного посыла восстановления справедливости. Просто потому, что она просто должна пролиться! Словно герои понимают и принимают то, что они лишь актёры фильма, также глядя на него со стороны. И в этом и заключена глубинная справедливость человеческой натуры, которую по ошибке называют «звериной». Потому что зверь, в отличие от человека, никогда не убивает ради убийства.

И, конечно, надо отдать должное выдержке Иствуда, который ждал 16 (!) лет, чтобы дожить до возраста своего постаревшего и потерявшего сноровку персонажа. Вот, что значит сверхзадача, ради которой можно пойти на такие жертвы…

Baddy Riggo, 26.12.2020

Фильм считается культовым и обладает высоким статусом у аналитиков и профессионалов киноиндустрии. Однако мне он удачным не показался. Кратко и без критического сарказма попытаюсь обозначить основные тезисы, которые возникли в восприятии в период просмотра.

Простейший линейный сценарий, из которого попытались выстроить нечто пафосное и художественно продвинутое. То, как прописаны персонажи, совсем не впечатляет. Актёрские образы, включая внешний вид, поведение, диалоги, мимику и непосредственно игру, сочувствия до самого окончания проекта так и не вызвали. Многие решения режиссёра показались спорными. Например, невнятно выглядят со стороны некоторые эпизоды с участием писателя-биографа Бошампа. Актёры не выкладываются в работе даже на половину. Разве что Джин Хэкмен попытался выжать из своего неоднозначного персонажа какие-то намёки на харизму. Исполнители всех ключевых ролей проекта не демонстрируют на своей физиономии практически никаких эмоций, и на этом фоне присуждение фильму девяти номинаций на золотые статуэтки (4 из них получил, в том числе за лучший фильм), воспринимаются практически как абсурд.

Что касается темы и основной сценарной идеи, то, как мне кажется, фильм посвящён контрасту между двумя психологическими стихиями. На первый план поочерёдно выступают слабость и жестокость.

Дряхлость увядающего организма, ранимость, сентиментальность, беспомощность перед лицом болезни или зла — всё это расположилось по одну сторону сюжета.

Противоположность им составляют экспансивный эгоизм, беспутная мужская удаль, брутальное доминирование, беспощадный фатальный рок.

Трое главных героев едут за много миль от дома, чтобы убить неизвестных им людей. При этом сами они представляют собою жалкое зрелище, и если и способны кому-то внушить ужас, то только на поверхностный взгляд неопытного простачка. Мысль о том, что окружающие незнакомцы с дрожью и трепетом воспринимают силуэт того, кто уже давно превратился в дряхлого и пришедшего к умиротворению старика, Клинт Иствуд попытался сделать для аудитории особенно доступной. В конце сюжета под влиянием мести и волнительных переживаний его герой наконец оправдывает свою зловещую репутацию и достаёт из своего нутра всё тёмное, что нагоняло страх на головорезов когда-то много лет назад.

Визуальное оформление аутентично классике западного вестерна и заставляет поверить в то, что наблюдаешь достоверную картинку из другой эпохи. Однако фильм, несмотря на большую продолжительность, множество задействованных локаций и массовку, ощущается до крайности маломасштабным. Постройки и декорации в ширпотребных сериалах последних десятилетий выглядели куда подробнее, а красоты техасской засухи и скалистых горных хребтов в разы достойнее были представлены ещё в проектах пятидесятых — сразу после того, как кинематографисты начали выбираться из студийных декораций на открытые пространства. Есть несколько красивых панорам и удачных кадров, но утруждать себя просмотром двухчасового видео ради их вычисления совсем не стоило.

Что бы там ни говорили критики, за постановкой Иствуда совсем не ощущается глубины. Есть претензия на утончённый стиль и атмосферность, как это наблюдалось в лучших представителях спагетти-вестерна, но и в этом преимуществе возникают обоснованные сомнения. Действие развивается медленно, многие эпизоды не несут информативной нагрузки и не стоят практически ничего. От этого фильм кажется растянутым и скучным. И причиной здесь является одно из двух: либо весь сценарий умещался на пяти страницах крупным шрифтом, либо так медленно и слабо соображает сам режиссёр.

