Теорема Зеро

«Теорема Зеро» — единственный фильм Гиллиама, который я смотрел на большом экране, пересматривая его теперь в домашних условиях, могу с полной уверенностью сказать, что это наиболее тягостная и мрачная картина этого режиссера, гнетет как в кинотеатре, так и дома, она почти напрочь лишена его фирменного юмора, хотя и не столь жутка, как «Страна приливов». По моему скромному мнению, даже в области визуальной безудержности, визионерской проработанности некоего искусственного мира (как и в «Бразилии», и «12 обезьянах» — это предполагаемое будущее) «Теорема Зеро» не имеет себе равных в гиллиамовской фильмографии. Картины «дивного нового мира» насыщены деталями и при этом лапидарны, ведь большая часть экранного действия разворачивается в замкнутом пространстве дома главного героя.

Гиллиам не скупится на горькие саркастические акценты, чтобы подчеркнуть, что в эпизоде вечеринки каждый ее участник — на «своей волне», со своим гаджетом и в наушниках танцует и слушает свою музыку. Также и на улице, и в офисе, где работает Коэн, каждый погружен в свою работу и почти не общается с окружающими: мир будущего, по Гиллиаму, — это уже не торжество бюрократии, как в «Бразилии», а, как говорил в свое время Бодрийар, «экстаз дискоммуникации». В русле таких значительных фильмов последних лет, как «Она» Спайка Джонса и особенно (к сожалению, уже подзабытый) канадский артхаусный шедевр «Влюбленный Тома», Гиллиам демонстрирует неутешительную судьбу человеческой сексуальности и вообще общения полов, которое все больше виртуализируются и переносятся в сеть.

В то же время, роль цифровых технологий в нарушении коммуникации между людьми — важная, но не главная тема «Теоремы Зеро», ведь подключая свои знания из области кибернетики, синергетики, математики, Гиллиам создает по сути дела научную притчу об иррациональности и непознаваемости мироздания, о выстраивании в будущем вполне хакслианско-замятинской диктатуры по гомогенизации и упорядочивании хаоса жизни, которая строится лишь на невежестве людей. В будущем, как показывает Гиллиам в «Теореме Зеро» людям предоставлены все формы наслаждений, никто их за это не только не преследует, но и всячески поощряют гедонистический, чувственный эскапизм от любого самостоятельного мышления и экзистенциального вопрошания.

Каким бы психически неполноценным не казался Коэн (сравните его с вундеркиндом Бобом — счастливым дитя цифровой эры, прекрасно в ней ориентирующимся), как бы его не тяготила неразрешимость мучающих его онтологических и теологических вопросов, он — все же доцифровой человек, он слишком глубок для изображаемого Гиллиамом мира. «Теорема Зеро» — это прежде всего фильм об одиночестве, старомодности духа в мире телесного идиотического счастья: живя в опустевшем костеле, Коэн естественно задается вопросом о существовании Бога, и своим собственным бытием на него отвечает — пока живы такие нелепые люди как он, которым все мало и которые тянутся к небесам, для которых жизнь лишь в материальном измерении пуста и бессмысленна, Бог есть, Он эхом отзывается в их неуспокоенности и вопрошании наперекор моде и современности.

Навязчиво и систематически в «Теореме Зеро» повторяется образ все засасывающей черной дыры, становящейся символом вселенной, стремящейся к своему концу, и апокалипсиса в отдельно взятой душе, — в конечном счете для Гиллиама это метафора хаотичности жизни, невозможности привести ее к однородности, к понятным схемам, к формальной логике. Именно это и пытается сделать гигантская технократическая корпорация, требующая от Коэна доказательств Теоремы Зеро о том, что все — это ничто, но любые попытки научно обуздать жизнь рассыпаются в прах. Для Гиллиама, как истинного гуманитария, технократия и сциентизм с их любовью к порядку и логике всегда будут стоять на службе тоталитарных режимов будущего, одержимых всеобщей гомогенизацией и уравниловкой.