Подводя итог, отмечу, что картина, к сожалению, не реализовала изначально заложенный в неё потенциал. Если бы за подобные сценарные наброски взялся кто-то из крупнейших международных режиссёров (например, решивший попробовать себя в жанре вестерна Стэнли Кубрик), из них и в самом деле могло бы получиться что-то приближенное к категории шедевра. Материал к такому исходу событий располагал. «Непрощённый» же в версии Клинта Иствуда на статус великого творения совсем не тянет. Характеры остаются бледными, оформление заметно уступает конкурентам, сценарий элементарен, отсутствует старание и артистическое мастерство. Даже сама кинематографическая субстанция за этой утилитарной постановкой почти незаметна. Есть с чем производить сравнение, поэтому больше шести с половиной баллов поставить никак нельзя.

В основу данного фильма лег вдумчивый сценарий Дэвида Уэбба Пиплса, с первоначальным названием «Убийства порезанной шлюхи», а потом «Убийства Уильяма Мунни», написанный еще в 1976 году. Иствуд скрывал его от мира десятилетиями (ждал собственного старения, необходимого для главной роли). «Непрощенный» выстраивает классический для жанра конфликт — и вскрывает в нем мотивы фальшивого мачизма, боли, дикости, которые вытравляют из вестерна весь его героизм.

Unforgiven Клинта Иствуда подводит итог его славной карьере в жанре вестерна — как сам он признался, что хотел этим фильмом поставить своего рода надгробный камень жанру вестернов. И этот фильм является своего рода благодарностью Иствуда, режиссеру Серджио Леоне, который дал ему «путевку в жизнь». До фильма «Непрощенный» Иствуд в США вообще не считался серьезным режиссером. Фильм же в корне изменил восприятие Иствуда как постановщика и режиссера.

«Дядя Пит говорит, что ты был самой отъявленной сволочью в мире…»

Сюжет вестерна опирается на агрессивный тип поведения и склонность к насилию, к барьеру, к границе насилия в человеке. Главным героем фильма является бывший ковбой и хладнокровный убийца Уильям Мунни. В давние времена он и его единственный друг Нэд Логан совершали злодеяния на просторах Запада, но благодаря своей ныне покойной жене Клаудии, те времена давно канули в прошлое и теперь Мунни обычный бедный фермер с двумя детьми на руках. Дела в хозяйстве у него не в порядке, свиньи болеют, а деньги Мунни нужны, чтобы «поднять» детей. Ему приходится принять предложение племянника бывшего приятеля убить за вознаграждение пару ковбоев, порезавших шлюху.

«Это не просто — убить человека. Ты отбираешь всё, что у него есть. И его будущее тоже»

В фильме изумительный визуальный стиль, который создает ту самую атмосферу Дикого Запада. Иствуд вносит в жанр мрачное настроение даже на визуальном уровне. Постоянный оператор Иствуда Джек Н. Грин настойчиво снимал кадры неба в духе Эль Греко, создавая гнетущую атмосферу. Unforgiven напоминает о традиционных составляющих жанра — характерных ландшафтах Запада и всадниках на их фоне. При этом он обращает внимание зрителя на то, что романтика путешествий под открытым небом на самом деле сопряжена с некоторыми неудобствами, в частности с плохой погодой. Так же стоит обратить внимание на красивые пейзажи в фильме, здесь природа как бы манит за собой зрителя туда, где красиво восходит закат, а ночи так спокойны и тихи. Заслуживает восхищения и полностью отстроенный городок для этого вестерна: здесь каждый дом воссоздан с исторической точностью. Некоторые зрители могут пожаловаться, что действия, происходящие в этих домах слишком темны, но ведь так в действительности и было. В те времена, когда происходит действие, единственным искусственным источникам света были масляные лампы. И та достоверность, с которой Иствуд передал это в фильме, вкупе с великолепной актерской игрой, достойно похвалы.