Так одинокий вычислитель Коэн с его полубезумным поведением и затворническим образом жизни (чем не слепок с Григория Перельмана?) находит в себе силы пусть для чисто деструктивного, луддитского, но все же бунта. В отличие от Уинстона Смита и Джулии, героев «1984», для которых запрещенные чувства сами по себе становятся формой протеста, Коэн — эмоциональный инвалид, хотя в какой-то момент он и решает противопоставить подлинную любовь вездесущей рациональности цифрового бытия и виртуализированной сексуальности, но… Гиллиам — художник не голливудской формации.

«Теорема Зеро» — горький фильм, снятый человеком (в это сейчас трудно поверить!), который когда-то работал с группой «Монти Пайтон» и абсурдистски весело шутил. Однако, с годами пришла мудрость, да и время необратимо изменилось: иллюзии бэби-буммеровской культурной оргии сменились тяжелым похмельем, безнадегой и обнажением колоссального обмана идеализма 60-х, в сексе, общении, искусстве сулившего освобождение, а обернувшегося еще большим закрепощением и взаимным отчуждением людей, которые сотнями тысяч предпочитают сидеть в виртуальном пространстве, пренебрегая реальностью. «Теорема Зеро» — мрачное кино, но оно не мрачнее нашего мира, соблазняющего земными благами, распространяющего всюду тлетворный гедонистический дух, призывая человека взамен лишь к одному, — отказаться от поисков смысла бытия, рассчитать Теорему Зеро так, чтобы в основании всего лежал абсолютный ноль, который в итоге и засосет всех тех, кто не имел в себе мужества бросить вызов нашей чудовищной современности.

-Значит ответа нет?
-Смотря на какой вопрос.
-Для чего я живу?

«Теорема Зеро» — весьма необычная на первый взгляд и абсолютно уникальная картина, чувственная и красивая, но всё это сделано в определённых рамках, которые либо не раскрылись, либо раскрылись для каждого по своему.

Весь концептуальный замысел фильма выражен весьма прямолинейно, также видно, что фильм использует эту самую, порой излишнюю открытость, для захвата большей аудитории, мистер Гиллиам знает, куда и чем стрелять. А вот плюс это или скорее минус, пусть каждый опять же решит для себя сам.

Кристоф Вальц — сказать, что он сыграл замечательно — не сказать ничего. Хоть он и не является феноменом, но десяток значимых и крупных ролей он наберёт. И он действительно обладает актёрским талантом, обидно, что его открыли так поздно.

У Мелани Тьерри весьма экстравагантная роль, которая пришлась ей явно к лицу, даже возник вопрос, не переплюнула ли она Марго Робби, в стилистически схожем образе? Определённо одна из самых ярких и лучших ролей Мелани, если на самая лучшая.

Терри Гиллиам — уникальный режиссёр, определённо имеющий свой неповторимый почерк. Во время просмотра возникало ощущение схожести его стилистики с Тимом Бёртоном, или у Тима Бёртона с ним. Что ни в коем случае не упрёк.

Также стоит отдельно отметить, что Мэтту Дэймону, Тильде Суинтон и Дэвиду Тьюлису подобрали замечательные, точнейшие образы, они шикарно выглядят и находятся там, где нужно. Великолепное чутьё.

В общем и целом, достойная малобюджетная картина, которая, хоть и не отбилась в прокате, но, я думаю, не много этим потеряла. И несомненно занимает своё заслуженное место на полке кинематографа.

Совсем недалекое будущее XXI века, точнее его середина. Лондон, охваченный силлогичным хаосом технократии, мегаполис, брошенный в пучину бесконечного многоцветного кислотного карнавала. Здесь нет более власти номинальной Королевы, строго контролируемая всесильным Менеджментом Анархия пришла в Соединенное Королевство. Сид Вишес был бы этому очень рад. Нет Бога, есть лишь неоспоримый и неумолимый мир виртуальной реальности, искусно заменившей собой жизнь реальную. Нериддикоподобный отшельник-хакер Коэн Лет, обитающий в заброшенной церкви под множественным прицелом гаджетов разной степени апгрейда, но отнюдь не полезности и ожидающий вот уже не один десяток лет телефонный звонок, благодаря чрезвычайной настойчивости Менеджмента соглашается разгадать «Теорему Зеро». Однако даже для такого гения, как Коэн, это задание оказалось практически невыполнимым.

Впервые широко представленный в рамках конкурсной программы прошлогоднего 70-го Венецианского кинофестиваля, последний по счету полнометражный фильм знаменитого британского мастера эксцентрического иллюзиона и сатирического визионизма, а также и жанрового ревизионизма, вылетевшего из-под крыльев одного из самых культовых скетч-проектов ХХ века «Монти Пайтон» Терри Гиллиама, «Теорема Зеро» 2013 года по сути своей является завершающей частью неформальной антиутопической трилогии режиссера, начатой «Бразилией» 1985 года и продолженной уже в середине 90-х годов «12 обезьянами».

Даже среди чрезвычайно богатого на разнообразные антиутопические видения и постапокалиптические кошмары 2013 года, «Теорема Зеро», ставшая едва ли не самым малобюджетным после откровенной маргинальной «Страны приливов» творением Гиллиама, которому для полноценного производства картины хватило лишь восьми миллионов долларов, 37 дней и скромных локаций в Румынии, однозначно воспринимается не столько как очередное пророчество и предупреждение современному обществу, сколь просто представляя из себя витиеватый и китчевый комментарий режиссера к реальности нынешней, без явных привязок к социополитическому положению и пристального, дотошного внимания к историческому контексту, вписанному в сюжетную структуру ленты схематично. Рассказывая о якобы далеком будущем, Гиллиам в «Теореме Зеро», обращая свой хитрый прищур в прошлое, проецирует настоящее, оставаясь верным своему яркому и самобытному стилю изощренного повествователя.

«Теорема Зеро» — камерное, герметичное, даже в чем-то клаустрофобическое кино, лишенное аберратного масштаба основного действия и имеющее, в первую очередь, расширенную внутреннюю, а не внешнюю перспективу — искусно сочетает в себе художественные элементы как классических антиутопий «Мы» Замятина и «1984» Оруэлла(впрочем, концепция Большого Брата в фильме Гиллиама уже не столь однозначна; на всевидящее око тоталитарной компьютерной системы, технократической деструктивной для разума человека деспотии Гиллиам смотрит не под углом вселенского ужаса, а с эдаким черным юмором и прущим отовсюду гротеском), так и киберпанка, ибо не очень трудно разглядеть в ленте отсылки как к небезызвестной «Матрице»(хотя, конечно же, Коэн Лет куда как более внутренне зрел и необычен в пику Нео), так и к образцам японского аниме, из которого преимущественно и перекочевала отдающая стилем барокко и избыточного китча визуальная составляющая картины(мимишный развратный персонаж Мелани Тьерри есть в чистом виде японским фетишем, однако с душой, а не только жаждущим плоти и эмоций белым телом).

Но едва ли «Теорему Зеро» можно назвать классической антиутопией, каковой, к примеру, была «Бразилия», выносившая приговор тотальной бессмысленной бюрократической машинерии. Фильм Гиллиама это в большей степени изобретательная философская притча, настроенная на привычную для режиссера волну «магического реализма» и обобщений в духе немецких экспрессионистических кинематографических воззрений вплоть до «Метрополиса» Фрица Ланга. Вместо типичного героя-одиночки большинства антиутопий, ставящих перед собой цель свержения диктатуры и построения веселого светлого будущего, Гиллиам избрал таковым колоритного социопатического фрика и отшельника, не столько Борца, сколь эдакого переосмысленного им кастанедовского Странника в поисках Истины и корпящего над вопросами мироздания, над обретением смысла жизни. Красочный мир, сконструированный Гиллиамом как демиургом, на первый взгляд есть воплощением законов логики и математических формул, требующих своего решения. Однако для Гиллиама такое состояние общества, существующего по механистическим правилам технократического фашизма, катастрофично — как и в недавнем дебюте южнокорейца Пон Чжун Хо «Сквозь снег» зритель видит мир, в котором нет Бога; он выброшен на помойку реальности и заменен суррогатом компьютерных симулякров. Совершенно неслучайно носящий ветхозаветное имя, герой Кристофа Вальца становится Пророком, который, разгадав заветную теорему Ноль, согласно которой бытие человека есть не более чем набором случайностей и лишено явственной своей сути, будучи подчиненным лишь логическому автоматизму, способен эту теорему и ее апологетов в лице седовласого Менеджмента и телевизионных лже-неофитов в конце концов свергнуть, и приблизить свой замкнутый неуютный мирок к далекому, но столь желательному Раю, который, впрочем, находится тоже за пределами прозаической маскарадной реальности.