«Я и сам это слышал, Боб, даже думал, что уже в аду, потом понял что это лишь Небраска»

Нас знакомят с одним из главных персонажей — шерифом по имени Малыш Билл в исполнении Джина Хэкмена. В первом приближении он нам кажется хорошим, таким защитником города, правильным человеком, строящим дом. Он считает, что все делает правильно, просто хорошо выполняет свою работу. У него, возможно, есть насилие в прошлом, как и у Уильяма Мунни, но он старается действовать рационально. Он представитель закона, и таким образом на стороне Добра. Но чувство вины за прошлое его не мучает, как Мунни. Он не сомневается, что его стремление держать все под контролем на мушке — правильное, и он полагает, что акт насилия, им совершенный, будет примером, который станет уроком для любого, кто вознамерится нарушить покой городка. В душе он садист. Прирожденный ли он садист, или его садизм является следствием того, что у него появился вкус к насилию в результате какого-то жизненного опыта — этого нам знать не дано. Но его тяга к насилию порождает насилие и он несет ответственность за его эскалацию. В самом начале нам может показаться, что он дарует справедливость порезанной шлюхе, посредством приема семи лошадей за физический ущерб. В дальнейшем же процессе просмотра мы видим что, его недостаточное внимание к вопросу акту насилия над женщиной, его равнодушие, запускает весь механизм сюжета, который приводит его прямо к собственной смерти. Именно эта черта отличает данный вестерн от прочих. В нем гораздо больше уделено внимание насилию и его последствиям, чем в его предыдущих картинах. В прошлых вестернах убивали с изяществом, здесь людей не убивают просто так, и нет ни одного акта насилия, оставшегося без последствий.

«Ему стоило вооружить себя, если он решился украсить свой салун моим другом»

Unforgiven состоит из двух параллельных историй, одна из которых — это история о журналисте W.W. Beauchamp, собирающемся напечатать легенду о Диком Западе, а другая — полностью ей противоречащая. Все меняется в процессе повествования, все начинается в одном месте и заканчивается совершенно в другом. Эпизод, в котором Мунни узнает о смерти Нэда Логана, он вновь становится тем, кем он был всегда. И его не остановить никому. В этом можно увидеть триумф мести, когда человек прибегают к насилию, чтобы восстановить справедливость. В то же время не бывает плохого или хорошего парня с револьвером. Если ты убил — ты убийца. И никакие благие намерения тебя не оправдают. Единожды отобрав жизнь у кого-то, ты непрощенный.

«Я не заслужил такой смерти… я строил дом…
- Заслужил или нет — никакой разницы!»

Итожим мы наш анализ режиссерских работ Клинта Иствуда разбором «Непрощенного» — наиболее личного фильма этого постановщика. Большую часть своей актерской карьеры отдав вестернам, Иствуд превращает «Непрощенного» в рефлексию об этом жанре, демифологизируя образы обаятельных антигероев, которые он создавал в лентах того же Леоне и других режиссеров. «Непрощенный» — вполне серьезная драма-размышление о нестандартном персонаже, которому не дают покоя преступления юности, пальба и убийства в ней почти отсутствуют (за исключением финала и еще двух-трех небольших сцен), большая часть экранного времени — это диалоги-воспоминания о былом.

Заглавный герой Уильям Мани показан на склоне лет, когда из-за любви к жене попытался изменить свою жизнь наемного убийцы и алкоголика, но вынужден вернуться к брошенному ремеслу. До последнего момента зритель недоумевает, что это за слухи о бесстрашном убийце, который и на лошадь-то сесть не может и стрелять разучился. Иствуд и его сценарист не жалеют комических красок, чтобы показать, сколь жалок Мани в амплуа домохозяина и фермера, но при этом он — любящий отец и верный муж. Режиссер умело избегает кровавых подробностей, оставляя за кадром былые зверства Мани, замещенные рассказами о них, из-за этого у зрителя холодеет кровь, когда он узнает биографию персонажа Иствуда.