Безусловно, идеологическое наполнение фильма едва ли страдает новизной. Фильм напрочь лишен тяжелых умозрительных решений, однако форма не подавила в нем содержание, картина смотрится легко, на одном дыхании, будучи более близкой не к серьезным философским кинополотнищам, а к эдаким игривым футуристическим и фантасмагорическим черным комедиям. Мир без любви спасет любовь, которую еще можно при желании пробудить даже среди всеобщей холодной машинерии и хаоса человеческого сознания, запутавшегося в мнимой реальности миллионов материнских плат, смысл жизни заключен в самой жизни, в каждом дне благополучного пребывания на Земле, не нужны никакие сложносочиненные постмодернистские теоремы. Смысл жизни по Терри Гиллиаму обретает в «Теореме Зеро» черты идей канувших в Лету хиппи, возродившихся гламурными хипстерами.

Совсем недалекое будущее XXI века, точнее его середина. Лондон, охваченный силлогичным хаосом технократии, мегаполис, брошенный в пучину бесконечного многоцветного кислотного карнавала. Здесь нет более власти номинальной Королевы, строго контролируемая всесильным Менеджментом Анархия пришла в Соединенное Королевство. Сид Вишес был бы этому очень рад. Нет Бога, есть лишь неоспоримый и неумолимый мир виртуальной реальности, искусно заменившей собой жизнь реальную. Нериддикоподобный отшельник-хакер Коэн Лет, обитающий в заброшенной церкви под множественным прицелом гаджетов разной степени апгрейда, но отнюдь не полезности и ожидающий вот уже не один десяток лет телефонный звонок, благодаря чрезвычайной настойчивости Менеджмента соглашается разгадать «Теорему Зеро». Однако даже для такого гения, как Коэн, это задание оказалось практически невыполнимым.

Впервые широко представленный в рамках конкурсной программы прошлогоднего 70-го Венецианского кинофестиваля, последний по счету полнометражный фильм знаменитого британского мастера эксцентрического иллюзиона и сатирического визионизма, а также и жанрового ревизионизма, вылетевшего из-под крыльев одного из самых культовых скетч-проектов ХХ века «Монти Пайтон» Терри Гиллиама, «Теорема Зеро» 2013 года по сути своей является завершающей частью неформальной антиутопической трилогии режиссера, начатой «Бразилией» 1985 года и продолженной уже в середине 90-х годов «12 обезьянами».

Даже среди чрезвычайно богатого на разнообразные антиутопические видения и постапокалиптические кошмары 2013 года, «Теорема Зеро», ставшая едва ли не самым малобюджетным после откровенной маргинальной «Страны приливов» творением Гиллиама, которому для полноценного производства картины хватило лишь восьми миллионов долларов, 37 дней и скромных локаций в Румынии, однозначно воспринимается не столько как очередное пророчество и предупреждение современному обществу, сколь просто представляя из себя витиеватый и китчевый комментарий режиссера к реальности нынешней, без явных привязок к социополитическому положению и пристального, дотошного внимания к историческому контексту, вписанному в сюжетную структуру ленты схематично. Рассказывая о якобы далеком будущем, Гиллиам в «Теореме Зеро», обращая свой хитрый прищур в прошлое, проецирует настоящее, оставаясь верным своему яркому и самобытному стилю изощренного повествователя.