Прекрасные осенние пейзажи, великовозрастные герои, общая ностальгическая атмосфера не столько по преступлениям, сколько по молодости, — своего рода печаль о закате вестерна как жанра, ведь Леоне и Иствуд были одними из его могильщиков, полностью уничтожив его этическую однозначность, они похоронили и очарование вестерна. Задача Иствуда как режиссера и актера в «Непрощенном» показать, как все было на самом деле, дегероизировать Дикий Запад. Для этого ему и нужны персонаж Джина Хэкмена — шерифа-беспредельщика и эпизод с британским киллером-гастролером в исполнении Ричарда Харриса. Американцы периода освоения Дикого Запада — сплошь ницшеанцы, перешагивающие мораль и готовые убивать, таков их портрет как народа в «Непрощенном».

Однако, как всегда у Иствуда герои делятся на три типа, о которых мы уже говорили, просто между волками и овчарками на Диком Западе очень зыбкая грань: защищая слабых, можно легко опьянеть от крови, и стать волком, палачом. Через весь фильм проходит размышление о том, что значит убивать, о том, как нелегко это сделать, как призраки убитых навсегда преследуют убийцу. Так молодой киллер-понтовщик, пришедший просить помощи Мани, воплощает подростковое представление об убийстве — легкое, кайфовое и безболезненное, но, по мысли режиссера, надо самому убить, чтобы понять, что это такое. Мани осознает, что он неисправим, что за ним идет ад, что он не будет прощен ни Богом, ни людьми, что он отвержен мирозданием онтологически и кроме метафизического одиночества его ничего не ждет: как назывался один из ранних вестернов Иствуда «Имя ему Смерть» — эти слова из Апокалипсиса про таких как Мани.

Не важно, кого и почему он защищает, по мысли Иствуда-режиссера, он хуже всех остальных, ибо, исправившись, изменившись, он все равно возвращается делать зло, а убийство, по Иствуду, есть зло, не важно во имя чего оно совершается. В «Непрощенном» Иствуд будто снимает кино о самом себе: роли убийц и преступников так давят на него, что он понимает, это было недопустимо. Нельзя было прославлять и восхвалять противозаконные, чудовищные поступки, нельзя было щеголять амплуа ницшеанца-сверхчеловека. И вот теперь он возвращается к нему в 1992 году в последний раз, чтобы расквитаться с ним и всей ницшеанской философией.

Ни «Малышка на миллион», ни «Американский снайпер», ни «Дело Ричарда Джуэлла» еще не были им сняты, но уже тогда, в 62 года Иствуд понимал, что ницшеанство как мировоззрение и образ жизни глубоко противоестественны и ложатся тяжким грузом на всякого, кто исповедовал его в молодости. Будучи правым, республиканцем и либертарианцем в политике, Клинт Исвтуд прошел в режиссуре большой путь, путь от культа силы и своей мускулинной харизмы к гуманизму и состраданию слабым и их бедам.

Никогда не писав сценариев к своим фильмам, Иствуд-режиссер создал удивительную киновселенную, построенную на диалоге с философией Фридриха Ницше. Понимая, что овчарка может вновь одичать и стать волком, а защитник — палачом, ведь именно об этом «Непрощенный», Иствуд в своем самом личном фильме, бесстрашно критикует себя за ошибки молодости, за свое укоренившееся актерское амплуа, с которым он не хочет более иметь ничего общего. Ведь эволюция фильмов Иствуда-режиссера, как мы видели, это путь обретения им жизненной мудрости, превращение сверхчеловека в гуманиста. В приближающийся 90-летний юбилей этому постановщику, подлинному Автору кино, можно лишь пожелать не останавливаться на лестнице этого человеческого преображения, ибо она не имеет конца.