«Теорема Зеро» — камерное, герметичное, даже в чем-то клаустрофобическое кино, лишенное аберратного масштаба основного действия и имеющее, в первую очередь, расширенную внутреннюю, а не внешнюю перспективу — искусно сочетает в себе художественные элементы как классических антиутопий «Мы» Замятина и «1984» Оруэлла(впрочем, концепция Большого Брата в фильме Гиллиама уже не столь однозначна; на всевидящее око тоталитарной компьютерной системы, технократической деструктивной для разума человека деспотии Гиллиам смотрит не под углом вселенского ужаса, а с эдаким черным юмором и прущим отовсюду гротеском), так и киберпанка, ибо не очень трудно разглядеть в ленте отсылки как к небезызвестной «Матрице»(хотя, конечно же, Коэн Лет куда как более внутренне зрел и необычен в пику Нео), так и к образцам японского аниме, из которого преимущественно и перекочевала отдающая стилем барокко и избыточного китча визуальная составляющая картины(мимишный развратный персонаж Мелани Тьерри есть в чистом виде японским фетишем, однако с душой, а не только жаждущим плоти и эмоций белым телом).

Но едва ли «Теорему Зеро» можно назвать классической антиутопией, каковой, к примеру, была «Бразилия», выносившая приговор тотальной бессмысленной бюрократической машинерии. Фильм Гиллиама это в большей степени изобретательная философская притча, настроенная на привычную для режиссера волну «магического реализма» и обобщений в духе немецких экспрессионистических кинематографических воззрений вплоть до «Метрополиса» Фрица Ланга. Вместо типичного героя-одиночки большинства антиутопий, ставящих перед собой цель свержения диктатуры и построения веселого светлого будущего, Гиллиам избрал таковым колоритного социопатического фрика и отшельника, не столько Борца, сколь эдакого переосмысленного им кастанедовского Странника в поисках Истины и корпящего над вопросами мироздания, над обретением смысла жизни. Красочный мир, сконструированный Гиллиамом как демиургом, на первый взгляд есть воплощением законов логики и математических формул, требующих своего решения. Однако для Гиллиама такое состояние общества, существующего по механистическим правилам технократического фашизма, катастрофично — как и в недавнем дебюте южнокорейца Пон Чжун Хо «Сквозь снег» зритель видит мир, в котором нет Бога; он выброшен на помойку реальности и заменен суррогатом компьютерных симулякров. Совершенно неслучайно носящий ветхозаветное имя, герой Кристофа Вальца становится Пророком, который, разгадав заветную теорему Ноль, согласно которой бытие человека есть не более чем набором случайностей и лишено явственной своей сути, будучи подчиненным лишь логическому автоматизму, способен эту теорему и ее апологетов в лице седовласого Менеджмента и телевизионных лже-неофитов в конце концов свергнуть, и приблизить свой замкнутый неуютный мирок к далекому, но столь желательному Раю, который, впрочем, находится тоже за пределами прозаической маскарадной реальности.

Безусловно, идеологическое наполнение фильма едва ли страдает новизной. Фильм напрочь лишен тяжелых умозрительных решений, однако форма не подавила в нем содержание, картина смотрится легко, на одном дыхании, будучи более близкой не к серьезным философским кинополотнищам, а к эдаким игривым футуристическим и фантасмагорическим черным комедиям. Мир без любви спасет любовь, которую еще можно при желании пробудить даже среди всеобщей холодной машинерии и хаоса человеческого сознания, запутавшегося в мнимой реальности миллионов материнских плат, смысл жизни заключен в самой жизни, в каждом дне благополучного пребывания на Земле, не нужны никакие сложносочиненные постмодернистские теоремы. Смысл жизни по Терри Гиллиаму обретает в «Теореме Зеро» черты идей канувших в Лету хиппи, возродившихся гламурными хипстерами.